Гюи Шантеплёр - Невѣста „1-го Апрѣля“

• Название: Невѣста „1-го Апрѣля“
• Автор: Гюи Шантеплёр
• Издательство: Русское Книжное Товарищество "Деятель"
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1913

Роман о любви. История, которая началась с невинной шутки, а закончилась трепетной любовью.

---

Дѣйствительно, выходили изъ-за стола, но Лангилль, который писалъ уже въ продолженіе болѣе часа до завтрака, чувствовалъ себя въ настроеніи работы. Между тѣмъ какъ г-нъ Фовель, Колетта и г-нъ Бетюнъ, который былъ проѣздомъ въ Ривайерѣ, разговаривали въ курительной за кофе, поданнымъ по восточному, Сюзанна позировала, окруженная золотистымъ свѣтомъ, съ растрепанными волосами, съ сверкающими глазами, съ губами, какъ бы дрожащими еще отъ смѣха или отъ пѣсни.

Ея свѣтлый цвѣтъ лица, ея сѣрое полотняное платье, чайныя розы, завядшія отъ жары въ ея рукахъ, мягкая зелень растеній, обвивавшихъ рѣшетчатую стѣнку веранды, гармонировали съ очаровательнымъ изяществомъ тоновъ.

Въ продолженіе нѣсколькихъ минутъ миссъ Севернъ добросовѣстно оставалась неподвижной, затѣмъ она очевидно сочла свои усилія достаточными.

— Г-нъ Лангилль, я задыхаюсь! — объявила она, двигаясь въ своемъ ивовомъ креслѣ.

— Отдохните немного, — согласился художникъ.

Въ Парижѣ, въ Ривайерѣ Лангилль былъ завсегдатаемъ дома Фовелей. Колетта и Мишель знали съ дѣтства этого друга ихъ дяди и обходились съ нимъ, какъ съ товарищемъ, какъ въ то отдаленное время, когда художникъ неутомимо принималъ участіе въ ихъ играхъ.

Пятидесяти пяти лѣтъ, невысокій и нескладный, съ простодушнымъ и даже немного бабьимъ лицомъ, Лангилль никоимъ образомъ не осуществлялъ въ физическомъ отношеніи законченный типъ романтическаго или крайне модернистскаго художника. Его ротъ, оттѣняемый слегка усами и не лишенный тонкости, и его буйная чаща волосъ придавали ему оригинальный видъ. Но онъ не стремился изображать живописную фигуру; его талантъ, которому нѣсколько вредила передъ большой публикой слишкомъ искренняя скромность, могъ быть такъ же мало подозрѣваемъ въ комедіанствѣ, какъ и его наружность.

Можетъ быть Лангилль былъ обязанъ своему неизмѣнному прекрасному настроенію духа, не отравляемому чванствомъ, большимъ числомъ своихъ друзей. Очень общительный, онъ любилъ общество въ обширномъ значеніи слова; однако, предпочиталъ маленькія интимныя сборища, завтраки въ тѣсномъ кружкѣ, болтовню вокругъ самовара, разговоры, не слишкомъ банальные, но и не слишкомъ тонкіе, не слишкомъ церемонные, но и не слишкомъ вольные — немноголюдныхъ собраній; — изящную и утонченную роскошь домашняго очага, гдѣ чувствовалось бы искусное и скромное вліяніе женщины. Лангилль предпочиталъ общество женщинъ, молодыхъ или старыхъ, но изящныхъ, умныхъ и тонко воспитанныхъ, всякому другому. „Великій говорунъ передъ Господомъ“, если не великій умъ, Лангилль любилъ, кокетливо настроенный своей слушательницей, все равно 20 или 60 лѣтъ, расположившись съ удобствомъ въ креслѣ, — разсуждать, разсказывать анекдоты, прибѣгая охотно къ пословицамъ, поговоркамъ и т. п., съ робкой заботливостью отдѣлывая фразы и владѣя своей особенной манерой выискивать самое простое слово.

Ахъ! какъ онъ ими любовался, въ качествѣ безкорыстнаго диллетанта, этими прелестными друзьями, этими любезными собесѣдницами! И инстинктивно, чтобы лучше высказать имъ свое удивленіе, прибѣгалъ къ устарѣлымъ выраженіямъ, болѣе старымъ, чѣмъ онъ самъ, и которыя, вызывая ихъ смѣхъ, все таки имъ льстили, такъ какъ эти выраженія не были заимствованы изъ языка обитателей квартала Бютъ Шомонъ.

Сюзанна показалась Лангиллю восхитительной. При видѣ ея онъ вспомнилъ слова Беатриче у Шекспира: „Когда я родилась, звѣзда танцовала на небѣ“ [31]. Эту пляску звѣзды, ему казалось, онъ видѣлъ въ свѣтлыхъ очахъ молодой дѣвушки, слышалъ ея ритмъ въ ея голосѣ.

— Въ ней есть, — говорилъ онъ Колеттѣ, — что-то отъ птички, отъ цвѣтка, отъ прозрачнаго ручейка, да развѣ я знаю еще что? Она молода, весела, чиста, нѣтъ, она нѣчто большее — она сама чистота, веселее, молодость! Присутствие этой „миссъ Весны“ освѣжаетъ меня и дѣлаетъ мой духъ свѣтлѣе.

И онъ просилъ позволенія преподнести своему другу Тремору портретъ этой „миссъ Весны“.

— О! какой у васъ брюзгливый видъ! — замѣтила молодая дѣвушка, проходя мимо Мишеля, по-прежнему занятаго перелистываніемъ иллюстрированныхъ журналовъ, разбросанныхъ на столѣ.

Она вошла въ курительную, налила себѣ кофе и появилась вновь на порогѣ стеклянной двери съ флакономъ въ рукѣ.

— Я вамъ преподнесу своей бѣлой рукой немного шартрезу, г-нъ, мой живописецъ. Вы его заслужили, не правда ли? — сказала она, съ своей забавной манерой говорить, мило приподнимая углы губъ.

— Если сударыня удостоите меня этой милости, — отвѣтилъ Лангилль, поставивъ свою пустую чашку.

Мишель въ свою очередь прошелъ въ курительную.

— Идите выкурить сигару, Лангилль! — закричалъ онъ.

— Мой милый другъ, вы меня соблазняете, но сигары мнѣ вредны.

— Тогда папироску?

— Нѣтъ, благодарю, я болѣе не курю… и затѣмъ, этимъ локонамъ не хватаетъ легкости и… я не желаю во время позированія, — сказалъ художникъ, упрямо принимаясь опять за свою акварель.

— Но у васъ еще достаточно времени!

— Послушай, Мишель, оставь ты этого бѣднаго Лангилля въ покоѣ! — сказалъ смѣющійся голосъ Колетты, пересиливая глухой шумъ разговора Роберта и Бетюна, въ которомъ она только что принимала участіе. Я желаю, чтобы онъ поступалъ по своему усмотрѣнію, бродилъ или работалъ, курилъ или нѣтъ въ зависимости отъ собственнаго настроенія. Въ Кастельфлорѣ онъ у себя! Не такъ ли, дорогой маэстро?

— Благодарю васъ, сударыня, благодарю!

Уже онъ вновь взялся за кисти. Теперь онъ обращался къ Сюзаннѣ, между тѣмъ какъ Треморъ, не настаивая больше, усѣлся въ курительной, не очень далеко отъ двери.

— Добрый Мишель! Какой любезный и предупредительный къ своему старому другу! Посидите еще одинъ моментъ, молю васъ, барышня… Я еще вчера сказалъ Ланкри, говоря о немъ и о васъ: „какая прелестная пара! и какъ пріятно въ нашъ вѣкъ прозы и презрѣннаго расчета встрѣтить нѣжно согласныхъ жениха и невѣсту, жениха и невѣсту, любящихъ другъ друга!…“ Немного болѣе въ профиль, прошу васъ.

— Могу я посмотрѣть?… Ахъ! какъ это красиво… гораздо красивѣе меня, г-нъ Лангилль!

— О! милая барышня, какая ересь!

— Увѣряю васъ… ну, я опять благоразумна.

— Благодарю. Хорошо! Лучъ солнца въ вашихъ волосахъ! Немного налѣво, такъ!… Вы совершаете большія прогулки съ Мишелемъ?

— Верхомъ, да, очень часто.

— Это восхитительно. Въ Ривайерѣ есть прелестные уголки, тропинки, просѣки, полные поэзіи! И Мишель такъ прекрасно понимаетъ простую природу этой мѣстности.

— Развѣ Мишель очень любитъ простую природу?

— Онъ ее любитъ, какъ артистъ, барышня, а артистъ интересуется тысячью вещей, которыхъ обыкновенный наблюдатель не замѣчаетъ даже. Классики искали красоту въ невозможномъ, романтики искали ее въ исключительномъ, но она находится въ легкомъ, обыденномъ, и тамъ-то настоящій художникъ умѣетъ найти ее. Стебель травы, лучъ — и все его существо потрясено!… Не двигайте такъ рукой, ради Бога… Ахъ! милая барышня, какое наслажденіе и какая мука въ одно и то же время васъ рисовать. Какое наслажденіе, когда, чтобы изобразить идеалъ, достаточно скопировать дѣйствительность, но какая мука найти эту дѣйствительность столь же непередаваемой, какъ и идеалъ.

— Вы право нелѣпы съ этимъ портретомъ, мой милый другъ! — сказалъ въ эту минуту Мишель, стараясь принять тонъ шутки.

— Мишель правъ, Лангилль, — подтвердилъ радушно г-нъ Фовель, не бросайте же насъ всѣхъ ради Сюзи, чортъ возьми!

— Сейчасъ, мои дорогіе друзья, сейчасъ… Одну секунду, — сказалъ Лангилль, отодвигаясь, чтобы разсмотрѣть свое произведенiе.

— Мишель, — позвала Сюзанна, — идите полюбоваться.

Мишель послушался приказанія и обратился покорно, хотя неохотно, съ нѣсколькими комплиментами къ художнику.

Пробило половина второго.

— Понмори и Рео явятся скоро… чтобы играть въ крокетъ и въ теннисъ, — воскликнула молодая девушка.

Лангилль привскочилъ:

— Понмори! г-жа Рео! такъ рано! Я не зналъ… Нужно пойти вымыть руки, — говорилъ онъ растерянно, — я отвратителенъ… Не безпокойтесь, Треморъ. Милая барышня, благодарю васъ за терпѣніе.

Онъ разсматривалъ съ печальнымъ видомъ свои выпачканные красками пальцы, затѣмъ взялъ осторожно руку Сюзанны и приложился къ ней губами:

— Вы ангелъ! — добавилъ онъ, удаляясь.

Какъ только онъ вышелъ, Мишель всталъ передъ Сюзанной во весь ростъ со скрещенными руками.

— Сколько разъ вы слышали исторію о стеблѣ травы и о лучѣ, сколько разъ? — спрашивалъ онъ съ чѣмъ-то въ родѣ бѣшенства.

Сюзанна заупрямилась.

— Но я слышала въ первый разъ.

— Въ первый разъ!

— Конечно, въ первый разъ!… Бѣдный, бѣдный, милый Лангилль, вы съ нимъ обошлись грубо! Это неблагородно! А я его люблю, да, я его очень люблю…

— Я его люблю такъ же, какъ и вы, повѣрьте мнѣ… Но мы посмотримъ, когда вы услышите пятидесятый разъ о стеблѣ травы и о лучѣ… Къ тому же у него манера говорить съ женщинами и молодыми дѣвушками, которая мнѣ всегда не нравилась и меня раздражала.