Арман Лану - Здравствуйте, Эмиль Золя!

• Название: Здравствуйте, Эмиль Золя!
• Автор: Арман Лану
• Издательство: Прогресс
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1966

О жизни и творчестве Эмиля Золя написаны сотни книг и статей. У читателя, берущего в руки книгу Армана Лану «Здравствуйте, Эмиль Золя!», естественно, может возникнуть вопрос: «А что нового расскажет она мне об этом всемирно известном писателе?»

Арман Лану несколько лет работал над этим произведением. Его книга об Эмиле Золя — это яркое и своеобразное художественное повествование о большом и трудном пути автора знаменитого письма «Я обвиняю!..» и вместе с тем серьезное и оригинальное исследование творчества создателя «Ругон-Маккаров», «Трех городов» и «Четырех Евангелий». Со страниц книги во весь рост встает мужественная и самобытная фигура Золя, великого писателя и гражданина. Автор показывает его жизнь и творчество на широком фоне социальных и политических событий, происходивших во Франции во второй половине XIX века.

Иногда Лану отдает дань фантазии, вымыслу. После того как герой изучен во всех опосредственных связях, его легко представить беседующим с друзьями, работающим за письменным столом, совершающим моцион. Но Лану не увлекается «приемами романа» и после живой сценки, созданной воображением художника, следует документ и факты, факты… Все эти элементы (вымысел, документ, факт) идут друг за другом, органически переплетаясь. Они-то и создают неповторимое своеобразие книги Лану.

---

Не пройдет и пяти лет, как Сюрте Женераль подчинит себе армейское Разведывательное бюро, достигнув этим одной из своих отдаленных целей. Подспудная борьба между двумя гражданскими полициями, усугубляемая их соперничеством с Разведывательным бюро, длится с самого возникновения Дела. Недаром старик Кошефер, начальник Сюрте Женераль, присутствовал на первом допросе Дрейфуса, а Лепин, префект полиции, следил за процессом 1894 года! Ничто не изменилось ни Со времен «Г-На Клода», который властвовал при Империи, ни со времен «г-на Масэ», который повелевал при Империи и Республике, ни со времен Камескасса и прочих! Подобно Разведывательному бюро, полиция была некой неизвестной железой внутренней секреции, и только процесс Эмиля Золя пролил некоторый свет на ее никому неведомую функцию.

В полдень 21 февраля, когда зал суда был погружен в полумрак, генеральный прокурор Ван Кассель произнес свою обвинительную речь, закончив ее так:

— Нет, я даже не допускаю и мысли, чтобы какой-либо офицер сумел воздействовать на совесть судей. Я даже не допускаю и мысли, чтобы семь офицеров смогли вынести приговор против своих убеждений. Только злопыхатели осмеливаются заявлять о подобной подлости. Ваш приговор, господа, изобличит их ложь. Страна, всецело доверяющая суду, ждет его, и вы, не колеблясь, осудите их!

Золя бесстрастным голосом читает заявление. Его все время прерывают.

«Клянусь всем, чего я достиг, именем, которым я обязан самому себе, моим творчеством, способствовавшим прославлению французской литературы, клянусь, что Дрейфус невиновен. Пусть все рухнет, пусть погибнут мои произведения, если Дрейфус виновен. Но он невиновен. Все, кажется, против меня: обе Палаты, гражданская власть, военные власти [он забыл о судебных!], крупные газеты и отравленное ими общественное мнение. И все-таки я спокоен — победа будет за мною. Вы можете сейчас покарать меня, но настанет день, когда Франция отблагодарит меня за то, что я помог спасти ее честь».

И каждый раз, когда Золя повторял: «Клянусь, что Дрейфус невиновен», — публика кричала: «Доказательства! Доказательства!» В массовом психозе забывалось, что сначала надо потребовать доказательств вины Дрейфуса!

Тогда как адвокат Лабори дрался злобно, словно борец в цирке, Золя вел себя кротко.

Альбер Клемансо, произнося речь в защиту Перренкса, редактора «Орор», торжественно заявил:

— Вы судите нас. А вас будет судить История.

Его брат Жорж произнес самую удачную фразу за всю свою долгую карьеру. Итак, Жорж Клемансо — угловатый, уродливый, необузданный, с лицом, перечеркнутым знаменитыми извозчичьими усами, бросил судьям, указывая на распятие, висевшее над судейским столом:

— Что ваш приговор? Вот высший суд!

Адвокаты использовали массу побочного материала, вложили много доброй воли и сделали немало ядовитых выпадов. Но все это было впустую. Присяжные понимали свою задачу так, как ее определил Генеральный штаб: Золя или мы.

— Если нас оправдают, — сказал Альбер Клемансо, — живыми отсюда нам не выбраться!

— Не беспокойтесь, — ответил Золя, — нас не оправдают!

Вечер. Половина восьмого… «Озлобление нарастает, то и дело слышится брань, — писала Северина. — При желтом свете газовых рожков, в спертом воздухе, офицеры вскакивают на скамьи и, потрясая кулаками, изрыгают проклятия. Зал суда еще никогда не видел подобного зрелища!..»

Оскорбления сменились радостными возгласами, едва староста присяжных объявил сдавленным голосом:

— По чести и совести, перед богом и перед людьми, решение присяжных таково: виновен ли господин Перренкс? Большинством голосов — «да». Виновен ли господин Золя? Большинством голосов — «да».

— Да здравствует суд присяжных! Да здравствует армия! Смерть евреям! Смерть Золя!

Писатель оглядывает толпу, этого своего извечного врага, и роняет:

— Людоеды!

То же самое слово произнес Вольтер на процессе Каласа.

Суд приговаривает обвиняемых к высшей мере наказания по данной статье. Дерулед, злорадствуя, телеграфирует из ближайшего почтового отделения:

«Золя — год тюремного заключения. Перренксу — четыре месяца. Всеобщее ликование! Огромное удовлетворение! Страна вздохнула с облегчением! Да здравствует Франция!»

А полковник Анри телеграфирует герцогине де Мажента:

«Малый дворец, Люневиль. Золя получил максимальный срок. Полный восторг. Да здравствует армия!»

Александрина, плача, обнимает мужа.

— Коко, — нежно говорит он.

Уже много лет он не называл ее этим ласковым именем.

Исступленный рев толпы катится от стен Дворца правосудия к Латинскому кварталу и предместьям.

В то время, когда публика покидала зал заседаний, писатель с женой, Фаскелем, адвокатами, Демуленом и ангелами-хранителями выжидали удобного момента, чтобы проскользнуть незамеченными через боковой ход[172]. Валы ненависти вздувались, откатывались и снова подступали. Золя взял под руку журналиста Мориса Фейе и сказал:

— Слушайте! Можно подумать, что им сейчас бросят кусок мяса!

Глава пятая

Таблица расстановки, сил во Франции в феврале 1898 года. — Интеллигенция. — Высшее общество. — Репрессии против дрейфусаров. — Кассационный суд. — Годфруа Кавеньяк. — 18 июля в Версале, или телеграммы Мукена. — Клемансо ведет игру.

Если бы составить таблицу расстановки сил во Франции на следующий день после суда, то она бы имела очень странный вид. Бретонский священник и лотарингский промышленник — дрейфусары. Водопроводчик из Барбеса и краснодеревщик из Антуанского предместья — антисемиты. Страна делилась не на обширные зоны политического влияния (Запад — белый, Юг — красный и т. п.), а на мельчайшие клеточки, питавшие жгучую ненависть друг к другу. Повсюду — борьба. Раскалываются семьи. Жорж Клемансо вызывает на дуэль Дрюмона. Три выстрела — и все безрезультатно. Пикар посылает секундантов полковнику Анри. Со второго выстрела Анри ранен в руку. Эстергази провоцирует Пикара, но тот отвечает: «Этот человек подлежит суду своей страны; я совершил бы преступление, если б спас ело от суда». Еще один скандал: весь Генеральный штаб, в том числе и Буадефр, побывал у Эстергази!

Северина честит Рошфора трусом, клоуном, прохвостом, доносчиком, хамом и старой калошей. Галантный Рошфор не остается в долгу, называя ее: подстилка (публичная девка, на жаргоне Брюана), плакучая богородица, богоматерь-денежка, богородица-дева-раскошеливайся, мужедева!

Добрейший Фагюс посылает Золя десятки куплетов:

Однажды вечером в бордель
Пришли Нана и Ван Кассель.
И что ж, по-вашему, там было?
Нана… сама за все платила!..

Повсюду пестрят рекламы: «Как мог адвокат Лабори выдержать пятнадцать судебных заседаний на процессе Золя?! Очень просто — уважаемый защитник пил только хинную воду Дюбонне». Любопытно отметить, что некоторые броские плакаты бьют по Золя, хотя закон о рекламе запрещает задевать кого-либо персонально:

Золя судом народа осужден,
И вот сидит в зловонной бочке он.
Весь в нечистотах, он противен свету.
Лишь мыло «Конго» грязь отмоет эту.

(А. Брезине, парфюмеру Вессье).

А улица распевает:

Я спою вам такое, друзья,
В чем усомниться нельзя.
Это песня про шайку Золя.
Тра-ля-ля! Тра-ля-ля! Тра-ля-ля!

И пока во Франции распространяются карикатуры: Золя-шлюха, Золя-ассенизатор, шарманщик, мусорщик, в Германии продаются чернила «Золя» с портретом писателя. Заграница идеализирует этого рыцаря-гражданина. Этого Давида, побивающего Голиафа.

Бельгиец Метерлинк вспоминает слова Сийеса: «Французы хотят быть свободными, но они не умеют быть справедливыми». Откликается и Верхарн: «В этом историческом Деле Дрейфуса вся Европа обрушилась на Францию в защиту ее же свободомыслия…» Толстой пишет, что в его поступке заложена благородная и прекрасная идея — уничтожение шовинизма и антисемитизма. Бьернстьерне Бьернсон, этот «норвежский Гюго», пишет Золя: «Как бы мне хотелось очутиться на Вашем месте, чтобы оказать такую же услугу родине и человечеству…» Американец Марк Твен замечает: «Духовные и военные школы могут выпекать в год миллион подлецов, лицемеров, подхалимов и им подобных. Но нужно пять веков, чтобы — создать одну Жанну д’Арк или одного Золя!» (sic).

Как уже отметил начальник Сюрте Женераль, мировая общественность на стороне Золя и Дрейфуса. Фатальность национализма в том, что допущенные ошибки не учат его избегать ошибок новых, еще более серьезных, а усугубляют их. Весь мир за Дрейфуса? «Кроме Франции!»