Иван Падерин - Ожоги сердца

• Название: Ожоги сердца
• Автор: Иван Падерин
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 1988
• ISBN: 5-265-00213-8

Тематика сборника известного писателя И. Г. Падерина разнообразна: рабочий класс (повесть «На Крутояре»), солдаты Великой Отечественной войны, плодотворно работающие в настоящее время (повести «Ожоги сердца» и «Не уходя от себя»), прошлое нашей Родины (очерки).

---

Разумеется, я не верю в духов, вселяющихся в деревья, но когда склонился перед сосенками с именами братьев Гончаровых, мне показалось, что в эту минуту на них заискрились слезинки прозрачной смолы, заискрились блеском янтаря приветливо и грустно.

— Где же вы сложили свои головы, герои?

Павел Васильевич погиб под Москвой в декабре сорок первого, Игнат Васильевич и Михаил Васильевич в октябре сорок второго под Сталинградом, Антон Васильевич в сорок пятом под Берлином…

Так застолбила дорогу Победы от Москвы до Берлина семья листвянского колхозника Василия Гончарова. Над могилами павших под Москвой, Сталинградом и Берлином стоят памятники. На них среди других имен имена братьев Гончаровых, а здесь, в Листвянке, их увековечили живые деревья. И вместе с ростом этих деревьев будет все глубже и глубже укореняться в сердцах и сознании новых поколений листвянцев, не знающих старения и усталости, память о погибших на войне земляках, расти и крепнуть любовь и преданность Родине, во имя которой отдали свои жизни братья Гончаровы, сыновья Михаила Ильенко — Петр, Иван, Илья, Павел, Сергей, обозначенные в списке под номерами с 21-го по 25-й, и пятеро Черкашиных — Гавриил, Сергей, Василий, Михаил, Андрей.

Дочитываю список листвянцев, погибших на фронтах Великой Отечественной войны:

«43. Шевцов Николай Иванович,

44. Шкевидов Андрей Михайлович».

Подумать только, из деревеньки в пятьдесят дворов война выхватила безвозвратно сорок четыре земледельца. Сорок четыре, да каких…

— Как же выжила без них Листвянка?

— Восполнить такой урон хлеборобов и за десять лет Листвянка не смогла. И когда довоенные дети стали взрослыми, только тогда открылась возможность возродить хозяйство, преобразить Листвянку…

Так объяснили мне сорокалетний председатель колхоза Николай Иванович Сицуков и председатель сельсовета Федор Михайлович Равцов, среднего роста, смугловатый сибиряк, рожденный тоже накануне войны.

Беседуя с ними о прошлой и сегодняшней Листвянке, я, естественно, не мог обойти очень важную, на мой взгляд, проблему нашего времени — рождаемость. И тут же получил весьма интересную справку.

— До семьдесят четвертого года, — сказал председатель сельсовета, — рождаемость в Листвянке горько вспомнить: в три года один ребенок. А вот с семьдесят четвертого по сентябрь восьмидесятого — пятьдесят пять новорожденных. Наиболее «урожайными» были годы семьдесят шестой — десять новорожденных — и семьдесят девятый — девять. Детской смертности не было! За эти же годы зарегистрировано более тридцати браков.

— А разводов? — спросил я.

— Один в семьдесят пятом. Сошлись, что называется, на вокзале перед поездами в разные концы… Деревня не город, здесь, как на чистой воде, каждая невеста и каждый жених приглядываются друг к другу почти с пеленок. Сошлись, так нечего в разные характеры играть. А хитрить на глазах сельчан совесть не позволит. У листвянцев в этом плане свои законы.

— Какие?

— Листвянские… Парни у нас как на подбор, рослые, работящие. И девушки той же листвянской породы, — вроде шутя уточнил председатель колхоза.

3

Разговор, начатый в правлении, продолжился за столом в квартире слесаря молочного комплекса Николая Петровича Загуменных и его жены Любови Петровны. Они рождены перед войной. У них два сына. Старшему двенадцать, младшему пять. Квартира из трех комнат — общая площадь 98 метров. Комнаты обставлены добротной мебелью из полированного дерева. Есть радиоприемник с проигрывателем, цветной телевизор, газовая плита на кухне, водопровод и телефон — все как в хорошо благоустроенной городской квартире.

— Телефон, вероятно, только для внутренней связи? — поинтересовался я.

— Почему? — удивилась Любовь Петровна. — В нашем колхозе пятьдесят пять квартирных телефонов, и с каждого хоть сейчас можно заказать Москву. Если наш Алексей Архипович еще раз полетит в космос, мы прямо отсюда будем держать с ним связь.

— Лишние помехи, — заметил ее муж голосом человека, озабоченного перегрузками космонавтов. — Там им и без наших звонков обязанностей как в мешке зерна…

Как-то незаметно перешли к обмену мнениями о текущих делах и заботах.

— Дел много, забот еще больше, особенно у механизаторов, — сказал Николай Петрович.

Он сын ветерана войны Петра Васильевича Загуменных, известного в свое время тракториста, унаследовал отцовскую привязанность к племени сельских механизаторов. Перечисляет объем работы тракторного и автомобильного парка Листвянки так, словно все тринадцать гусеничных, пятнадцать колесных тракторов и одиннадцать комбайнов выстроились перед ним с отчетом о проделанной работе и ждут новых заданий. А ведь он всего лишь слесарь. До недавних пор такой специальности в колхозе не значилось.

— Не обделило нас государство тракторами и комбайнами, — согласился с ним председатель колхоза. — Техника подняла Листвянку на ноги, теперь пора шагать во весь рост, но…

— Но как у нас обстоит дело с механизаторами? — вопросительным голосом подхватил мысль председателя Николай Петрович и, помолчав, ответил: — Их постоянно не хватает. Особенно хороших. А посадишь, скажем, на гусеничный неопытного, он запорет его в первый же день, и стоит такая махина — в семьдесят пять лошадиных сил! — целую неделю. Ремонтников ждет. Как тут быть, если мы к концу будущей пятилетки планируем увеличить дойное стадо с четырехсот до двух тысяч голов? Встанет такой трактор с кормами на полдороге — и пересохнет молочная река. Причина? Нерадивый, неопытный тракторист.

В размышления о кадрах механизаторов, о завтрашнем дне Листвянки включилась Любовь Петровна.

— Надо в нашей школе-восьмилетке готовить трактористов и ремонтников, — говорила она. — Прямо с пятого класса. Да, да, с пятого, не удивляйтесь. Ведь, как рассказывал отец, раньше вот такие бесштанники в шесть лет умели управлять лошадью, работали в поле бороноволоками. Трактор теперь у нас тоже лошадь. Вот и пусть наши дети уже со школьной скамьи умеют управлять такой машиной. Выводить целыми классами мальчишек и девчонок прямо в поле и там принимать у них зачеты по технике и вождению. Кончил школу — получай права тракториста, шофера, слесаря. К тому же тракторист почти готовый танкист. Обязательно надо учить ребятишек трудиться до усталости, до третьего пота, а не играть в труд. Тогда и грамота пойдет впрок.

Как видно, этот вопрос не раз обговаривался в семейном кругу, и я спросил:

— А если сыновья не захотят быть трактористами, вдруг их потянет в город?

— В таком деле ничего «вдруг» не бывает. И зачем им тянуться в город, если те, что раньше покидали Листвянку, теперь возвращаются?

Любовь Петровна рассказывает о своем домашнем хозяйстве. У них есть корова.

— Крестьянский двор без коровы что дырявый мешок на загорбке — на каждом шагу пустеет и пустеет, — говорит она и тут же раскрывает перед нами свои экономические выкладки. У них Малютка, так называют они свою корову симментальской породы, в летнее время дает по восемнадцать — двадцать литров молока в день, жирность четыре процента. В минувшем году они сдали тысячу литров — на двести шестьдесят рублей, нынче рассчитывают сдать больше. Себе доход, и государству польза. Выращивают нынешнюю телочку от Малютки, а прошлогоднего бычка готовятся отправить на мясокомбинат живым весом — тоже доход.

— Вот так, — обобщает она. — Нынче почти все листвянцы вышли косить сено для личного скота. За ум взялись. А куда деваться? Каждый день бегать в магазин нет смысла, когда есть корова, которая утром и вечером приносит тебе не бутылку молока, а полное вымя… Восемьдесят листвянцев имеют дойных коров, а с молодняком это стадо нынче возросло до трехсот. Более ста бычков пойдет на увеличение мясного фонда страны.

Любовь Петровна умеет считать — она работает экономистом колхоза.

— Теперь, — говорит она, — уже не надо уговаривать и белоручек взять телочку, обзавестись гусями, поросятами. О личных делах и заботах мне почти нечего говорить. Разве можно теперь отделять личное от общественного? Забот, как у всех крестьянок, хватает… Утром поднимаешься и не знаешь, за какую работу браться. Гуси кричат, их у нас двенадцать, утки себе требуют. Трех поросят тоже надо накормить, теленка напоить, корову подоить, завтрак приготовить, младшего в детсад отправить и к восьми на работу… А муж? Он раньше петухов уходит, в пять часов начинает дробить утреннюю тишину Листвянки своим трактором на комплексе. Ему тоже хватает дел, и там, и тут заботы… Пусть дети видят, что нельзя жить беззаботно.

Как просто и емко сказано: «Разве можно теперь отделять личное от общественного… Пусть дети видят, что нельзя жить беззаботно».