Михаил Евзлин - Космогония и ритуал

• Название: Космогония и ритуал
• Автор: Михаил Евзлин
• Издательство: РАДИКС
• Жанр: Эзотерика
• Год: 1993
• ISBN: 5-86463-018-7

Важность космогонии и других генерационных процессов для современного «онтологического» восприятия действительности, проблема космического равновесия, соотношение между «божественным» и «хтоническим», конструктивным и деструктивным, взаимосвязанность мифа и ритуала, «реальность» сотворения мира — вот основные темы, анализу которых на примере конкретных текстов самых разных мифопоэтических традиций (от вавилонской до ведийской, древнегреческой и каббалистической), жанров и эпох (от космогонических поэм и эпических памятников до н. э. до авторских произведений XIX в.) посвящена эта книга.

В остальном — «Книга, лежащая перед читателем, говорит сама за себя» (из предисловия B.H. Топорова).

---

Итак, с одной стороны актуализируется сила  о г н я, а с другой — происходит „непредусмотренное“ истечение  в о д ы. Следует обратить внимание и на то, что Агни дает требуемую информацию  п р о т и в  своей воли («боюсь…), т. e. вынуждается, поскольку не может не сказать  п р а в д ы, представляя справедливость в ее наиболее суровой („огненной“) форме. С другой стороны, поскольку огонь горит в самом „центре“ хтонической утробы[452], выжигая „пространство бытия“, он в силу своей онтологической функции, при любом нарушении, легко трансформируется в деструктивное начало[453]. Двойственная природа огня выражается прежде всего в его  н е с т а б и л ь н о с т и. В ней именно и состоит „грех“ Агни. Агни постигает „высшую радость“, поскольку избавляется от „греха“ своей начальной  х т о н и ч н о с т и  и  н е с т а б и л ь н о с т и[454].

* * *

Тема огня в двух его аспектах (конструктивном и деструктивном, всепожирающем и очищающем) является главной в жертвоприношении Геракла. Как в первом, так и втором случае речь идет не столько о „неудаче“ жертвоприношения, сколько о неэффективности старых методов. Новым методом, невольным „изобретателем“ которого делается Геракл, становится „замещение“ жреческого  г е р о и ч е с к и м. („Провал“ Геракла в качестве жреца парадоксально становится его апофеозом в качестве героя). В трагедии Еврипида он героически восстает из своего страшного хтонического безумия. В Трахинянках Геракл  с а м  сжигает свое пропитавшееся ядом тело, т. е. в тот момент, когда он „хтонизируется“ (становится подобным ядовитым чудовищам) он сам себя уничтожает.

Это  с а м о - ж е р т в о в а н и е  можно представить как переход от внелично-жреческого к лично-духовному. Поэтому имеется трагическая судьба героев, поскольку совершается  п е р е - с т у п а н и е  некоей границы. И оно не может быть никаким иным, как  т р а г и ч е с к и м  и  г е р о и ч е с к и м. Поэтому Индра, Геракл и другие герои „военной функции“ по Дюмезилю — „грешники“. Они — грешники, поскольку действуют в совершенно иной (по сравнению со „старой“) онтологической „ситуации“, в которой брахман (Вишварупа) становится главным фактором энтропической тенденции, некогда прекрасная Горгона — ядовитой Медузой. Персей в качестве сына Зевса является „родственником“ Горгон — внучек Геи и Понта. Как сын Адити и брат Тваштара[455] Индра является „дядей“ убитых им Вишварупы (Трехголового) и Вритры. Геракл как сын Зевса борется со своими хтоническими „родственниками“. Индра, Персей, Геракл преступают не „моральный закон“, но некую „границу“, отделяющую богов от хтонических существ, т. е. они вступают в сферу, в которой по определению отсутствуют какие-либо законы или правила. Переходят они ее в силу абсолютной онтологической необходимости: Вишварупа втайне предназначает „выгоду жертвоприношения“ демонам[456], пьет священную сому, предназначенную для богов. Демон Раху под видом бога пьет амриту; Вритра поглощает свет[457]. Горгона Медуза превращает живое в мертвое, Немейский лев, Лернейская гидра, стимфалийские птицы, кобылицы царя Диомеда опустошают и пожирают. В Предании о победе Индры рассказывается о том, как «удрученные страхом перед Вритрой» боги отправляются за помощью к Вишну (МБх V, 9, 52), который становится „стратегом“ битвы Индры с Вритрой. Индра, бог-воитель, совершает  п р е - с т у п л е н и е  по требованию богов. Руку Персея направляет Афина, рождение Геракла имеет своей целью создание защитника от зла для богов и людей[458].

Превращение  ж р е ц а  богов (Вишварупы) в  д е м о н а, который становится активным энтропическим началом, можно рассматривать как указание на двойственность жреческой функции, имеющей своей причиной близость жреца к опасной хтонической стихии. К Гераклу эта жреческая „диалектика“ имеет прямое отношение[459]. Его подвиги можно рассматривать как  г е р о и ч е с к о е  ее развитие. Однако „двойственность“ переживается здесь непосредственно человеческой личностью, которая как  л и ч н о с т ь  представляет героическое начало, отсутствовавшее в „жреческой сфере“, характеризовавшейся неполной отделенностью от „хтонической сферы“. „Работающий с хаосом“ жрец в конце концов сливается со стихией, которую он должен был „перерабатывать“, организовывать, нейтрализовывать, освобождать от первоначальной ее ядовитости. Индийские данные предоставляют особенно богатый материал в этом отношении. Ср., например, историю проклятия брахманом (т. е. жрецом) царя Парикшита[460]. Проклятие брахмана, поскольку оно  п р о и з н е с е н о, становится  ф а т а л ь н о й (объективной) силой, воспрепятствовать которой никто и ничто не может, т. е.  с л о в о  жреца имеет непосредственную связь с хтонической стихией в ее ядовито-разрушительном аспекте, персонифицируемом разгневанным змеем Такшакой. Соответственно и остановить змеиное жертвоприношении может только брахман, рожденный от змеи. Сказание о спасении змеиного народа брахманом Астикой можно интерпретировать как частичное слияние жреца с хтоном или  х т о н и з а ц и ю  жреца (Астика — наполовину змей, наполовину человек). При этом преобладает хтоническая сторона (Астика спасает змей от полного уничтожения).

Слово брахмана после ритуального произнесения становится фатальной силой, и поэтому змей Такшака действует не по своей воле, но как абсолютно слепая сила хтонической мести и разрушения. Многозначительны слова отца брахмана: «Гнев ведь уносит у аскетов добродетель, накопленную с трудом» (МБх I, 38, 3-12). Ср. гнев-безумие Геракла, которое насылается с тем, чтобы лишить его накопленной с трудом (при помощи подвигов) добродетели. Диалог аскета-брахмана с сыном имеет своей темой хтоническое безумие как непродуктивное и разрушительное, и в этом отношении сопоставим с диалогом Ириды с Лиссой (Eur., Her., 822–873), которая защищает Геракла, сопротивляясь проклятию Геры, но в конце концов, подчинясь воле богини, поскольку хтоническо-ядовитое продолжает пребывать „рядом“ с разумным, светлым, космическим.

В диалоге аскета-отца с брахманом-сыном возможно усмотреть также тему „аскета и жреца“ как предваряющую тему „героя и жреца“. Эта последняя получает полное развитие в Геракловом цикле. Жрец становится жертвой собственного проклятия. В случае Геракла происходит что-что похожее и противоположное: „укушенный“ ядом, действие которого он как жрец должен нейтрализовывать, он  с а м  с е б я  очищает-излечивает при посредстве жертвенного огня, который пожирает его отравленное тело. В этот момент из жреца („ритуального героя“) Геракл превращается в подлинного героя, т. е. он становится героем не благодаря своим подвигам, которые „заданы“, но благодаря своей смерти, которая  в ы б р а н а.

Выманивание чудовища

Следует особо отметить следующую деталь: при появлении героя чудовище прячется в пещеру (Немейский лев, Apoll., Bibl., II, 5, 1) или находится в ней (Лернейская гидра, Ibid., II, 5. 2). В мифе о Кадме змей нападает на спутников героя в тот момент, когда они приближаются к источнику вод, т. е. вторгаются в запретную сферу.

Для того, чтобы убить чудовище, необходимо выманить его из логова, т. е. сделать невидимое видимым, раскрыть скрытое. С этой целью богиня Инара в хеттском мифе о драконе Иллуянке прибегает к помощи человека и вина. Вино одновременно выманивает и делает невозможным возвращение чудовища в его укрытие. Ср. об опустошивших амфоры с вином Иллуянке и его детях: «Они были не в состоянии спуститься в свое логово»[461], т. е. вино обессиливает их. Вынуждая гидру выйти из логова, Геракл создает условия для будущей победы[462]. Сходную функцию, как можно предположить, имеет выманивание и в мифе об Иллуянке. Спящий в открытом месте, дракон становится легкой добычей для Бога Грозы. Выманивание здесь равнозначно убийству: и в том и в другом случае происходит некое расширение или опространствование сжатого элемента, вследствие чего он становится проницаемым.

Основное качество хтонических чудовищ есть сжатость, свернутость, непроницаемость, сверхплотность[463]. Преодоление ее составляет первоначальное содержание космогонического процесса и повторяется на других (нисходящих) уровнях поединка бога (героя) со своим хтоническим противником. Поэтому, подобно тому, как проницание тела Тиамат стрелой предваряется раскрытием ее пасти ветрами, так и в поединке Геракла с Лернейской гидрой непосредственный контакт с чудовищем предваряется выманиванием его из логова.