Стэн Барстоу - Рассказ о брате

• Название: Рассказ о брате
• Автор: Стэн Барстоу
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Современная проза
• Год: 1986

Произведения английского писателя Стэна Барстоу, собранные в этой книге, отразили характерные черты его проблематики и стилистики, пристальное и доброжелательное внимание к повседневной жизни, нравственным исканиям простого человека — своего современника. Сборник дает возможность увидеть творческую эволюцию автора от 60–х до 80–х годов.

---

Вот сейчас, не сомневался я, Пайн мне врежет, но Пайкок перехватил его руку.

— Билл, кончил ленч?

— Пудинга еще не ел, — ответил Пайн.

— Так забирай и пошли за мой стол.

— Я первый сюда пришел.

Я оттолкнул тарелку, хотя к еде лишь едва прикоснулся.

— Пусть сидит. Я ухожу, — встал и двинулся в обход стола. Теперь уже для всех стало очевидно, что в разгаре скандал. Меня провожали взгляды. Пайкок поспешил за мной в коридор.

— Фух. Боялся, что все‑таки подеретесь.

— Ну, Джон, до драки вряд ли дошло бы.

— С чего вспыхнула ссора?

— Я ж сказал.

— Будет вам, Гордон! Не такой уж вы заводной!

— Послушайте, Джон, окажите мне услугу. Передайте Люси, пусть попросит кого‑нибудь провести за меня уроки. Зря я сегодня пришел.

— Нездоровится?

— Эйлина болеет, а я никак ей не дозвонюсь.

— Ну тогда…

— Спасибо, Джон. А Пайн все равно дерьмо. Я уж давно ему собирался это высказать.

— Оба вы люди взрослые, — попенял Пайкок, — уравновешенные. В состоянии взвесить все за и против.

— Ну вы, Джон, не иначе как шутите. Половина здешних мудрецов нашпигованы предрассудками и самодовольством, аж из ушей лезет.

— Подобное поведение для школы неприемлемо.

— Почему? Наоборот, ребята поймут на доступном для них уровне, что ничто человеческое нам не чуждо.

— Нет, Гордон, вы ведете себя неумно.

— Я и не выдаю себя за великого умника. Вы бы возвращались, не то Пайн скажет, что я у вас в любимчиках.

— Я не нуждаюсь, Гордон, в поучениях. Я знаю, как мне исполнять свои обязанности.

— Верно. Извините, Джон. Пошел‑ка я домой.

— Ну так идите, — Пайкок прошел со мной еще немного. — Надеюсь, дома у вас все в порядке. Звоните, коли понадобится моя помощь.

Машина Бонни, оставленная у гаража, виднелась уже от угла. Я вырулил малолитражку на подъездную дорожку и затормозил. В гостиной Бонни развалился в кресле напротив Эйлины, та в свитерке и джинсах примостилась, подобрав под себя ноги, на диване. Они потягивали кофе из маленьких чашечек.

— Хэлло.

— Что это ты в такую рань?

— Телефон не отвечал, вот и решил приехать взглянуть, в порядке ли ты.

— Я два раза снимала трубку, но спрашивали Бонни, и я перестала подходить. — Выглядит неплохо, лицо порозовевшее.

— А ты откуда возник? — повернулся я к Бонни. — Хотя нетрудно догадаться.

— Да забыл у вас шмотки кой — какие, — небрежно обронил Бонни.

— Почему ты мне не сказал, что Бонни от нас уехал, — спросила Эйлина, — и уехать его попросил ты?

— Надоело взывать к каменной стене. С возвращением тебя в мир живых. Кое с кем ты явно еще в состоянии общаться. — Опять, подумал я, не с той ноты взял. Опять Бонни мешает.

— Ну, подыскал теплую постельку? — спросил я его.

— А ты как думал! — Он слегка ухмыльнулся.

— Ты опять герой дня.

— Читал, — Бонни кивнул на «Глоб» на кофейном столике.

— Обедал? — спросила Эйлина.

— Проглотил кое‑что.

— Хочешь еще пожевать?

— Нет, не хочется. А вы ели чего?

— Омлет.

— О вездесущие обрыдлые омлеты! Хвала вам! Без вас хоть пропадай. — Я взглянул на часы. — Ну ладно, стало быть, тут все в порядке, надо возвращаться да работать. — Я сбросил пальто и уселся поудобнее. Домой я ехал, предвкушая, что Эйлина уже не спит, мечтая, что присяду рядом, возьму ее за руки и скажу: «Послушай, родная, я же вижу, ты сама не своя. Что у тебя за горе? Давай подумаем вместе, как выбраться из беды». Но и тут Бонни обскакал меня, перебежал дорогу. Они явно вели задушевные беседы — атмосфера, когда я вошел, была совсем не та, что возникает при легкой болтовне. И краска на щеках Эйлины. Будто досада ее разбирает, что я застал их вдвоем.

— Как ты себя чувствуешь?

— Нормально.

— Что‑то непохоже.

— Было нормально, пока не явился ты и не принялся подкусывать.

— Тревожился за тебя, вот и приехал. Да, похоже, зря.

— Ну! Опять я лишний. — Бонни отставил чашку. — Ладно, отчаливаю.

— Нет. Сиди, — воспротивилась Эйлина. Бонни снова чуть расслабился в кресле. — Я не хочу, чтобы ты уходил.

— Зря вообще зашел.

— Это мы уже обсуждали.

— Нет. Все равно зря.

— Ну, ну, давайте, давайте! Не стесняйтесь, — поощрил я. — Выясняйте отношения. На меня внимания можете не обращать.

— Эйлина, как? Удерем, что ль? — спросил Бонни.

— Оно и похоже, — покивал я. — Прямо увлекательно становится. — Я приостановился. — Эйлина, что ж ты?! Бонни задал тебе вопрос.

— Эх и болван же ты, малыш! — заметил Бонни.

— А что, очень даже может быть. Вполне. Твое мнение, Эйлина? Я болван?

— Сейчас, во всяком случае, ведешь себя как болван.

— А известно тебе, что Бонни наш ночевал у Юнис? — Про себя я рот разинул от изумления, как вдруг выписался такой вираж от четверга к теперешнему.

— Ну? Горюешь, что не ты? — отреагировала Эйлина.

— Ох, правильно! Сведем все к примитивной зависти. Она — первооснова всего. Да и суть вопроса заодно затемняет. А суть в том, что тут, черт возьми, творится?

— А творится тут жизнь, Гордон, она самая, — отозвалась Эйлина с пылом, какого я за ней никогда не замечал. — А жизнь, случается, запутывается в такой клубок — неразбериху. Ты‑то обожаешь, чтоб все приглажененько, аккуратненько. Подровнено и подсушено. Мельтешишь себе вокруг искусства и литературы, анализируя, истолковывая, восхищаясь, но исключительно тем, на что можешь шлепнуть ярлык и втиснуть в подобающие рамки. Чтоб на высоте, но чтоб на досягаемой, и в красивеньком обрамлении, чтоб любоваться, но чтоб, упаси бог, не обжигало сердце. Но видишь ли, в жизни некоторых наступает момент, когда вдруг обнаруживается, что спасительного фасада, за которым можно бы укрыться, больше нет. Они оказываются на краю ямы — ты‑то такие тщательнейшим образом обходишь, там и дна не разглядеть. Как тот ад, в котором жили наши соседи. Или как у Бонни. Все, чем он держался многие годы, распалось. Он исчерпал для себя прелесть спорта, осталась лишь обертка — ночные клубы, женщины, выпивка, суета.

— Эффектно! Очень! Браво! — похвалил я. — Чуть разбавь деталями, и получится пользительная лекция.

— Да что толку с тобой говорить! — отмахнулась Эйлина.

— Послушай, — сказал я, — можно спать со всеми подряд, а можно ни с кем. А можно найти требуемое и желаемое посередке.

— Если повезет.

— Но нам‑то повезло. Что переменилось? Только твои мысли. Или случилось что‑то, неизвестное мне?

— Вот! — Бонни выставил кверху кожаный квадратик. — Забыл у вас электробритву. Ключ у меня оставался, я и решил за ней заскочить, пока дома никого нет. Лови, — он перебросил ключ левой рукой. Я потянулся поймать, но ключ упал на ковер. Нагибаться я не стал. — А дома оказалась Эйлина.

— Ага. И вы тут потолковали по душам.

— Она не знала, что я отгрузился. Мы и посудачили, чего это ты меня выставил.

— Ну и как, Эйлина? Причины веские? Пока Бонни не мешал, у нас с тобой шло складно. Но ты ж сама видишь, стоило ему появиться — у нас все кувырком.

Эйлина безмолвствовала.

— Не пойму, что происходит. Ей — богу, выше моего разумения. — Помолчав, я спросил: — Вы что, приглянулись друг другу? Поэтому так все? Да будет тебе известно, Эйлина, Бонни умеет заполучить все, что ему примечтается. Всегда умел. Не знала, а?

— Нет, — возразила Эйлина. — Ни одному человеку такого не дано.

— Я тебе чего‑то не даю? Чего желаешь ты и что я мог бы дать?

— Не в этом суть.

— Согласен. Мне тоже ничего сверхтакого не требуется. Я хочу, чтобы наша жизнь шла как прежде.

— До того, как объявился я, — подсказал Бонни.

— Допустим, как до того.

— А ты уверен, что до меня жизнь у вас шла нормально?

— Свидетельством тому факты. Такой вопрос попросту не возникал. Я тебе уже говорил вчера, в этом ты не разбираешься.

— Ты прав, дружище. Но раз уж меня втянули…

— Эйлина томится по ребенку, — прервал я. — Но желание для нее несбыточное. Она боится, что в один прекрасный день я предъявлю ей счет, а может, уже подсознательно виню ее. Боится, что настанет день и я найду другую, способную дать мне то, чего не может она. Сейчас она из кожи лезет, чтоб предвидение сбылось,

— Опять эта твоя языкатость! — воскликнул Бонни. — Чего ты никогда по — человечески, попросту не скажешь?

— Хоть передо мной‑то брось разыгрывать придурка футболиста. Великолепно ты все понимаешь.

— А я тут каким краем?

— Вот чего не ведаю.

— По — твоему, Эйлина думает, я могу дать ей нечто, чего не можешь ты?

— Не знаю, — повторил я. — Пусть Эйлина сама и ответит.

Эйлина сменила позу, но опять промолчала.

— Ну ладно, давай я улетучусь, как ты просил, и забудем обо всем, а?