Робин Маккинли - Солнечный свет

• Название: Солнечный свет
• Автор: Робин Маккинли
• Издательство: АСТ, АСТ Москва
• Жанр: Любовно-фантастические романы
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-17-054155-3, 978-5-9713-9021-3

Вот уже десять лет прошло с тех пор, как отгремела на Земле последняя война между людьми и их извечными противниками – вампирами и оборотнями, зовущими себя Другими.

Людям, хотя и с огромным трудом, удалось победить – и теперь Другим, полукровкам и их старым союзникам – черным магам, – приходится проходить обязательную регистрацию в специальных организациях, занимающихся расследованием паранормальных преступлений.

Среди подобных организаций наиболее широко известен Особый Отдел против Других, в котором работает большинство друзей Раэ Сэддон по прозвищу Светлячок – юной мастерицы по изготовлению сладостей и по совместительству талантливой ведьмы, скрывающей свою Силу…

Раэ всегда старалась держаться в стороне от Других. Но теперь ее похищают миньоны вампира Борегарда, претендующего на титул Мастера города, дабы использовать в качестве приманки для нынешнего, законного Мастера – Кона.

Кон ввязывается в сражение с претендентом – и терпит поражение. Раэ понимает: чтобы выбраться из этой передряги, ей придется не только открыто применить свои магические способности, но и заключить союз с Коном…

---

– Хорошо.

Опять это текучее, нечеловеческое движение – он поднялся и шагнул ко мне. Это я тоже забыла – забыла, насколько странно движутся вампиры. Насколько зловеще. Слишком текуче для человеческого существа. Для живого существа.

Он присел на край кровати рядом со мной. Кровать прогнулась, как под обычным человеческим весом. Я подтянула ноги к себе и развернулась к Константину, но сделала это неосторожно, ощущая только его присутствие и ничего более, – гораздо более небрежно, чем я стала двигаться последние два месяца. В результате рана на груди не просто слегка начала кровоточить, но открылась во всю длину, как будто ее снова прорезали. Терпеть не было сил – я задохнулась от боли.

И он зашипел. Звук был ужасный, и я забилась обратно в подушки, прижалась к изголовью, прежде чем успела что-либо подумать – подумать, что не уйду от него, даже если захочу, что он назвал меня союзником. Подумать, что у этого звука могут быть и другие причины. Но он ведь вампир, а я – живой человек со свежей кровью в жилах?

– Постой, – сказал Константин голосом, для него более-менее нормальным. – Я не желаю тебе зла. Расскажи мне, почему на твоей груди кровь?

Он не сделал ударения на слове «кровь». Я пробормотала:

– Не заживает. И так уже два месяца. Константин не умел ждать так же хорошо, как я.

– Продолжай, – тут же поторопил он.

За последние два месяца я и пожимать плечами прекратила: этого не сделать, не натягивая кожу под ключицами.

– Не знаю, в чем дело. Не заживает, и все. Вроде бы затягивается, а потом открывается снова. Доктор несколько раз накладывал швы, выписывал разные мази. Без толку. Открывается все время. Это неудобно, но я вроде как научилась жить с ней. Можно подумать, у меня был выбор! Сейчас… э-э-э… хуже, чем обычно. Извини. Это всего лишь неглубокая рана. Возможно, ты… э-э-э… помнишь.

– Помню, – кивнул он. – Покажи.

Я сдержалась – не воскликнула «что?» С минуту собирала всю свою гордость и мужество, и мои руки немного тряслись, когда стала расстегивать две верхних пуговицы ночной рубашки, а потом оттянула края, чтобы он мог видеть пространство между моими ключицами и выпуклостями груди, теперь залитое кровью из распахнувшейся уродливым ртом раны. Я слегка вздрогнула, когда он протянул руку и обмакнул в кровь палец… попробовал ее на вкус. Тогда я закрыла глаза.

– Я не желаю тебе зла, Светлячок, – мягко сказал он. – Открой глаза.

Я открыла.

– Рана отравлена, – вынес Константин вердикт. – Она ослабляет тебя. Это очень опасно.

– Это угощение было предназначено для тебя, – как во сне, сказала я. Я чувствовала себя жрицей оракула из какого-то старого мифа: одержимая чуждым духом, который говорит ее губами. – Тебя хотели отравить!

– Да, – согласился он.

Я подумала: как же я уставала последние два месяца. И привыкла. И уверяла себя, что это всего лишь часть – часть случившегося. От таких вещей быстро не оправляются. Я говорила себе: все дело в этом. И почти поверила себе. В самом деле, поверила. Рана не заживала, потому что не заживала.

Отравлена. Ослабляет меня. Он имел в виду – убивает. Отметим, что вампиры тоже могут быть тактичными.

Вот зачем меня тянуло лежать долгие часы на солнце: я сжигала враждебное присутствие в моем теле. Я сознавала, что оно враждебно, хотя и не признавала его. Я не сделала следующий шаг, не подумала «отравлена». Солнечный свет – моя стихия; и я обратилась к солнцу. И свет был единственным хоть сколько-то действенным средством, но его было недостаточно. Потому что рана отравлена. Момент из того же мифа, что и жрица оракула: незаживающая отравленная рана. Я уже мучилась вопросом, как переживу зиму, когда не смогу несколько часов в неделю лежать на улице, жарясь на солнце. Училась не спрашивать себя, как переживу зиму.

Он молчал, ожидая, пока я закончу думать. Я посмотрела на него: мерцание зеленых глаз в лунном свете. Не смотри им в глаза, устало подумала я.

Для него это, конечно, тоже жуткий шок – обнаружить, что твой союзник – не жилец.

Я слишком устала, чтобы смотреть на него. Я вообще устала от всего. Иногда лучше не знать. Иногда узнаешь что-то – и пиши пропало.

– Светлячок, я немного разбираюсь в ядах. Это не тот случай, когда ваши человеческие доктора могут синтезировать антидот.

Это еще покруче, нежели его заявление, что ни у кого из нас шансов против Бо нет. Своей смертью я похороню и его шансы. Забавно: я ведь и вправду сожалела об этом. Может, я слегка тронулась. Может, слишком многое произошло за последнее время. Может, я просто очень, очень сильно недосыпала.

– Но кое-что можно сделать. Можно попробовать. – Пауза. – Это непросто.

Ох, ну надо же. Что-то будет непросто? Я попыталась вызвать в себе какие-то эмоции, среагировать. Безуспешно.

– Но ты можешь мне довериться?

Опять радостные новости. Не просто что-то, а что-то вампирское. А значит, оно будет еще сильнее замешано на крови. Не люблю кровь. В смысле, я нормально отношусь к крови, когда она циркулирует внутри, несет кислород и калории к клеткам-домоседкам, но при виде липко сочащегося розового гамбургера меня тошнит.

«Можешь мне довериться?» – спросил он. Не доверишься – а сможешь ли? Я подумала над этим. Будет непросто. Да, о'кей, это факт. Думать об этом необходимости нет. Могу я довериться ему?

А что мне терять?

Что, если его помощи я не выдержу? Есть уйма вещей, которых я не выдержу. Начнем с того, что я далеко не смела, очень, очень устала, я истощена от посттравматического как-там-eгo, и я легко могу не выдержать и того, что сделала кухонным ножом прошлой ночью. И я могу оказаться душевнобольным маньяком.

– Да, – выговорила я. – Да. Думаю, да.

Константин не выдохнул с облегчением, как мог бы человек на его месте, но вместо этого замер статуей. Это была неподвижность другого рода, чем простое отсутствие движений. Сказав «да», я почувствовала себя лучше. Менее усталой. Впрочем, похоже, я все еще бредила, потому что наклонилась к нему и коснулась тыльной стороны ладони.

– О'кей? – сказала я. Недолгая тишина.

– О'кей, – ответил он. У меня вдруг возникла непрошеная мысль, что до сих пор он ни разу не говорил «о'кей». С людьми поведешься – много нового и интересного наберешься: смех, сленг.

– Это будет не завтрашней ночью, – сказал вампир. – Возможно, послезавтрашней.

– О'кей, – сказала я. – Увидимся.

– Приятных снов, – попрощался он.

– О, конечно, непременно, – отозвалась я с претензией та иронию, но он уже исчез.

Я оставила окно открытым настежь. Хотелось, чтобы в комнате со мной было как можно больше свежего воздуха.

Тихонько позванивал один из оконных заговоров. Это был необычайно умиротворяющий, обнадеживающий звук.

Вид у меня этим утром, наверное, был тот еще. Мне пришло в голову, что все в кофейне относятся ко мне как к инвалиду, притворяясь, будто ничего такого вовсе нет. Я хотела сказать им, что они правы – я в самом деле инвалид, отметина на груди, о которой знал только Мэл, никуда не делась, и я умираю. Ничего подобного я не сказала. Соврала, что все еще страдаю от недосыпания.

Паули внезапно появился на час раньше со словами, что ему нечем заняться, но я была уверена – это мама позвонила моему ученику и спросила, не сможет ли он прийти пораньше. Думаю, мама вычислила, что ее заговоры уходят в бардачок «Развалины» или подобное место, потому что принялась прятать заговоры вокруг пекарни, где я могла их и не найти, но они все равно приносили бы мне пользу.

Из-за своих непрошеных размышлений насчет скелетов в семейном шкафу я начала задаваться вопросом: для чего же именно предназначены все мамины заговоры? Она всегда была немного поведена на них; наверняка это пошло с тех восьми лет, проведенных в мире моего отца. Тем утром я нашла два новых: какое-то маленькое животное, свернутое клубочком, прикрывающее лапами глаза, с красной бусиной на месте пупка; и сияющий белый диск, радужно-переливчатый, если повернуть его к свету. Я оставила их там же, где нашла. Возможно, стоило позволить им попытку защитить меня от того, что им задано. Я чувствовала какую-то симпатию к свернувшемуся клубочком созданию с лапами на лице, даже если красная отметина была у нее ниже, чем у меня. Заговоры часто шумны – еще одна причина, почему я их недолюбливаю, – но сложно расслышать постороннее жужжание и болтовню за общим гамом в кофейне. Особенно во время смен, когда мне приходилось терпеть добродушно напевающего ученика.

Мэл в тот день работал, но у Эймил в библиотеке был выходной. Она забрела в пекарню с чашкой кофе ближе к концу моей смены и сообщила, что сегодня узнала о распродаже старых книги прочего хлама в Рэдтри (один из маленьких городков по дороге на юг, к следующему большому городу) и собирается ехать – не хочу ли я составить компанию? Мне, наверное, следовало отправиться домой и вздремнуть, но я не хотела. И потому ответила «да». Небольшая загородная прогулка для обреченной. К тому же, всю дорогу туда Эймил говорила о библиотечных делах и ни разу не упомянула ночные волнения в округе. К тому времени, когда мы прибыли на рыночную площадь Рэдтри, я была в хорошем настроении.