Борис Зайцев - Том 3. Звезда над Булонью

• Название: Том 3. Звезда над Булонью
• Автор: Борис Зайцев
• Издательство: Русская книга
• Жанр: Русская классическая проза
• Год: 1999
• ISBN: 5-268-00402-6, 5-268-00427-1

Третий том собрания сочинений классика Серебряного века и русского зарубежья Бориса Константиновича Зайцева (1881–1972) составлен из произведений, разносторонне представляющих творчество писателя эмигрантского периода Это романы «Золотой узор» (1924) и неизвестный российским читателям «Дом в Пасси» (1933), впервые издающаяся в нашей стране книга странствия «Италия» (1923), рассказы и новаторская повесть «Анна» (1928), обозначившая неожиданные реалистические грани таланта выдающегося мастера лирической прозы.

http://ruslit.traumlibrary.net

---

В сущности вилла Дориа – крупное римское имение. Подгородная резиденция вельможи. Сразу же, от внушительного входа, отдаленно напомнившего въезд в наши барские усадьбы, ощущаешь, что здесь главное – парки, лужайки, свет, воздух, приволье. Это впечатление целиком подтверждается. Если в городе Риме, как и вообще в итальянском городе, тесновато и скученно, то как здесь просторно! Даже на нашу русскую необъятную мерку, здесь луга лужаек, бесконечные аллеи, нескупое благословение природы, вольности. На виллу также водят много детей; им есть где порезвиться; на лужайках растут белые анемоны, знаменитые анемоны виллы Дориа; аллеи далеки, мест для игры сколько угодно; птицы поют, солнце приветствует сиянием тихим, лучезарным. Есть именно нечто лучезарное в послеполуденном облике рощ виллы Дориа. Светлый туман воздуха прозрачного, вдаль голубеющего, как кристалл. Мелкий и яркий свет в листьях, в песке дорожек, в спицах проезжающего экипажа. Важные старики, не торопясь, катят в колясках – они греются; играют в мяч римские семинаристы в длинных подрясниках, в беге их подбирают, тогда видны неуклюжие ноги. С благочестивым видом, с молитвенниками в руках, шепча про себя, бредут ученики школы пропагандистов; среди них все главные народности католицизма; у каждой цвет костюма особенный: красный у немцев («вареные раки»), фиолетовый у шотландцев, и т. п.

На других лужайках – вновь игры детские; в других аллеях – пары влюбленных, а в средине светло-зачарованного леса – сам палаццо, тоже дремлющий в свете и нежности, со спущенными жалюзи.

Можно сесть на скамейке, во длинной боковой аллее, и, отвернувшись от зеленых кущ к свету – взглянуть за парк, в поле римское. Внизу, почти под нами, старая via Aurelia; по ней проезжают таратайки, везут в Рим на осликах молоко, зелень; а за нею, дальше – поле; в золотисто-сияющей тиши два вола со сказочными рогами, в ярме, пашут римскую землю, и идет за плугом римлянин, а за ним, на небесах сапфирных, воздымаются Ватиканские дворцы, сады, купол Петра; пинии дальних холмов ершатся четко. Тишина и сказка! Вот обведут эти волы священную борозду, четырехугольником, и в местах, где надлежит быть воротам, легендарный пахарь приподымет плуг. Здесь будет Roma Quadrata. Грубые пастухи и земледельцы соберутся, и таинственными велениями судьбы оснуют город мировой. Мы смотрим на первое, бедное и никому неведомое их дело. Тысячелетние волы медленно, медленно ступают. Завоеватель медленно бредет за плугом. И они мирно проводят борозду под огород, для брокколей, что будем мы есть у Piccolo Uomo; мирно же поворачивают, и ведут борозду соседнюю. О, Ватикан, декорация сельского пахаря! Ты напоминаешь сейчас угол фрески Рафаэля «Disputa». Не он ли видел эти деревца, и строящуюся громаду, и не эти ль деревца изобразил?

С виллы уходишь в светлом обаянии. Да, это нежный солнечный отдых, это улыбка рощ, лугов и анемонов, созданных для того, чтобы бедному человеку приоткрыть сон радости, видение света и великолепия. Подходя в вечереющем воздухе к Aqua Paola на Яникуле, созерцая массы ее вод, светлых, прозрачных, плавно катящихся струями, во славу Рима и папы Павла, – соединяешь их с образом виллы Дориа. Где свет, там и прозрачность. Где тишина, там мягкий плеск влаги.

Яникул

Каскады Aqua Paola[186] – это уж Яникул, холм, всех выше возносящийся над Римом. С давних времен вся местность эта наводнена зеленью, садами, виллами. И кардиналы, и банкиры, и вельможи строили охотно здесь дворцы. Для Агостино Киджи расписывал тут Фарнезину сам Рафаэль; невдалеке дворец Корсини, и т. п. С половины же прошлого века новая слава явилась Яникулу: слава объединенной Италии и ее героя Гарибальди.

Мы идем по Яникулу от Aqua Paola к Ватикану, по аллеям Passegiata Margherita. На одном из поворотов ее на самой высоте, открывается конная статуя. Человек в «гарибальдийской» шапочке спокойно сидит на коне, задумчиво перед собою смотрит, придерживая рукой поводья. На постаменте надпись: «Roma о morte» (Рим или смерть.) Место для памятника удачное. Гарибальди видит перед собою голубой простор, светлое мрение воздуха, и Рим – весь Рим с дворцами, храмами, руинами, садами, все это море коричневых черепиц с пятнами зелени и дальней, светло-белеющей каймою гор на горизонте – музыкальным сопровождением Рима.

Герой величествен и скромен; ничего в нем театрального; все на месте, все ясное. Один из редких образов хорошего победителя.

Рим нас сопровождает по пути к Ватикану. В просветы меж деревьев, за углом дома, мимо которого идешь, он неизменно и легко развертывает вечереющую свою панораму, с сияющим кое-где шпилем, или стеклом, с тем нисходящим предвечерним миром, что дает душе отзвук ясности великой. Позднее, когда солнце подойдет к закату, синеющий, туманный сумрак ляжет по низинам, окутает Велабр, дальние кипарисы у Палатина. А Монте Пинчио, с двуперстною своею церковью Trinita долго еще будет огненно розоветь. Но всех дольше сохранятся вечные вершины гор в сказочной дали. Бело-розовыми призраками будут они выступать по краям земли, волшебною чертою обводить волшебный город.

Мы же начнем спускаться. Мы пойдем теперь узкими улицами. Затибрья, крутыми, грязными, где белье висит на веревках, играют стада мальчишек, тут же присаживаются, на виду у всех, и пускают ручейки; ревут ослы, подымаясь с поклажей. У дверей сидят быстрые на язык матроны, и трещат, трещат, довязывая вязанье, подшлепывая бегущего Пеппино.

В синеющей мгле начинают вспыхивать фонари золотистым сиянием. Сзади остался S. Onofrio, монастырь с узкой террасой, гигантским, опаленным дубом: реликвия горьких дней Тассо, кончившего здесь дни свои. Еще несколько минут, – мы на площади Собора Петра.

Ватикан

Как нельзя себе представить Рима без античности, руин и акведуков, так немыслим он и вне иного древнего установления, – католицизма. Священник в черной рясе и круглой, черно-лоснящейся шляпе, худощавый, бритый, с умным, острым, несколько слащавым взглядом; картезианский монах в белом, с капюшоном за плечами; коричневый францисканец с веревкою вместо пояса, в сандалиях на босу ногу – это обычный прохожий римских улиц. Владения Господа всюду разбросаны здесь – и древнехристианская базилика, и храмы Ренессанса (их немного), и обильная роскошь церквей барокко. Их средоточие, их центр есть Ватикан, «столица пап».

Как бы ни относиться к католичеству, но мимо Ватикана, мимо папства не пройдешь. Династия, основанная две тысячи лет назад, чрез все невероятные потрясения, испытанные ею, существует и доныне. Сменялись императоры, республики, тираны, демократизмы, монархизмы, гремели революции и проклятия – а конклав за конклавом выбирал каждый раз нового преемника Апостола Петра. Сиксты, Александры грязнили образ папы злодеяниями – а капелла, расписанная Микель-Анджело, называется Сикстинской; дикие надругательства переносили папы раннего средневековья, но и до нас донесли свое упорство, дух пропаганды, делания, культуры в высшем смысле. Весь поздний Ренессанс теснейше связан с Ватиканом; папы любили, ласкали, иногда обижали художников, но не могли жить без них, ибо сами были вершинами просвещения и вкуса. Папы всегда чувствовали связь своей таинственной судьбы с судьбой Рима, и со времен древнейших, от Григория Великого, мужественно державшегося в одичалом Риме, где только что волки не бродили по улицам до Льва, отстранившего Атиллу; чрез Григория VII до пап-строителей XV–XVI веков папы грудью обороняли Рим и несли в него просвещение, культуру. Кто восстановлял великие водопроводы древности, эти Aqua Paola, Aqua Acetosa? Кто строил храмы? Собирал музеи, библиотеки? Кто, с лупою в руке, старческим взором трепетал над древним манускриптом, вывезенным из Эллады, над Эсхилами, Платонами, дошедшими до нас не без участия святейшеств?

Бесчисленны дворцы, библиотеки, галереи Ватикана. Одно перечисление названий уж внушительно. Я буду говорить здесь лишь о самом главном памятнике Ватикана – о Соборе Петра.

Собор Петра, в его теперешнем виде, есть знамя папства торжествующе-победоносного. Он строился с XVI века, когда тесно стало папам в прежней Ватиканской базилике. Да и цветущий Ренессанс должен был дать, в области монументальной, свой высший памятник. Памятник не совсем удался; он затянулся, вышел из Ренессанса в барокко. Но пышный расцвет папства и венец Ренессанса он, все же, выразил. Его символическое величие есть его купол, видимый от Рима за десятки верст, когда нет еще города: в пустынной Кампанье, на загадочной равнине воздымается, плавный и мерный, образ гармонии и музыкальности, купол римского христианства, выросшего над язычеством. Этот купол – детище Микель-Анджело.

Внутри Собор грандиозен, но парадно-холоден. Гигантские нефы, сложные пересечения аркад, волны света, искусно пущенного с высоты; пышные статуи пап, в театральности и позе барокко; роскошные балдахины, богатейшие отделки, золото, мозаики; блистающие яшмою колонны – все имеет целию поразить, но не очаровать. И действительно, мало что можно полюбить в Соборе. Есть там дивная гробница Сикста IV, работы Полайоло, грозный бронзовый шедевр, неумолимый и суховатый; есть Иннокентий VIII, его же; но это уголки флорентийского кватроченто, это не стиль св. Петра. Случайность и Pieta Микель-Анджело, юношеская, нежная и тонкая его работа. Общее впечатление не в них.