Иван Шмелев - Том 7. Это было

• Название: Том 7. Это было
• Автор: Иван Шмелев
• Издательство: Русская книга
• Жанр: Русская классическая проза
• Год: 1999
• ISBN: 5-268-00136-1, 5-268-00434-1

В 7-й (дополнительный) том собрания сочинений И. С. Шмелева вошли произведения, в большинстве своем написанные в эмиграции. Это вещи малознакомые, а то и просто неизвестные российскому читателю, публиковавшиеся в зарубежных изданиях.

http://ruslit.traumlibrary.net

---

Так, в скитаньях, в разговорах с нелитераторами, с «Россией», я «столкнулся» с Амфитеатровым Александром, с детства знакомым мне. И я начал его читать внимательно. Он привлек меня простотой и свободой речи, тем «свободным дыханьем», которое – само искусство, которое исключает нарочитость, застегнутость, холодность. Привлек и богатым словом, не из книг только выбранным, не из вторых рук взятым, а больше – из прирожденного запаса, схваченным верно, брошенным четко – метко, тем русским словом, которым обходится наш народ, выношенным душой народа, длинною вереницей поколений. Он привлек меня изображением невыдуманной жизни, которую он видел, которую воспринял от крови предков. Я почувствовал в его книгах близкое мне по духу, но в иных преломлениях, чем знал и раньше, – быт российский, московский, губернский, уездный, купеческий, духовный, разночинный – его романы.

Язык Амфитеатрова – живой, с русской улицы, с ярмарки, из трактира, из гостиных рядов, из гостиных, из «подполья», из канцелярий, из консистории, из трущоб. Чисто русский, порой – сырой, – верный по месту и по звучанию в речи. Это широкое море слова у Амфитеатрова иногда неудержимо громоздится, заливает повествование, «уводит», ослабляет впечатление от рассказа, мешает стройности, – но всегда обогащает чем-то. Это – от широты натуры, от «полнокровия», от переполненного чрезмерного «склада». Амфитеатровского запаса хватило бы с избытком на десяток писателей, а он тратит его один. Нельзя навязать писателю чуждых духу его приемов и манеры: он творит своей сущностью. У Амфитеатрова своя сущность и он не откажется от нее, он имеет свое лицо, свой бег и звучанье речи. Его ни с кем не смешаешь, – и это право на бытие, свое, завоевал он у миллионов читателей полувековой работой. Таков характер его письма, его страстной писательской натуры – писателя обличителя, проповедника, ходатая, развлекателя, усмешника без злобы, исследователя, приверженного к родному, порой – вещателя, общественника – борца с последствиями правительственной кары, судьи над нравами – «Марья Лусьева», – раскрывающего язвы жизни, историка, судящего жизнь, стремящегося понять и показать читателю – отчего же такой разгром? – «Вчерашние предки», – писателя горящего и кипящего, писателя неуемного, писателя русского. Он – от подлинной нашей литературы, спаянной крепко с жизнью, упором своим избравшей «истины добра», «во имя», литературы учительной, литературы – подвижницы, искательницы правды, творительницы жизни, литературы, столь разнствующей от европейской. С точки зрения «чистого искусства» ей часто бросают упреки – учительная! Такой уж уродилась, из церкви вышла, такой останется – или утратит свое лицо. И Пушкин, чистейший наш, мера наша, великий искусник наш – порою и он учителей и остро современен; и он вещатель, и проповедник, и обличитель, и судия. И Гоголь. Не говоря уже о Достоевском, Толстом…

А. В. Амфитеатров – писатель страстный и боевой, и потому столь часто уходит в «современность». Он живет, он пишет – дышит, и потому-то не может не учить, не каяться, не судить, не обличать, не звать, не проклинать. Не может. Он не может – только «прогуливаться», только «водить на прекрасную прогулку», для удовольствия, для переживаний. Но знаю по его письмам, как сам он любит, читатель зоркий, «отдохнуть в прогулке, на чистом воздухе». Кстати сказать: письма его – богатство, полнота живости и игры ума, «эпистолярное искусство», богатый материал для истории литературы и жизни. Он широко образован, разносторонен, жаден добытия: все ему нужно – от истоков, от темных порождений – «Заря русской женщины», исследования народных «суеверий» и проч. – до страшной минуты современности, – «Стена Плача» и «Стена Нерушимая». Он и романист, и публицист, и историк, и драматург, и лингвист, и этнограф, и историк искусств и литературы, нашей и мировой, – он энциклопедист-писатель, он русский писатель широкого размаха, большой писатель, неуемный русский талант-характер, тратящийся порой без меры. Но эти растраты, эта «игра» – есть жертва, которую он приносит читателям, порой и в ущерб себе: Амфитеатров всегда дает. Вот почему читали и читают, и будут читать его миллионы, по всей широте и долготе российской.

Он много делает, чтобы помочь иностранцам – итальянцам, которых он хорошо знает, как и язык их, – узнать нашу литературу. Укрывая себя в тени, он указывает на лучшее в родной литературе, на славу нам. Многие его книги переведены и переводятся на европейские языки.

Полвека большой работы; не большой – огромной. Ему семьдесят лет, но он не отдыхает. Он тоскует, как мало его поле – тесное наше зарубежье.

Я приветствую старшего собрата, встреченного впервые «в мраморе золотом», в виде неведомом – «Амфитеатров, Александр»… – ныне, спустя полвека, знаемого вполне, – славного Александра Валентиновича Амфитеатрова.

Я шлю ему в этих кратких моих строках братские пожелания здоровья, сил. Будь Россия, эти полвека писательского труда принесли бы ему и тысячи благодарных откликов, и средства. А ныне – тихо, и теснота. Что ж… это тожеудел, удел многих русских писателей, их жертва, какая-то роковая плата от судьбы, от жизни – за пытливость, горенье и стремленье – раскрыть и понять ее, жизнь, недра ее раскрыть, – плата за «познание добра и зла». Но есть и другая, невидимая плата: движения человеческого сердца. Такая жертва и такая награда – итог трудов русского большого писателя. Александр Валентинович Амфитеатров приносит и получает их полной мерой.

(Россия и славянство. 1932. 23 июля. № 191)

Слово на чествовании И. А. Бунина

Сегодня мы празднуем событие, не зарубежное, а как бы российского мерила: в свете его проблескивает духовное величие России. Мы отвыкли радоваться. Раз в году мы празднуем «день русской культуры», и это нас утверждает в сознании, что мы не какие-то случайные пришельцы в мире, а носители и хранители духовного русского богатства. Но сегодня мы празднуем особенно знаменательное событие: не мы себя утверждаем, а наше духовное богатство признается миром. Этим событием обязаны мы нашему славному писателю Ивану Алексеевичу Бунину.

Комитетом при Шведской Академии Наук, впервые за 33 года, отмечен признанием – русский писатель И. А. Бунин. Это творческая его победа, во славу родной литературы, во имя русское. Это признание утверждается определенным актом, и об этом оповещается мир. Событие знаменательное. Признан миром русский писатель и этим признана и русская литература, ибо Бунин – от ее духа-плоти; и этим духовно признана и Россия, подлинная Россия, бессмертно запечатленная в ее литературе. Эта «бессмертность» – не вольное обращение со словом: воистину так и есть. Лет 18 тому назад И. А. Бунин написал глубокое по мысли, прекрасное по форме стихотворение:

Молчат гробницы, мумии и кости,
Лишь слову жизнь дана:
Из древних лет на мировом погосте
Звучат лишь письмена.
И нет у нас иного достоянья:
Умейте же беречь,
Хоть в меру сил, в дни злобы и страданья,
Наш дар бессмертный – речь.

Народ говорит: «все минется – одна правда останется». Письмена – вот эта правда. Эту нетленную Правду хранит литература наша, – хранит Россия. Россия не только была… она – есть, нетленная, живая – в «письменах». Все – тленно, но «Слову жизнь дана». Слово – звучит, живет, животворит, – слово великого искусства. Оно сильнее смерти: оно творит и воскрешает. И если бы уже не было России, – Слово ее создаст, духовно.

Наша великая литература, рожденная народом русским, породила нашего славного писателя, ныне нами приветствуемого, – И. А. Бунина. Он вышел из русских недр, он кровно-духовно связан с родимой землей и родимым небом, с природой русской, – с просторами, с полями, далями, с русским солнцем и вольным ветром, с снегами и бездорожьем, с курными избами и барскими усадьбами, с сухими и звонкими проселками, с солнечными дождями, с бурями, с яблочными садами, с ригами, с грозами… – со всей красотой и богатством родной земли. Все это – в нем, все это впитано им, остро и крепко взято, и влито в творчество – чудеснейшим инструментом, точным и мерным словом, – родною речью. Это слово вяжет его с духовными недрами народа, с родной литературой.

«Умейте же беречь…» Бунин сумел сберечь – и запечатлеть, нетленно. Вот, кто подлинно собиратели России, ее нетленного: наши писатели, и между ними – Бунин, признанный и в чужих пределах, за дар чудесный.

Через нашу литературу, рожденную Россией, через Россией рожденного Бунина, признается миром сама Россия, запечатленная в «письменах».

Давно гоголевская «птица-тройка» вынеслась за российские пределы, с чудесными колокольцами и бубенцами – величаво-великолепным звоном, с ямщиком-чудом Пушкиным, с дивными седоками – Лермонтовым, Гоголем, Достоевским, Тургеневым, Толстым, Лесковым, Гончаровым, Чеховым… Чуткие мира слышат этот глубокий звон… слышат и восхищаются. Но широкая мировая улица – не знала, не слыхала этого звона-пенья. Нужно было громко сказать о нем. Теперь и она услышит: русский писатель признан – и утвержден. Многие теперь услышат – «тройку». За рубеж вылетела она, – и дай же ей Бог звонить русскую славу миру!