Зинаида Шаховская - Таков мой век

• Название: Таков мой век
• Автор: Зинаида Шаховская
• Издательство: Русский путь
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2006
• ISBN: ISBN 5-85887-213-1

Мемуары выдающейся писательницы и журналистки русского зарубежья Зинаиды Алексеевны Шаховской охватывают почти полстолетия — с 1910 по 1950 г. Эпоха, о которой пишет автор, вобрала в себя наиболее трагические социальные потрясения и сломы ушедшего столетия. Свидетельница двух мировых войн, революции, исхода русской эмиграции, Шаховская оставила правдивые, живые и блестяще написанные воспоминания. Мемуары выходили в свет на французском языке с 1964 по 1967 г. четырьмя отдельными книгами под общим подзаголовком «Таков мой век». Русский перевод воспоминаний, объединенных в одно издание, печатается впервые.

---

Надеюсь, что читатель простит меня за то, что я так подробно останавливаюсь на судьбе русских. Если не я, то кто на Западе сочтет своим долгом рассказывать о русских беженцах? Кроме того, русская диаспора стала тогда частью современной действительности.

Новая, советская эмиграция встретилась на чужбине с так называемой белой эмиграцией. Однако не политические убеждения стали причиной размежевания между ними, а тот отпечаток, который наложил на вторую эмиграцию советский строй. Сначала западная свобода, казалось, пугала новых русских эмигрантов, им нужно было в одиночку научиться жить в мире полного безразличия. Испытания, которые они вынуждены были преодолевать, закалили их, они стали более крепкими, более выносливыми, чем «белые» эмигранты, тем не менее у них сохранялись привычки коллективистского мира, влияния которого избегали «белые».

Даже те, кто как я, покинули Россию еще в детстве, сохранили в воспоминаниях веселые, яркие или нежные картинки — осколки русского мира до того, как его покрыла тьма. Гражданская война с ее ужасами была пустяком в сравнении с последовавшими за ней событиями, которые понемногу и постепенно открываются в многочисленных свидетельствах очевидцев: Солженицына, Лидии Чуковской, Евгении Гинзбург и других.

М.Т.В. — советская женщина, на два года моложе меня (тогда мне было тридцать восемь лет), слушая меня, вдруг закричала: «Вы видели, вы знали легкие дни, успели хорошо пожить, вы можете воскресить в памяти приятные воспоминания детства, а я, я с самого рождения знала только голод, тяжелую работу, страх и войну!»

Это была простая русская женщина, именно для таких, как она, и делали революцию!

Т. Петровская, в прошлом «перемещенное лицо», в очерке, опубликованном в нью-йоркской «Новой газете», живо и с присущим ей юмором описывает встречу двух Россий в трудовом лагере в Германии. С «белыми» русскими немцы обходились со значительно большим почтением, чем с русскими, прибывшими с Востока. Автор рассказывает о молодых русских женщинах, эвакуированных из Белграда и прозванных советскими солагерницами «тургеневскими девушками». Они родились за пределами России и благодаря этому сохранили тип дореволюционной русской женщины. И они отказались от тех преимуществ, которые полагались им, чтобы разделить участь русских с Востока. После первых недоразумений и даже ссор — манеры поведения, да и язык их разнились — наступило своеобразное единение, а с ним и соперничество, наиболее ярко проявившееся в состязании двух хоров. Хор «белых», созданный для сопровождения церковной службы, соперничал с хором «красных». Т. Петровская образно рисует перипетии ревностного сосуществования двух Россий.

«Да что вы, советские, можете понять в происходящем? Что вообще вы знаете о жизни за пределами вашего советского мирка!» — говорила с упреком одна из «белых». На что одна из «советских» ей возразила:

«О жизни мы знаем несравненно больше вас! После революции вы находились среди эмигрантов, я же изъездила всю Россию, от Ленинграда до Алтая».

Должны были пройти еще многие годы, прежде чем бывшие «красные» русские, подобно бывшим «белым», превратились просто в русских за границами России…

Еще большим несчастьем для перемещенных лиц стала трагедия Линца.

В западной прессе мало писали о насильственной репатриации, незаконных арестах и похищениях перемещенных лиц. Для меня, начавшей свою жизнь также с изгнания, право на убежище для политических беженцев свято. Передачу правительством Виши испанских коммунистов Франко или похищение израильтянами Эйхмана, или высылку Швейцарией членов ОАС, несмотря на то, что раньше Швейцария принимала русских террористов, или похищение Францией полковника Аргуда, или кражу генералов Кутепова и Миллера, или выдачу Чомбе Алжиру иначе как чудовищными не назовешь.

Карл фон Хорн в своей книге «Солдаты мира» рассказывает, как он, против своей воли подчиняясь приказу, был вынужден насильно репатриировать советских военнопленных, интернированных в Швеции. Фон Хорн вспоминает о самоубийствах, вызванных угрозой репатриации, об отчаянии тех, кого он обрекал на жесточайшие репрессии на родине. Среди интернированных, по подсчетам фон Хорна, большинство, — их насчитывалось более трехсот тысяч, — составляли люди азиатского происхождения, русских-европейцев было немного. Захваченные в плен в начале войны, они позже были переведены немцами из Баварии на Северный Мыс, где оставались в полном бездействии до самого конца войны. Война закончилась, но вместо освобождения казахи, узбеки, калмыки по ялтинским соглашениям были выданы СССР. Ведь еще в начале войны Сталин назвал всех сдавшихся в плен солдат предателями… «Я приходил в ужас от этого, самого позорного в современной истории Швеции эпизода», — писал шведский генерал.

Если одних только западных свидетельств по этому вопросу недостаточно, напомню строки из поэмы Евгения Евтушенко, советского поэта, преданного режиму, но наделенного и чувством сострадания. После «Бабьего яра», посвященного уничтожению евреев в Киеве, Евтушенко написал поэму «Итальянские слезы», рассказывающую о простом русском солдате. Ее герой Ваня захвачен в плен и отправлен в Италию, где он вместе с другими заключенными участвует в восстании. Ему удается бежать в горы, и он вливается в ряды итальянских партизан.

Были там и рабочие парни,
и крестьяне — и я подобрел.
Был священник — по-ихнему «падре»…
Так что к Богу я, брат, подобрел.

Рыжий Ваня вспоминает момент своей славы, когда он под музыку и под радостные крики толпы входил в Рим. Потом, почти сразу, он вместе со своими друзьями был репатриирован на родину. Через Каспийское море солдат доставили в Баку, и Ваня вновь ступил на родную землю. Он считал себя смелым солдатом, героем. Но он ошибался:

И солдатики нас по-пастушьи
привели, как овец сосчитав,
к так знакомой колючей подружке,
в так знакомых железных цветах.

Наконец рыжеволосый Ваня был освобожден. И вот однажды он встречает поэта, собирающегося в поездку по Италии. Ваня просит поэта передать привет его друзьям — итальянским партизанам, не раскрывая, однако, судьбы их советских товарищей после возвращения на родину. Ваня не хочет, чтобы там об этом узнали — ему стыдно за свою страну.

Наиболее показательной, «зрелищной» была трагедия Линца, если, конечно, отчаяние и смерть людей могут быть определены как «зрелище». Множество людей могло бы избежать этой разновидности Катыни, устроенной союзниками, массового убийства тысяч людей при помощи третьих лиц.

Русскими написано множество талантливых сочинений, которые до сих пор не переведены и которые еще не стали для историков ценнейшим источником сведений о событиях в СССР до, во время и после войны.

Ни один здравомыслящий человек не сможет отрицать очевидного: коммунистический режим никогда не поддерживался большинством советского народа, и гражданская война — тому свидетельство. Иначе бы не возникло у властей необходимости отнимать у советских людей права ездить за границу, права, которыми свободно пользуются даже испанцы, ни сооружать Берлинскую стену, ни клеймить позором Светлану Сталину и последовавших за ней других беглецов из «коммунистического рая», как это сделал Шолохов на Съезде советских писателей в 1967 году.

Многим советским людям, уставшим от гнета режима и ничего не знавшим о планах и истинной идеологии Гитлера, вторжение немцев казалось началом освобождения. Сейчас известно, что население встречало захватчиков с распростертыми объятьями, что советский генерал Власов перешел вместе со своей армией на сторону врага, что казаки продолжали оставаться непримиримыми врагами советского режима, который — в наказание за участие в борьбе против «красных» — не оставил им никаких привилегий и уничтожил их вековые традиции. Один из них рассказывал мне в 1946 году: «Многие вспоминали оккупацию Украины немцами в 1918 году, когда немцы сохраняли корректность и не унижали наше национальное достоинство». К несчастью, немцы с того времени изменились, коренное население для них превратилось в Untermenschen — неполноценную расу. Потенциальные союзники в борьбе с коммунизмом стали для немцев новыми врагами, однако самым ненавистным врагом для них оставались коммунисты.

В Германии был только один человек, который понимал, какую выгоду можно извлечь из настроения отчаявшихся людей и их боевого духа. Этим человеком был генерал Хельмут фон Панвиц. После долгих проволочек ему удалось, наконец, добиться от германских властей разрешения сформировать независимые от немецких войск русские дивизии. К казакам под предводительством их исконных командиров: атаманов Краснова, Шкуро, Доманова, Клыча и других, присоединились выходцы с Кавказа и русские антикоммунисты из эмигрантов.