Борис Илизаров - Иосиф Сталин в личинах и масках человека, вождя, ученого

• Название: Иосиф Сталин в личинах и масках человека, вождя, ученого
• Автор: Борис Илизаров
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-17-085888-0

Иосиф Сталин – человек, во многом определивший историю России и всего мира в XX столетии. Николай Марр – создатель «нового учения о языке» или яфетидологии.

О чем задумывались оба этих человека, глядя на мир каждый со своей точки зрения? Ответ на этот и другие вопросы раскрывает в своих исследованиях доктор исторических наук, профессор, сотрудник Института российской истории РАН Борис Илизаров. Под одной обложкой издаются две книги: «Тайная жизнь И. В. Сталина. По материалам его библиотеки и архива. К историософии сталинизма» и «Почетный академик И. В. Сталин и академик Н. Я. Марр. О языковедческой дискуссии 1950 г. и проблемах с нею связанных». В первой книге автор представляет читателям моральный, интеллектуальный и физический облик И. В. Сталина, а вместе с героями второй книги пытается раскрыть то глубокое значение для человечества, которое таит в себе язык.

Книга рассчитана на широкий круг читателей.

---

Сначала два взгляда на тело человека, которое двое впервые увидели обнаженным, причем на смертном одре. Слово врачу, присутствовавшему при кончине Сталина: «Сталин лежал грузный, он оказался коротким и толстоватым, лицо было перекошено, правые конечности лежали как плети. Он тяжело дышал, периодически то тише, то сильнее…»[98] А вот взгляд дочери Светланы Аллилуевой через несколько минут после кончины, впервые понявшей, как и всякий из нас, что значит смерть родителя, что значит быть «плоть от плоти»: «Принесли носилки, положили на них тело. Впервые увидела отца нагим, – красивое тело, совсем не дряхлое, не стариковское»[99].

При его жизни большинство советских людей считали Сталина красивым. Приятным и даже очаровательным в общении признавали его многие мировые государственные деятели: Черчилль, Рузвельт, де Голль; известные писатели и журналисты: Барбюс, Роллан, Фейхтвангер, Уэллс и другие. Свое впечатление о первой встрече со Сталиным его антипод Троцкий выразил так: «Впечатление от фигуры было смутное, но незаурядное»[100]. В. Молотов не раз повторял: «…Сталин красивый был. Женщины должны были увлекаться им. Он имел успех». На людей попроще он производил сокрушительное впечатление. Одна из героинь Отечественной войны, снайпер, лично убившая несколько сотен немцев и спокойно наблюдавшая в оптический прицел все подробности своего выстрела, во время награждения была вызвана на прием к «самому». Увидев его, бедная воительница обомлела, упала на колени и поцеловала ему руку. Вождь от души хохотал.

Всеволод Иванов, опубликовавший в расстрельном 1937 году исторический очерк под названием «Красная площадь», в качестве наглядной простоты и величия «любимейшего вождя» описал такой эпизод. 7 ноября 1935 года на гостевую трибуну Мавзолея пригласили 71-летнюю ткачиху Е. Каванину. После демонстрации старушка решила прогуляться по Кремлю: «Мимо идет С. Орджоникидзе. Старуха к нему: дескать, была на трибунах, манифестациям порадовалась, а вот от товарища Сталина была далеко, очки даже надела, хотела рассмотреть – не разглядела: “Умирать ведь мне скоро, неужели не увижу?” Орджоникидзе усмехнулся:

– Не умрешь.

Возле входа, у ворот, догоняет старуху машина. Из машины выходит Сталин. Старуха всплеснула руками, побежала к нему навстречу:

– Ой, кого я повидала!

Сталин улыбнулся и сказал:

– Добро какое. Самый обыкновенный человек.

Старуха разрыдалась:

– Ты наш мудрый, ты наш великий… повидала-таки… теперь и помирать можно мне.

Сталин сказал:

– Зачем вам помирать? Пусть другие помирают, а вы поработайте»[101].

От людей он всю жизнь ждал не просто поклонения, а искренней любви. Упрек в неискренности, сформулированный им как принцип «двурушничества», относившийся главным образом к подавленным оппозиционерам – мужчинам, был равнозначен упреку в нелюбви к нему, «любимейшему вождю». Все эти бухарины, рыковы, каменевы и иже с ними перед своим концом делали вид, что смирились и что искренне «любят» его. Большинство предсмертных выступлений и прошений на его имя – об этом. Но он был очень чуток к таким вещам и за неискренность карал беспощадно. При этом свои подлинные чувства тщательно скрывал.

Ему очень нравилось, когда простые люди теряли рассудок от восторга при виде вождя. Возможно, последний раз он прошелся пешком, пусть и под бдительным присмотром охраны, из здания ЦК в Кремль 16 ноября 1931 года, когда была совершена попытка покушения некоего английского разведчика русского происхождения. Было ли оно в действительности, или это очередная инсценировка, которые он так любил ставить, – сказать трудно. Донесение ОГПУ об этом инциденте он лично направил членам Политбюро. Тогда они решительно потребовали: «Пешие хождения т. Сталину по Москве надо прекратить»[102]. После этого были уже все более редкие «явления» народу на собраниях, на манифестациях или во время спонтанного единения вождя и масс. Дочь с ужасом описывает один из его таких спонтанных выходов в народ, когда узнавшая его толпа возликовала и ринулась к нему, а он был явственно опьянен ее восторгом.

О его специфическом природном обаянии говорит и то, что, несмотря на слабое здоровье и физические недостатки, он никогда не имел проблем с женщинами, даже в ссылках. Чем конкретно Сталин страдал до революции, об этом он, естественно, не распространялся. В годы ссылок и революционной деятельности, будучи чрезвычайно бедным, болезненным, неряшливо одетым и неприятным при общении в быту, Сталин тем не менее обладал мощным мужским обаянием и не упускал случая, чтобы завести любовницу. Женщины особенно чувствительны к необычному, к индивидуальности. Благообразный, аккуратный и усидчивый Вячеслав Молотов (оппозиционеры называли его «каменной задницей») до конца своей бесконечно долгой жизни помнил, что в ссылке косматый Иосиф отбил у него любимую девушку Марусю. Нечего и говорить о том, что позже власть, от которой столь крепко пахло кровью, прибавила к его обаянию элемент ритуального поклонения, всеобщего обожания. И здесь уже не только женское, но и мужское население, чуя «подлинного» вожака, влилось в огромную массу искренних поклонников. Чаще всего, но не всегда люди трезвели в тюрьме, лагере или в подвале у стенки. Лучшее средство от похмелья – собственная кровь. Я убежден, что кумиры человечества всегда вырастают на смеси огромного личного обаяния и безграничной жестокости. Страх – источник «о-божания». А страх, замешенный на обожании, в сталинском обществе все активнее вытеснял все иные элементы его атмосферы.

Глядящему со стороны, то есть иностранцу, это было видно невооруженным глазом. Эмиль Людвиг позволил себе поделиться впечатлениями на сей счет с самим вождем. «Мне кажется, – сказал он, – что значительная часть населения Советского Союза испытывает чувство страха, боязни перед Советской властью и что на этом чувстве страха в определенной мере покоится устойчивость Советской власти. Мне хотелось бы знать, какое душевное состояние создается у Вас лично (выделено мной. – Б. И.) при сознании, что в интересах укрепления власти надо внушать страх. Ведь в общении с Вашими товарищами, с Вашими друзьями Вы действуете совсем иными методами, не методами внушения боязни, а населению внушаете страх.

Сталин. Вы ошибаетесь. Впрочем, Ваша ошибка – ошибка многих. Неужели Вы думаете, что можно было бы в течение 14 лет удерживать власть и иметь поддержку миллионных масс благодаря методу запугивания, устрашения? Нет, это невозможно»[103]. Очень даже возможно, и не только 14 лет, а много дольше – десятилетиями. Людвиг ошибся в другом – в 1931 году он еще не мог предположить, что Сталин через год-другой будет внушать не меньший, а намного больший страх даже своим ближайшим соратникам. И в то же время не меньшее, чем у простого народа, «о-божание».

* * *

Внешность Сталина действительно была незаурядной, причудливо сочетая в себе восточные – кавказские – и среднеевропейские черты. Профессионально наблюдательный советский дипломат и разведчик, а позже невозвращенец А. Бармин писал: «Он не похож ни на европейца, ни на азиата, но представляет собой какую-то смесь этих двух типов»[104]. Вопреки распространенному мнению, Сталин по российским меркам конца XIX – начала XX века не был уж очень маленького роста. После 60 лет фигура Сталина стала медленно оплывать, но до конца жизни он весил около 70 килограммов при росте 170 сантиметров[105]. Правда, он очень не любил, когда в непосредственном окружении находились люди выше его ростом. Говорят, когда его фотографировали, он, если была возможность, становился на ступеньку выше других. Когда в 1930 году его запечатлели на трибуне Мавзолея рядом с долговязым Максимом Горьким, которому он едва доставал своей головой с фуражкой до плеча, то эти кадры при жизни Сталина больше не показывали народу. И это несмотря на то, что он всячески демонстрировал свою близость к пролетарскому писателю. На двойном фотопортрете Сталина и Горького, снятых на фоне книжных полок, помещенном в «Краткой биографии», заметна легкая неестественность – то ли Горький сполз чуть ниже с дивана, то ли Сталин подложил под себя стопку книг, но два героя разного масштаба сидят строго на одной линии, вдумчиво глядя друг другу в глаза.

Сталину явно нравилось, когда маршалы и охранники, советские герои и героини были дородны, с выразительными открытыми лицами, ясноглазы и светловолосы. Все это ему нравилось точно так же, как и жгучему брюнету, малорослому Наполеону и нервическому темноволосому Гитлеру. Впрочем, на Кавказе, как и у многих восточных народов, независимо ни от чего, издревле питают слабость к рыжим и ясноглазым. Рыжий ребенок в семье – вестник благополучия и счастья. Как известно, у дочери Сталина Светланы в детстве волосы были темного золота. Тогда он ее очень любил.

Сталин лично тщательно отбирал свои фотопортреты для подарков и публикаций. По всей стране за ними следила цензура. Вообще, изобразительный ряд имел для него огромное значение с психологической и пропагандистской точек зрения. Когда во второй половине 30-х годов он приступил к редактированию школьных учебников по истории для младших классов, то особое внимание уделил портретам. Причем как своим, так и соратников. От фотографов он требовал, чтобы они не снимали его слишком близко; с детства на его лице сохранились следы от оспы. Переболел он ею в возрасте семи лет[106] и с тех пор рассматривал ее последствия как свой серьезный физический недостаток. Отмечают, что только незадолго до смерти его лицо необычно порозовело. Произошло это под влиянием гипертонической болезни. Большую часть жизни у него был землистый цвет лица, на фоне которого слабо виднелись буроватые следы от оспы на нижней части лба, на щеках, на носу, на подбородке. Над правой бровью и под левым глазом – две довольно заметные родинки. Такие же следы от оспы были и на непропорционально толстой шее. Может быть, отсюда особое пристрастие Сталина к наглухо застегнутому воротнику полувоенного френча и к стоячим воротникам «николаевских» военных мундиров послевоенного времени? Шея казалась особенно сильно развитой по сравнению с узкими плечами и заостренной в подбородке и затылке головой. После вскрытия выяснилось, что у него был маленький мозг (1341 г), а левое полушарие, ответственное за логический процесс, больше правого, курирующего эмоциональную жизнь человека. Как и у Ленина, его мозг покрывала «твердая мозговая оболочка, местами сращенная с костями черепа»[107].