Борис Колоницкий - «Трагическая эротика»: Образы императорской семьи в годы Первой мировой войны

• Название: «Трагическая эротика»: Образы императорской семьи в годы Первой мировой войны
• Автор: Борис Колоницкий
• Жанр: Прочая документальная литература
• ISBN: 978-5-4448-0345-5

Верноподданным российского императора следовало не только почитать своего государя, но и любить его. Император и члены его семьи должны были своими действиями пробуждать народную любовь. Этому служили тщательно продуманные ритуалы царских поездок и церемоний награждения, официальные речи и неформальные встречи, широко распространявшиеся портреты и патриотические стихи. В годы Первой мировой войны пробуждение народной любви стало важнейшим элементом монархически-патриотической мобилизации российского общества. Б. И. Колоницкий изучает, как пытались повысить свою популярность члены императорской семьи – Николай II, императрица Александра Федоровна, верховный главнокомандующий великий князь Николай Николаевич, вдовствующая императрица Мария Федоровна. Автор исследует и восприятие образов Романовых. Среди многочисленных источников, на основе которых написана книга, – петиции, дневники и письма современников, материалы уголовных дел против людей, обвиненных в заочном оскорблении членов царской семьи.

---

Пожалуй, еще большее число современников полагало, что главным инициатором важных решений о смене командования и перетасовках в верхах была царица Александра Федоровна. Обвинения в адрес «молодой императрицы» продолжала выдвигать и мать царя, вдовствующая императрица Мария Федоровна, ее мнение не было тайной для ряда влиятельных аристократов. А. Булыгин писал 27 августа графу С.Д. Шереметеву после посещения резиденции матери царя: «Был сегодня на Елагине. Состояние очень удрученное. Обвиняет во всем Жену. Главное, что смущает – это удаление, или вернее изгнание всех преданных»337.

Говорили даже, что важнейшее решение было принято в результате прямого сговора с врагом. Некий житель Петрограда писал: «Слухов не оберешься… Между прочим, даже такой чудовищный, будто ГОСУДАРЬ стал во главе армии по совету Вильгельма – дескать, немного подеремся, а я потом уступлю и заключим мир. Будто все это подстраивают “сферы” с черным блоком, в расчете, что Вильгельм поможет расправиться с беспорядками. Такой план мог посоветовать лишь самый злой враг Царской Семьи и монархии в России»338. Если одни современники выдвигали конспирологические интерпретации событий, видели за сменой командования интриги союзников, то другие в атмосфере шпиономании военного времени даже это событие объясняли германским влиянием.

Весть о принятии императором командования вызвала новую волну оскорблений императора. Писарь тамбовской казенной палаты, например, заявил: «Такой дурак, а принимает командование армией. Ему бы только дворником быть у Вильгельма». О том же говорили и другие оскорбители императора. Молодой астраханец, присутствовавший при чтении вслух телеграммы о принятии императором на себя верховного командования, заявил: «Ну, теперь дело проиграно». Свои слова он пояснил, также назвав царя «дураком». Нижегородский крестьянин, узнав о решении царя, сказал: «Государю некогда делами заниматься. Он всегда пьяный. Он такой же германец». Некий молодой конторщик также не очень высоко оценил военные таланты императора: «Он ни … не понимает в этом деле, а только может селедку [саблю. – Б.К.] носить». Сумский мещанин в негодовании воскликнул: «Государь так навоюет, как навоевал Куропаткин, – за два дня продаст Россию». Вообще, немало людей было арестовано в конце августа 1915 года за оскорбление императора, нередко поводом для оскорблений было чтение газет, содержавших информацию о решении Николая II, читатели реагировали непосредственно, а порой и весьма грубо339.

Это поведение лиц, совершавших государственное преступление, требует комментария. Обвинения такого рода явно не были ложными доносами. По-видимому, свидетели оскорбления царя в этих случаях не имели каких-то личных материальных интересов для доносительства, а искренне были возмущены совершением преступления – оскорблением «венценосного главнокомандующего». Интересно также, что в делах по оскорблению великого князя Николая Николаевича в предшествующий период он порой противопоставляется «хорошему императору», так оскорбляли бывшего Верховного главнокомандующего противники войны разного рода. Однако после перемены командования эта оппозиция исчезает. С одной стороны, это связано с тем, что принципиальные противники войны перестают в это время считать царя «миролюбивым». С другой стороны, сторонники войны, которые ругали великого князя Николая Николаевича как плохого полководца, не стали противопоставлять ему царя-военачальника. Можно предположить, что и в милитаристской среде перемена командования далеко не всегда воспринималась с энтузиазмом, многие искренние сторонники войны не ожидали перемен к лучшему после того, как царь лично возглавил вооруженные силы.

Напротив, среди немалой части сторонников войны смещенный с должности Верховного главнокомандующего великий князь продолжал пользоваться авторитетом, он противопоставлялся якобы «неспособному» полководцу-императору. О недовольстве простонародья свершившимися изменениями в командовании сообщали и образованные современники. Некий житель Тулы писал в Петроград П.А. Лелюхину: «Как только представил себе, сколько всяких пройдох, бездарностей и жулья пролезет вслед за Ним в среду наших защитников; как только сопоставлю популярную фигуру сурового “ныне ссыльного” [великого князя Николая Николаевича. – Б.К.] с мягким Хозяином; как только вспомню о неизменных неудачах, сопутствующих Ему чуть не с пеленок; как только свяжу нового руководителя семейной цепью с Царскосельским узником; как только представлю Его в роли (увы, новой для него) полководца, – страшно делается и за ближайшее и за дальнейшее будущее России. Мучительно гнетет тяжелая загадка, – какой злой дух внушил Ему это решение, чья это работа… И неужели не нашлось честного человека, который указал бы Ему, насколько Он непопулярен в народе, что о Нем и близких Его (о последних особенно) говорят в самых глухих деревнях»340.

Итак, опасения ряда министров подтвердились. Некоторые главы ведомств верно предсказали реакцию части общественного мнения и причины недовольства: влияние царицы и Распутина на царя, неподготовленность императора к занятию должности Верховного главнокомандующего, популярность великого князя, «плохая звезда» Николая II. Мы не можем судить о распространенности этих взглядов, однако сам факт того, что они включались в отчеты цензуры, весьма важен. Показательно также, что источники фиксируют эти настроения в различных слоях общества: если материалы цензуры отображают позицию образованного общества, то дела по оскорблению царя позволяют нередко судить о взглядах неграмотных или малограмотных простолюдинов.

Некоторые современники считали, что решение императора было трагическим поворотным пунктом в истории страны. С. Булгаков впоследствии вспоминал: «…скоро начались затруднения и неудачи; обнаружилась «сухомлиновщина», совершилось принятие главного командования Государем, вместо Николая Николаевича, который как-то сделался популярным. Я помню, что это пережито было мною лично как гибель страны и династии, – так это и оказалось. Я просто рыдал с этим газетным листком в руках…»341 Этому мемуарному свидетельству можно верить, представляется, что подобная реакция была довольно распространена в кругах, лояльно относившихся к императору.

Однако вместе с тем серьезные опасения некоторых министров, ожидавших, что смена командования вызовет политически опасный взрыв негодования, повлечет массовые беспорядки разного рода, не подтвердились. Общественное недовольство, хотя и не всеобщее, но довольно широко распространенное, не нашло никакого проявления в новых акциях социального протеста. Возможно, это благоприятное развитие событий оказало царю и царице дурную услугу: они стали расценивать сложную политическую ситуацию чрезмерно оптимистично, ошибочно полагая, что большинство населения страны действительно с искренним энтузиазмом взирает на «венценосного главнокомандующего» и одобряет его решения «в самых трогательных выражениях». Это же никак не соответствовало действительности.

После принятия царем на себя верховного командования предпринимались различные новые меры, способствовавшие популяризации нового образа царя-полководца.

Главными визуальными репрезентациями императора, возглавляющего армию, стали снимки, сделанные известными фотографами того времени.

Особое значение для создания образа императора-полководца имела фотография работы мастера фирмы К.Е. Гана, сделанная в сентябре 1915 года. 8 октября фотография одновременно появилась в «Петроградском листке», «Петроградской газете» и «Вечернем времени». Она была опубликована и в популярных иллюстрированных изданиях, появившись в «Летописи войны» (номер от 10 октября) и в «Огоньке» (номер от 11 октября). Впоследствии этот снимок был воспроизведен и в официальном издании Министерства императорского двора, выпущенном не ранее мая 1916 года342. Подпись к фотографии в «Огоньке» гласила: «Его Величество Государь Император с начальником Своего Штаба генералом от инфантерии Алексеевым в Царской Ставке». Николай II изображен сидящим за столом, на котором была разложена большая карта. У руки царя лежит карандаш, у зрителя должно было создаваться впечатление, что император на мгновение оторвался от текущей оперативной работы. Рядом с императором стоит генерал М.В. Алексеев, а на некотором отдалении – генерал М.С. Пустовойтенко, новый генерал-квартирмейстер Ставки.

Факт одновременной публикации фотографии в нескольких ведущих изданиях заставляет предположить, что Министерство императорского двора способствовало распространению данного снимка. Очевидно, между министерством и редакцией «Огонька» существовали достаточно доверительные отношения – в других иллюстрированных журналах эта фотография не появилась. Возможно, впрочем, что отсутствие публикации снимка в некоторых иных изданиях отражало недовольство смещением великого князя Николая Николаевича.