Исай Кузнецов - Жили-были на войне

• Название: Жили-были на войне
• Автор: Исай Кузнецов
• Жанр: Короткие истории
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-17-090082-4

Исай Кузнецов (1916–2010) – прозаик, драматург, автор киносценариев “Достояние Республики”, “Москва – Кассиопея”, “Отроки во вселенной”, “Пропавшая экспедиция”, созданных в соавторстве с Авениром Заком, а также “Золотая речка”, “Похищение Савойи”, романов “Лестницы” и “Все ушли”.

Книгу “Жили-были на войне” И. Кузнецов составил в последние годы жизни из своих военных рассказов и воспоминаний. В 1941 году он ушел на фронт и служил сержантом в понтонных частях, с которыми дошел до Дрездена. Эти рассказы не о боях и сражениях, они о людях на войне. В сборник включены и его мемуарные записки “До и после” – о предвоенной и послевоенной молодости, о друзьях – Зиновии Гердте, Александре Галиче, Борисе Слуцком, Михаиле Львовском, Всеволоде Багрицком, Давиде Самойлове.

---

Капитан усмехнулся и направился во владения старшины Белякова. Бывшая гостиная особняка, превращенная в каптерку, была забита ящиками и мешками, круглый полированный стол завален консервными банками, пачками сигарет, коробками с печеньем и шоколадом, бутылками вина и буханками хлеба, а в углу громоздилась куча солдатского обмундирования.

Старшина сидел на диване с Травниковым, разглядывая плоский деревянный ящик, качал головой и восхищенно цокал языком.

– Взгляните, товарищ капитан, какая великолепная работа! – обратился он к Сереже.

Сережа полюбовался инкрустацией на крышке и, приподняв ее, увидел именно то, что могло бы стать тем сувениром, о котором он подумывал. Бережно вынув из ящичка ствол винтовки, он стал разглядывать выгравированный на нем рисунок.

– Потрясающе! – проговорил он. – Откуда это?

Травников рассказал о своем посещении ратуши и как этот подарок оружейников Зуля оберштурмбаннфюреру Кноху оказался у него.

В каптерку вошел Степан Каблуков, ординарец комбата. Описывать его нет необходимости, в нашей истории он играет роль, так сказать, промежуточную. Достаточно заметить, что в соответствии со своей должностью, как бы представляющей персону самого комбата, держался он не то чтобы заносчиво, но с подобающим его положению достоинством, сохраняя определенную дистанцию в общении с подчиненными своего “хозяина”, как он его почтительно называл.

Оглядев помещение, в частности все, что громоздилось на столе, отобрав пару бутылок бренди и коробку шоколадных конфет, он заглянул через плечо капитана на уже описанный нами оберштурмбаннфюреровский подарок.

– Игрушка! – буркнул он презрительно.

– А как сработано! – сказал старшина.

– Подумаешь… У нас в Туле и похлеще делают, – пожал плечами Каблуков. – Я тут кое-что взял для полковника. Запиши.

– Да ладно, бери! – бросил старшина, и Каблуков степенно удалился.

Тем временем Сережа собрал винтовку и разглядывал ее уже в собранном виде. Скептическая реплика Каблукова нисколько не охладила его. Ему еще больше захотелось иметь это чудо оружейного искусства. Однако просить сержанта отдать ему винтовку он не осмеливался, будучи по своей природе человеком деликатным. Разобрав винтовку, вздохнул и аккуратно уложил ее в ящик.

На помощь пришел Беляков, догадавшийся о чувствах и мыслях стеснительного капитана.

– И что ты собираешься делать с этой штуковиной? – спросил он Травникова.

– Ну… Рано или поздно должен же я демобилизоваться. Возьму с собой.

– Отберут. На первом же пропускном пункте отберут, – усмехнулся старшина. – До дома не довезешь, не надейся!

– Ты думаешь? – уже понимая правоту Белякова, все же спросил Травников.

– Не сомневайся, сержант! – уверенно объявил старшина. – Лучше подари капитану. – Он чуть заметно подмигнул, кивнув на Сережу, все еще державшего в руках ящик с винтовкой. – Ему дозволят.

– Возьмите, товарищ капитан, – стараясь не показать своего огорчения, сказал Травников. – Пусть будет ваша.

Сережа покраснел. Случается, и капитаны краснеют. Пока молоды.

– Не жалко? – спросил он смущенно.

– Да ведь прав старшина – отберут. – Травников даже постарался улыбнуться.

– Ну, спасибо… – стеснительно пробормотал Сережа.

Так подарок оружейников Зуля оберштурмбаннфюреру Кноху оказался у капитана Подлеснова, пробыв во владении сержанта Травникова не более семи-восьми часов.

3

Эту главку один мой друг, замечательный тонкий прозаик, советовал пропустить, а предназначенные для нее события изложить, так сказать, ретроспективно. Возможно, он прав. Даже очень вероятно, что прав. Однако у меня свои счеты с сюжетом и моими героями. И если сержанту и капитану посвящены отдельные главки, то лишить этой привилегии полковника было бы с моей стороны совершенно неприлично. Тем более что ему предстояло стать генералом.

Итак – полковник Сухарев, Александр Кондратьевич.

Сухарев удостоился повышения в звании и должности командира роты в то лето, когда вслед за Тухачевским и Якиром лучшие офицеры и генералы Красной армии были или расстреляны, или отправлены в места, именуемые не столь отдаленными. Александр Кондратьевич, крепкий, жилистый, со скуластым, слегка оплывшим лицом, был не глуп, отлично знал устав воинской службы и еще лучше то, что в уставе не сказано, но что следует знать офицеру, желающему сделать карьеру. Был всегда в ладу с высшим начальством, что немало способствовало его продвижению по службе: к началу войны он был уже майором, в сорок втором получил звание подполковника, а в сорок четвертом – полковника.

В тот вечер Александр Кодратьевич был занят изучением последнего, довольно пространного приказа, поступившего из штаба фронта.

Как известно, дисциплина в армии в мирное время и во время войны несколько разная. Конечно, дисциплина всегда дисциплина, и без нее армия не армия. Однако расстегнутый ворот гимнастерки или, к примеру, недолгая самовольная отлучка во фронтовых условиях далеко не всегда приводят к дисциплинарному взысканию. Да и другие, подчас более серьезные проступки проходят как бы незамеченными. А в Германии солдаты и офицеры почувствовали такую свободу, что для многих – разумеется, для тех, кто остался в живых, – весна сорок пятого стала едва ли не самым приятным воспоминанием в жизни. Заплечные рюкзаки солдат и чемоданы офицеров распухли от далеко не всегда честно добытых трофеев. Да и ласки немецких девушек и женщин, подчас вынужденные, а нередко и добровольные, вносили в их жизнь те радости, которых они были лишены все четыре года войны.

Однако война кончилась. И если солдаты с нетерпением ожидали демобилизации, то офицеры испытывали чувства довольно противоречивые. С одной стороны – радость, что опасность погибнуть от пули, бомбы или снаряда больше не угрожает, с другой – неуверенность и беспокойство: как жить дальше? Война стала делом более привычным и понятным, чем будущая мирная жизнь. Далеко не всем предстояло остаться в армии, и не все понимали, что они будут делать на гражданке. К тому же сверху поступали приказы и распоряжения с требованием укрепить дисциплину и вернуться к жесткому армейскому распорядку. В частности, возобновить регулярные занятия строевой подготовкой, каковая есть главное средство укрепления воинской дисциплины. А после вольной фронтовой жизни это сильно не нравилось не только солдатам, но и офицерам.

Именно за изучением одного из таких приказов и застал полковника вернувшийся из каптерки его ординарец Каблуков.

И тут появляется еще одно лицо, безусловно, имеющее непосредственное отношение к нашей истории, – Тонька Шурыгина, телефонистка, девица с круглым, миловидным личиком и стройной, чуть полноватой фигурой, хорошо и детально знакомой едва ли не половине офицеров бригады. В данный момент, вот уже третий месяц, Тонька была как бы официальной любовницей командира батальона.

Хотя полковник Сухарев был женат и имел двоих детей, Тонька не теряла надежды стать со временем полковницей, а впоследствии и генеральшей.

Появилась она в роскошном черном пеньюаре с обилием рюшей и оборок, очевидно, не вполне понимая предназначение подобного одеяния.

– Что принес? – спросила она Каблукова, усаживаясь на подлокотник кресла, в котором располагался полковник, и обнимая его за плечи пухленькой обнаженной ручкой.

Каблуков протянул ей коробку шоколадных конфет.

– Хочу! – промурлыкала Тонька и, раскрыв коробку, сунула в рот шоколадку.

Каблуков рассказал о виденной им спортивной винтовке оберштурмбаннфюрера – причем совсем не тем тоном, каким высказывался в каптерке, – добавив, что винтовка принадлежит уже не Травникову, а капитану Подлеснову.

Тонька прищурила свои подведенные глазки.

– Хочу! – заявила она решительно.

– На черта тебе спортивная винтовка, – рассмеялся полковник.

– Хочу! – настойчиво и даже требовательно повторила Тонька и положила в рот еще одну конфету.

Полковник пожал плечами:

– Не могу же я приказать капитану отдать ее.

– Можешь! – твердо сказала Тонька. – Ты полковник! А он всего-навсего капитан. Она должна быть у тебя! Хочу!

Александр Кондратьевич признавал, что в словах Тоньки есть определенный резон: такая уникальная вещь, конечно, должна принадлежать ему, а не мальчишке капитану. Однако просто приказать отдать ему винтовку он, разумеется, не мог. Заполучить ее надлежало каким-то способом, более пристойным. Полковник задумался.

– Сержант приобрел ее незаконно, – вставил свое слово Каблуков, – не имел он права брать ее там, в ратуше. Да еще и дарить капитану.

– Да? Может быть… Может быть… – пробормотал полковник. – Не знаю, не знаю…

И тогда Тонька, топнув ножкой, произнесла еще раз свое “хочу!” и, прижавшись щекой к щеке полковника, ласково-капризным тоном промурлыкала: