Гюи Шантеплёр - Невѣста „1-го Апрѣля“

• Название: Невѣста „1-го Апрѣля“
• Автор: Гюи Шантеплёр
• Издательство: Русское Книжное Товарищество "Деятель"
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1913

Роман о любви. История, которая началась с невинной шутки, а закончилась трепетной любовью.

---

Мишель отнесся снисходительно къ первоапрѣльскимъ проказамъ, которыя были болѣе забавны, чѣмъ злобны, затѣмъ онъ насладился разсказомъ о послѣднемъ матчѣ въ вело-клубѣ и дифирамбическимъ описаніемъ автомобиля. Прощай бакалаврская степень и программы!

Передъ этой здоровой юностью, обильной, опьяненной силой, движеніемъ, вольнымъ воздухомъ, Треморъ думалъ о своей юности, такой серьезной, такъ рано уступившей зрѣлости.

Клоду было около 16 лѣтъ, и въ его сильномъ тѣлѣ обитала еще дѣтская душа. Мишель не помнилъ, было ли ему когда-нибудь 16 лѣтъ. Въ пору полученія баккалаврской степени, каждый часъ, употребленный на спортъ, разсматривался имъкакъ потерянный; прекрасный энтузіазмъ опьянялъ его, онъ хотѣлъ учиться, учиться, до всего докапываться, все охватить… Онъ поглощалъ громадныя книги, онъ набивалъ мозгъ фактами и идеями, и страдалъ отъ того, что не могъ добиться безусловной истины.

Въ лицеѣ Мишель, всегда услужливый и совершенно свободный отъ тщеславія, былъ любимъ своими товарищами, и уважаемъ, такъ какъ сумѣлъ показать себя не только сильнымъ въ задачахъ и кандидатомъ на премію въ общемъ конкурсѣ, и нѣкоторые насмѣшники испытали не разъ, что злыя шутки могли встрѣтить у него плохой пріемъ. Но въ общемъ его мало понимали. Между нимъ и тѣми молодыми людьми, около которыхъ онъ ежедневно садился, занятый подъ однимъ и тѣмъ же руководствомъ, тѣми же науками, связи были очень поверхностны, очень банальны. Тѣ изъ его товарищей, которые знали его лучше другихъ, упрекали его въ томъ, что онъ „принималъ все слишкомъ серьезно“. Такова дѣйствительно была ошибка Мишеля. По крайней мѣрѣонъ думалъ такъ теперь. Потому что онъ относился слишкомъ серьезно къ наукѣ, къ своимъ наивнымъ исканіямъ, къ своимъ долгимъ размышленіямъ, онъ омрачалъ свое отрочество угрюмымъ одиночествомъ; потому что онъ серьезно отнесся къ своимъ первымъ грезамъ любви, онъ изъ нихъ создалъ единственный романъ своей жизни; потому что онъ трагически принялъ этотъ обыденный обманъ — измѣну женщины, онъ испортилъ свою жизнь; потому чта онъ на все смотрѣлъ серьезно и еще теперь не умѣлъ смѣяться, подобно большинству своихъ современниковъ, надъ многими вещами, надъ которыми, ему казалось, слѣдовало плакать; потому что онъ принималъ все такъ серьезно, оттого такъ легко одно слово ранило его сердце, такъ легко сомнѣніе мучило его умъ и каждую минуту удручала его сознаніе необходимость жить и видѣть другихъ живущими. Конечно, онъ слишкомъ многаго ожидалъ отъ истины, науки, любви, жизни; слишкомъ прекрасны были химеры, а онъ не былъ изъ тѣхъ, которыхъ утѣшаетъ низменная действительность.

Ахъ, къ чему эта жажда любви, разъ онъ не можетъ быть любимъ; эта потребность знанія, разъ его мозгъ не располагалъ силой ее удовлетворить?… Къ чему это пылкое стремленіе всего его существа ко всему тому, что можетъ въ видимомъ мірѣ или мірѣ мысли возвысить и украсить жизнь, разъ онъ обреченъ влачить свою жизнь, примѣняясь ко всему, не отдаваясь ничему и никому.

Бетюнъ позвалъ карету, и они должны были разстаться. Своимъ добрымъ, густымъ голосомъ, не установившимся и переходившимъ отъ рѣзкаго сопрано до низкаго баритона, Клодъ прощался со своимъ спутникомъ, показавшимся ему, быть можетъ, немного разсѣяннымъ въ послѣднія минуты.

— Ты меня находишь идіотомъ, не правда ли, старина?

Мишель улыбнулся и, вызвавъ улыбку у Клода, дружески хлопнулъ его по плечу:

— Нѣтъ, я тебя вполнѣ одобряю!

Да, ты правъ, добавилъ мысленно Треморъ: работай педалью, участвуй въ гонкахъ, матчахъ тенниса, обманывай твоихъ классныхъ наставниковъ 1 апрѣля, рисуй на твоихъ книгахъ, читай „Вело“ и бюллетени „Touring Club“ [9] и не слишкомъ много размышляй, не мечтай черезчуръ много и не люби черезчуръ сильно!

Въ тридцать лѣтъ ты, можетъ быть, смутишься, оглянувшись назадъ, но годы тебя не измѣнятъ настолько, чтобы подобное состояніе съ тобой случалось часто; ты утѣшишься, любуясь своими мускулами, и ты не станешь жаловаться на жизнь, потому что она сможетъ дать тебѣ все, чего ты отъ нея спросишь; а такъ какъ со всѣмъ тѣмъ ты будешь славный юноша, честный человѣкъ, такъ какъ твой отецъ оставить тебѣ достаточно денегъ, чтобы избавить тебя отъ необходимости заняться тѣмъ видомъ спорта, который мы называемъ за англичанами, артистами въ этомъ дѣлѣ, „struggle for life“ [10], я не предвижу въ общемъ, въ чемъ смогутъ тебя упрекнуть даже очень требовательные люди.

Мишель не пошелъ на слѣдующій день въ Континенталь, но онъ не вернулся въ Ривайеръ. Онъ провелъ большую часть времени со своимъ нотаріусомъ г-номъ Алленжъ, совершившимъ отъ его имени покупку недвижимости въ кварталѣ Этуаль, и желалъ поговорить съ нимъ о различныхъ дѣлахъ, когда неожиданно его захватилъ Альбертъ Даранъ и увелъ завтракать на площадь Маделэнъ.

Очень странная была судьба у этого друга Мишеля.

Когда г-н Даранъ-отецъ, владѣлецъ водочнаго завода въ пригородѣ, покинулъ Францію вслѣдствіе банкротства и поселился со всей семьей въ окрестностяхъ Луисвиля, принявъ отъ одного изъ своихъ старинныхъ друзей, владѣвшаго уже издавна значительнымъ винокуреннымъ заводомъ, предложенную ему великодушно должность, Альбертъ безъ особенного горя отказался отъ наукъ, проходимыхъ имъ до тѣхъ поръ безъ особеннаго успѣха въ одномъ изъ лицеевъ въ Парижѣ.

Но въ Луисвилѣ жизнь ему не показалась веселой. Занятый съ утра до вечера и становясь ненужнымъ въ домѣ, который держался трудомъ его отца, онъ былъ принужденъ ради развлеченія взяться за коллекціонированіе марокъ, для чего ему служили письма, получаемыя его патрономъ, а также рыскать по окрестностямъ каждое воскресенье, для того, чтобы собрать и классифицировать въ своемъ гербаріи интересные образцы флоры Кентукки. Блаженное занятіе!

Благодаря своему гербарію и знанію растеній, Альбертъ Даранъ въ минуту геніальнаго вдохновенія, нашелъ рецептъ новаго ликера, чуднаго ликера, благоухавшаго, казалось, всѣми ароматами страны. Въ воспоминаніе своихъ занятій классиками, Шатобріана и его Аталы, онъ окрестилъ его неизвѣстнымъ именемъ „Эликсиръ Мюскогюльжъ“, и это открытіе было спасеніемъ его и всей его семьи.

Дѣйствительно, эликсиръ Мюскогюльжъ, искусно рекламированный патрономъ счастливаго изобретателя, обошелъ весь свѣтъ; съ самаго начала на него обратили вниманіе по его изображенію на обложкахъ известныхъ и неизвестныхъ газетъ Стараго и Новаго Света, затемъ его увидели повсюду въ его настоящемъ виде, его увидели въ окрашенномъ флаконе, подчеркивающемъ его прекрасный опаловый цветъ, и повсюду онъ одерживалъ победу! Подобно каждому хорошему американцу, молодой французъ открылъ золотое дно. Возстановивъ свое честное имя передъ законами своей страны, г. Даранъ сталъ черезъ нѣсколько летъ сотоварищемъ своего благодетельнаго друга, умело эксплоатировавшаго эликсиръ, и ихъ предпріятія на берегахъ Огайо считались между самыми значительными въ этой части Соединенныхъ Штатовъ.

Что касается Альберта, онъ бросилъ дальнейшую дѣятельность въ этомъ направленіи, заботясь впредь о „Мюскогюльжѣ“ лишь настолько, чтобы каждый годъ получать очень хорошіе проценты съ капитала, оставленнаго имъ въ Луисвильскомъ деле, и возвратился во Францію. Ничто более не мѣшало ему удовлетворять въ более обширномъ размерѣ свой неутомимый вкусъ къ коллекціонированію и классификаціи, вкусъ, обнаруживавшій въ немъ счастливую разносторонность.

Въ лицеѣ Альбертъ собиралъ спичечныя коробки, въ Кентукки онъ собиралъ марки и растенія; послѣ своего отъѣзда изъ Луисвиля онъ страстно заинтересовался музыкальными инструментами XVII и XVIII столѣтій.

Наконецъ, его новѣйшимъ увлеченіемъ стало посѣщеніе всѣхъ антикваровъ Франціи въ поискахъ церковныхъ предметовъ, облаченій священниковъ и украшеній алтарей. Это увлеченіе появилось послѣ многихъ другихъ и вѣроятно будетъ сопровождаться еще многими другими.

Отношенія Тремора и Дарана восходили къ отдаленному времени, когда одинъ вытаскивалъ другого изъ затруднительныхъ переводовъ и трудныхъ задач. И уже тогда Мишель былъ глубоко тронутъ дружбой, можетъ быть также восторженнымъ удивленіемъ, которыя выражалъ ему его товарищъ. Позднѣе житейскія случайности ихъ сблизили. Они случайно встрѣтились въ Египтѣ въ музеѣ Булакскомъ; и Мишель, тосковавшій, не находившій себѣ мѣста, почувствовалъ особенную сладость въ чистосердечной братской привязанности Дарана, въ которую входило еще былое преклоненіе, затѣмъ благодарность, такъ какъ молодой палеографъ предоставлялъ съ своей неизмѣнной услужливостью свое знаніе восточныхъ языковъ и археологіи въ распоряженіе невѣжественнаго туриста. Громадная настойчивость, исключительная пытливость ума, совершенное смиреніе передъ знаніями другого дали возможность Дарану употребить съ пользою и развить свои среднія способности; не имѣя тонко развитого ума, онъ обладалъ здравымъ смысломъ жизнерадостная человѣка; утонченное воспитаніе замѣнялось тѣмъ врожденнымъ тактомъ, даромъ сердца, который охраняетъ почти всегда отъ грубыхъ ошибокъ. Треморъ любилъ его за его преданную душу, за его иногда грубую чистосердечность, за его довѣрчивую доброту, его прекрасное благородство человѣка и друга.