Майя Плисецкая - Тринадцать лет спустя

• Название: Тринадцать лет спустя
• Автор: Майя Плисецкая
• Жанр: Биографии и Мемуары

Вторая книга воспоминаний выдающейся отечественной балерины Майи Михайловны Плисецкой, охватывающая события 1993–2006 гг., произошедшие после написания первой книги «Я, Майя Плисецкая…», впервые изданной в 1994 году.

---

Родион интересуется:

— Как недалеко?

— Километров триста, всю ночь гнали. Там ребята подобрее оказались. Только вот беда, на паром опоздали.

Эта «проездная эпопея» начинает задевать и меня.

— А как вы с ними изъяснялись, Виктор, на каком языке?

— Да всё больше жестами. Но друг друга понимали.

Всматриваюсь в лицо Митрошина. Оно излучает радость победителя. Но глаза заплыли, веки набухли. Видно, что он смертельно устал.

— А где вы в пути спали? В гостиницах?

— Да мы и не спали вовсе. Так по очереди на ходу подремывали. Машины без присмотра оставить боялись. На паром вот, говорю, опоздали. Мест уже не было. Пришлось в лапу дать. Пятьсот баксов. Но не две тыщи.

— А откуда у вас деньги были?

— В долг взяли. И спонсор у меня один в Челябинске есть. Классный парень...

Мы еще раз обходим всю выставку. Медленно любуемся каждой работой скульптора. Превосходно. Автор дает разъяснения. Оптимизм его неисчерпаем. Просто привезти все это из Челябинска в Париж — подвиг.

— До Парижа-то мы добрались. Но ЮНЕСКО никак найти не могли. Без языка. Полдня колесили, пока не стемнело. Хорошо еще таксиста сопроводить нас уломали…

Я смотрю на них всех троих, и подлая мысль посещает мою голову. Смелый таксист им попался. Встретить трех таких уральских добрых молодцев на двух перегруженных по крышу джипах, в вечернем Париже, с изможденными, невыспавшимися лицами, с флюсом — черт знает, за кого их принять можно — и не сбежать; большое мужество надо.

— А жена ваша, Виктор, не приехала? Вы один?

— Жена меня все ругает. Брось, говорит, своей чепухой заниматься. Глину месишь, все грязь развозишь. Шел бы, говорит, работать, бездельник. Сидим без денег. В долг все живем.

На следующий день посетителей на выставке прибавилось. Добрая молва пошла по Парижу. Директор ЮНЕСКО заводит разговор с Митрошиным о создании им скульптуры во дворе ЮНЕСКО. Желала бы я, чтобы к Митрошину пришло широкое признание. Его талант достоин этого.

Тем временем флюс у митрошинского помощника принял за ночь угрожающие размеры. И добросердечные юнесковские женщины силой ведут страдальца к зубному врачу. Тот, по рассказам, дивился — как можно терпеть такие боли? Сделал операцию. Выкачал гной. Пугал заражением крови. А помощник Виктора в ответ только смущенно поводил плечами…

До чего мой рассказ о выставке Виктора Митрошина в Париже перекликается с сюжетами Лескова! Терпение российского человека, непритязательность его, подлинная скромность при Божьем даре поистине безграничны. Я представляю себе, сколько препон, препятствий, непонимания, скепсиса сопровождает повседневную творческую работу одареннейшего человека.

Сейчас в ходу в России дамские детективы. Их печатают миллионными тиражами. Что из них извлечь можно? Вор на воре. Эротоман на эротомане. Садисты. Убийцы. Кровь. Пули. Доблестные проницательные сыщики. Это то, что с нашей страной происходит? А следовало бы иногда читать и Лескова тоже. Может, лучше поймем, отчего мы такие, как дошли до жизни такой. Откуда истоки? Куда причалим завтра?..

Скульптурный портрет Виктора Митрошина «Майя» кажется мне одной из самых удачных работ современных художников за последнее прожитое мною тринадцатилетие. Я прочитываю в его работе свой характер. Острые углы его. Порывистость, которой я накликала столько забот на голову свою. Даже судьбу свою вижу. И балетное призвание… Словом, схожесть очевидна. Но очевиден и острый глаз скульптура. Его темперамент. Воля. Божий дар.

Глава девятая 11 сентября 2001 года лечу в Америку

Сегодня 11 сентября 2006 года (когда я пишу эти строки). Пять лет минуло с того дня, как мы с Родионом утром 11 сентября сели в самолет в Мюнхене, чтобы через семь с половиной часов приземлиться в Вашингтоне. Телевидение, радио, газеты подробно освещают печальную годовщину. Есть что вспомнить и мне.

На подлете к Вашингтону — в Америке уже наступило утро — самолет резко пошел на снижение. Очень резко. Пассажиры заерзали. Впились в иллюминаторы. Мы с Родионом вдвоем сидим в левом ряду бизнес-класса и тоже пытаемся разгадать причину аварийного снижения.

— Вероятно, техническая неполадка, — предположил Родион.

— А чего нам бояться? Мы вдвоем. Вдвоем ничего не страшно, — ответила я.

Есть у меня с детских лет странная черта в характере. В минуту опасности я успокаиваюсь. Собираюсь. Не паникую.

Пассажиры начали донимать тревожно пробегавших по рядам стюардесс В чем дело? Вынужденная посадка?

— Командир корабля все объяснит. Ждите.

Вот и дождались:

— Америка атакована террористами. Атакованы Нью-Йорк, Вашингтон, Питсбург.

Как это? Как такое возможно? Да еще все те три города, куда мы держим путь!..

...Ужас от внезапной потери близкого человека от рук террористов — мы уже испытали в августе 2000 года. Очень близкий друг, на которого мы оставляли обычно наш московский дом, Шура Ройтберг, погибла от взрыва в подземном переходе на Пушкинской площади в Москве. По ее настоятельной просьбе я величала Шуру в своей прошлой книге Шурой Красногоровой. У нее были непростые отношения с родной сестрой. И Шура не хотела, чтобы я предала огласке наши дружеские отношения. Балет сестра не переносила.

Вместе с тетей Родиона Диной Алексеевной Щедриной Шура шла по Тверской, неся сумку с щедринскими партитурами. На углу Пушкинской площади Шура сказала Дине, что боится движения автомобилей и спустится в переход. Позвала Дину последовать ее маршруту. Та наотрез отказалась:

— Я перейду улицу здесь и буду ждать вас на той стороне у выхода из перехода.

Обе женщины поспорили, какой путь надежнее. Но обе заупрямились и пошли через Тверскую врозь. Каждая выбрала свою судьбу…

Было 6 часов вечера, 8 августа 2000 года.

Дина уже перешла на другую сторону улицы, когда раздался взрыв. Выход перехода заволокло дымом. Гарь. Вопли. Беготня. Сирены. Мигалки санитарных машин.

Дина прождала Шуру четыре часа. Все надеялась. Пыталась разглядеть лица раненых на носилках. Милицейские цепи оттеснили ее. Но она упорно продолжала ждать. Верить в худшее не могла. Лишь через четыре долгих часа решила Дина идти к нам домой. А вдруг Шура уже там? Хотя ключи-то у Дины?..

Войдя в дом, первым делом включила телевизор. Что говорят про взрыв? Какие убийцы его сотворили? И вдруг увидела в хроникальных кадрах распластанное ничком тело в хорошо знакомых ей штанах в полоску. Тех самых, в которых была Шура в свой последний земной день на углу Тверской. Сомнений не было. Шура погибла. Утрата для всех нас была горька и невосполнима.

…Наш самолет посадили в Канаде. В Галифаксе. Мы пробыли там четверо суток.

Нам еще повезло. Пассажиров нашего рейса разместили на военно-морской базе. И четыре дня мы наблюдали, как на плацу маршировали канадские морские пехотинцы. Здоровые, розовощекие, подтянутые ребята. Кормили их на убой. Матросский пищевой рацион был определен и пассажирам нашего лайнера. Рацион — весьма обильный. Супы, бифштексы, яичницы, фрукты в изобилии, кондитерские лакомства, обезжиренные йогурты, пиво из бочек. Нам, конечно, не до еды было. Телевизионные репортажи волновали предельно. Но глядя на аппетит канадских пехотинцев, и мы постепенно все же включились в «пищепоглотительный процесс».

За завтраком Родион, взывая к моей балеринской совести, строго говорил:

— Пора кончать завтракать. Через полчаса обед.

Но это шутки. В душе было неспокойно. Мучила неизвестность. Телефонной связи не было. Лишь к концу вторых суток удалось дозвониться до Нью-Йорка. До моей подруги Элен Атлас. Она и сообщила нашим близким в Москву, Литву и Мюнхен, что мы живы. Целы. Сидим в Галифаксе, как долго — еще неизвестно.

Причин для нашей поездки было две. Питсбургский оркестр — один из лучших коллективов такого рода в мире — по предложению Мариса Янсонса (он был главным дирижером этого оркестра) назвал Щедрина «композитором года». И на открытии филармонического сезона должна была состояться мировая премьера оркестрового сочинения Щедрина «Лолита-серенада». К тому же Янсонс планировал запись компакт-диска с щедринской музыкой.

Мы оба считаем себя поклонниками таланта выдающегося дирижера современности Мариса Янсонса. В далекие годы я танцевала на сцене рижского театра «Лебединое озеро», и отец Мариса Арвид Янсонс замечательно дирижировал. Марис был тогда еще мальчиком, и его отец рассказывал мне, что начал учить сына музыке. А теперь он признаннейший всем миром дирижер. Руководитель лучших оркестров в Амстердаме и в Мюнхене, лауреат «Грэмми», обладатель всех возможных титулов и званий.

Мы тревожимся. Что будет с открытием концертного сезона? Успеем ли? Сколько просидим еще в Галифаксе?