Гильермо Инфанте - Три грустных тигра

• Название: Три грустных тигра
• Автор: Гильермо Инфанте
• Издательство: Издательство Ивана Лимбаха
• Жанр: Современная проза
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-89059-207-1

«Три грустных тигра» (1967) — один из лучших романов так называемого «латиноамериканского бума», по праву стоящий в ряду таких произведений, как «Игра в классики» Хулио Кортасара и «Сто лет одиночества» Гарсии Маркеса. Это единственный в своем роде эксперимент — опыт, какого ранее не знала испаноязычная литература. Сага о ночных похождениях трех друзей по ночной предреволюционной Гаване 1958 года озаглавлена фрагментом абсурдной скороговорки, а подлинный герой этого эпического странствия — гениальный поэт, желающий быть «самим языком».

В 1965 году Кабрера Инфанте, крупнейший в стране специалист по кино, руководитель самого громкого культурного журнала первого этапа Кубинской революции «Лунес де революсьон», уехал с Кубы навсегда и навсегда остался яростным противником социалистического режима. Сначала идиологические препятствия, а позже воздействие исторической инерции мешали «Трем грустным тиграм» появиться на русском языке ранее.

---

Не успели стахановцы проговорить «Stajanovskii rabotimu politiskaya», как коридоры Кремля наполнились десятками, тысячами, миллионами (сотней примерно) политических призраков. По-над тенями разносятся брань (уже по-грузински) и жалобные вопли Джугашбилли Кида на интерпроле, языке пролетарского интернационала:

«Если бы у всего троцкизма была только одна голова!»

«Мое генсекство за коня бледного!»

«Свобода, сколько песен вершится во имя твое!»

«И так далее!»

Хор (Арагон, Элюар, Сикейрос, Шолохов и Брехт подпевают Гильену):

Сталин!

Великий Кормчий!

Да защитит тебя Шанго

и убережет Йемайя.

А то как же!

Нечего и думать!

Арсенио Куэ на пленке или внутри пародии очень ясно кричит, Бляха-муха, да какой это, к хренам, Гильен, раздается голос Сильвестре, призрачный далекий голос Рине Леаля и мой, они накладываются друг на друга, но голос Бустрофедона больше не слышен, и это все, что он написал, если такое можно назвать писательством, хотя, раз уж «Орихенес» (подсказано Сильвестре) и Эрл Стэнли Гарднер (подсказано вашим покорным слугой) двадцать веков спустя этим баловались, почему Бустрофедон не вправе? Я-то думаю, он намеревался не писать (курсив Арсенио Куэ) вообще, а преподать урок самому Куэ, упорствующему в своем нежелании написать хоть строчку, невзирая на отчаянные попытки Сильвестре его переубедить, и в то же время показать Сильвестре, что если Куэ и не прав, то он по-своему тоже, и что литература не важнее разговора, и ни то ни другое не так уж чтобы важно, и что быть писаталем — все равно что быть продавцом газет, газетистом, как говорил Б., и что нечего особо задаваться, углубляться, в конце-то концов или в начале начал. Хотя Бустрофедон не раз утверждал, что единственная возможная литература пишется на стенах (матерщина камень точит), и, когда Сильвестре возразил, что уже написал про это в одной виньетке (так он и сказал, и Бустрофедон устроил ему образцово-показательную головомойку, объяснив разницу и сходство, которые можно и должно усматривать между виньеткой, минеткой, монеткой и конфеткой), Бустрофедон пояснил, что имел в виду стены общественных туалетов, уборных, сортиров, толчков или сральников, и процитировал избранные общественные места (термин предложен, разумеется, Куэ), типа: Даю в жопу на дому, предоставите коня — выеду и за город, или Писать на стенах туалетов, увы, мой друг, не мудрено, среди говна вы все поэты, среди поэтов вы говно, или разрозненные микроскопические печатные объявленьица, сулящие избавить от гонореи, бленнореи, сифилиса ДАЖЕ ДВАДЦАТИЛЕТНИХ — смертельно опасный для заражения возраст — обещающие Анонимность, Полное и немедленное выздоровление, или мы вернем вам деньги, или рекламки От импотенции — Яйцевиталь, или ваше достоинство вас подводит? У вас импотенция? Мимосексуальность? Обратитесь в Институт Сексологии Доктора Арсе — Научные и Современные Методы — ВОСКРЕШЕНИЕ ГАРАНТИРУЕМ, и после этого богохульства нацарапанный от руки адрес. Всякую иную же, говорил Б. после, единственную иную литературу нужно писать в воздухе, в смысле, создавать ее в разговоре, мне так кажется, а хочешь посмертной славы, говорил он, — берешь и записываешь, вот так, а потом стираешь, вот так (и записывал, и стирал все, кроме только что осмотренных экспонатов), и все довольны. Все ли? Не знаю. Знаю только, что конец пленки занят народными песнями, танго (поет Рине), барабанной дробью по столу (Эрибо, кто же еще?), спорами Сильвестре и Арсенио Куэ, декламацией отрывков и Утреннего и Древного Сериалов и Большой Радионовеллы (настройтесь на нашу тормозную волну и насладитесь полной ботвой и соплями в каждой херии), в общем, шумами тех, кем были мы при Бустрофедоне. Куэ, по крайней мере, авторитетно утверждает, что эти мелкие поджоги, кипения и кремации называются паразитическими шумами. Бустрофедон и вправду больше ничего не написал, если не считать воспоминаний, которые оставил под койкой, использовав утку в качестве пресс-папье. Сильвестре отдал их мне, и вот они как есть, до последней запятой. Думаю, в некотором смысле (выразимся, как С.) они важны.

НЕКОТОРЫЕ ПРОЯВЛЕНИЯ

Розыгрыш? А чем же, если не розыгрышем, была жизнь Б.? Розыгрыш? Розыгрыш-шутка? Значит, ребята, все серьезно. А задачки, которыми он доводил Сильвестре до отчаяния (тот говорил, Ты Капабланка невидимого письма. Почему? спрашивал Бустро. Ему было мало 64 клеток на доске: Хотел 69? потешался Бустро. Нет, серьезно отвечал Сильвестре, — он не понимает шуток, если говорит всерьез, и наоборот, он хотел усложнить эту игру-науку, очень уж много, считал он, было в ней от игры и так мало от науки, или наоборот, а Бустро отвечал, Только я такой Капабланка, который смотрит, как фигуры сами играют: я пишу симпатическими чернилами), и неподдельная радость Буста, прямо как у жокея в стипль-чезе (а вот такие слова приводили в ярость этого Эдди Аркаро от словаря так же, как сочетания вроде пустыня Сахара, или гора Монблан, или город Ленинград, его всегда бесило, если их произносил кто-то другой, но если он сам — они приносили ему облегчение), или еще лучше: он сам мастерски создавал литературные препятствия, например предлагал книгу, где слова будут означать то, что взбредет на ум автору, который предупредит в прологе: ночь везде читай день, а увидишь черный — считай, это красный, или синий, или бесцветный, или белый, а если написано про женщину, читатель должен думать, что это мужчина, а потом пролог выкинет (тут Сильвестре подпрыгивал: jump) еще до издания книги, или заменить клавиши на автоматически пишущей машинке (эта фраза точно понравилась бы Б.) и печатать: цвнч песвц ж’к ршфнсущс! к’фншг вкаен/ез? А еще мечтал увидеть книгу, написанную наизнанку, где последнее слово будет первым и наоборот, и теперь, когда Бус, я знаю, перебрался в иной мир, наизнанку, в негатив, в тень, в Зазеркалье, думаю, он прочтет эту страницу так, как всегда хотел: вот так:

А его Геометрия Духа, где спираль, оканчивающаяся стрелкой, — образец геометрического кошмара, или же множеством стрелок, векторов, по которым ты должен импульсивно и конвульсивно, словно каторжанин, двигаться к центру, пока линия витка все дальше и дальше от твоих ног, как в винте? А образец геометрического счастья — круг, отполированный шар, лучше стеклянный, а образец блаженной глупости — квадрат, а примитивной и подвижной твердости (геометрический носорог, говорил он) — трапеция, одержимости — простая спираль, невроза — двойная,

краткости — точка
продолжения — линия
первопричины — яйцевидная фигура
верности — эллипс
психоза — концентрические круги?

А предложение переименовать Юнеско в Ионеско? Президент: Маркс, Граучо. Секретарь заседаний: Раймон Кено. Члены комитета: Харпо Маркс (или его статуя), Тин Тан, Дик Трэйси и новый президент «Американ Вискоуз», мистер А. С. Флекс. А Трагикомедия АА, как он ее называл, история про то, как Антонена Арто с большим размахом принимали в Мексике и повели то ли в «Тенампу», то ли в «Ночную Гвадалахару», но тамошний марьячи крайне безразлично приветствовал любого клиента, грозя испортить вечер, и один из принимающих, импресарио Норьега, предупредил гитариста, Вон тот бухой чувак — это великий французский поэт Антонен Арто, усек, и, когда марьячи снова собрались играть, Норьега выкрикнул, А ну, сбацай корридо по-нашему, по-халисски, да чтоб душа рыдала! и этот языкастрый (кстати, по фамилии Кастро) гитараст, нахлобучив сомбреро и подкрутив сапатистские усищи, проорал во всю драную опытом, гвалтом и текилой глотку, Дамы и господа, с удовольствием посвящаем следующую песню великому французскому поэту, который почтил нас сегодня своим присутствием: ВЕЛИКОЛЕПНЫЙ ТОТОНАН ТОТО! А под конец ввернуть, что Граучо Маркс, Кеведо и С. Дж. Перельман были так похожи, что просто обязаны были быть разными людьми? А?

И/ИЛИМЕНА Балеруны Алисия Маркова Берта Лант Диз Антраша Джэк Фрамбуаз Вацлав Вишинский Сью-Энн Лэйк Вышинский Фрэ д’Астэр Маркс Платофф Пассионария «Ла Стампа» Ги д’Юмор Жюль Суперменский Ильда Капо Михаил Строгонофф Ла Бойяссиана Алисия Алонсова Любовь Вагина Ussrлановa Шит Виллея Пат Деде Фест Виллая Алисия Моркова Джо Лимонад Рут де Лукин-Гласс Джеймс Какни Сифилида Леа Коппелия Авторы оперед Штраус & Штраус & Штраус Винсент Йехумэн Роджерс & Харт Джордж Геррсвинг Роджерс & Хэммерстайн Гол Портер! Роджерс & Роджерс Дмитрий Пампкин Роджерс & Триггер Джером Керн Джером Лернер & Леве РСА Виктор Герберт Леопольд & Лоеб Ирвинг Зап Берлин Розенкранц & Гильденстерн Сильвер Гулливант Бойяссян & Мамассян Тамбла Мотаун Тинкерс & Эверс (& Чэнс) Давид Рикардо Эфирные журналисты Эберт Томагвак Мэнфут Леруа Иван Солсбери Пью Занн Оуен О. Сезами Булли Мэйкгешефт Колми Измаил Брайан Лоудыр Ковр о’Линн Шивер Линкольбайт А. Ц. Тоун С. С. Пекод Фэй Сэлэри Ширли Бойяссян Ричард Моби Анна Колотун Самые Освещенные Философы Зинок Элейский Бл. Августин Аристократ Бл. Ансельм Аристотель Сократ Онассис Бл. Анманже Эмпинокл Гребенейский Б. Боясян-Мамасян Антипастер Мартин Лютер Кинг Досократ Алкомеон Кротонский Людвиг Оффенбах Метро д’Ор Хиосский Люфтваффе Фойер-Банг Скотланд Ярд Алиса Плакс Кратин Тэйн Ф. Глэмис Кретил Жозе Бальзамо де Сенека Платон Мартин Борман Плотин Граучо Маркс Платин Джо Джейкобс Мартин Хонеггер Джордано Брюле Дес Картер Де Ле Карнеги Ален Делониус Виктор Матуре Ортега-унд-Гассет Сивой Фома Унамонос Самые Звучие Музыканты Джезуальдо Лоуренс Аварийный Пармеджанни Арриго Които Черник Луиджи Дэнса Уонтер Пистол X. Наварра Сесилия Хорус ван Антверп К. Бакалейникофф Мачо Виллдлобок Дореми Фасоль Мицва Бревис Омфала Прялк Артур Блисс Деа Цауберфлоте Ефрем Кимвалист Мориц Раввель Де Тартини (создатель бурре) Руджеро Левоконь Игорь Ставиский Арам Кача (Каридад) Турян Аарон Коплянд С. Б. Мамасян Карл Альбрехтбергер Сэм Луис Блюз Барбра Целарем Дарии Мило Художность Микельанджело Антонини Поль Гокуинн Леоньядро Винчитторе Эдга Ле Мурильо Миссарро Эль Гротто Пурильо Пикаббио Уччильо Ленин Рифенсталин Софонизба Ангушола Винсент Бон Гог Джойя Невыражаемые Менаша Труа (в Канаде) Джей Манфут (во Франции) Ширам Боясян Мамасян (на Кубе) Мэр д’Алор (во Франции) Фело Бергаса (в Мексике) Э. Лекок-Тизер (в США) Кука Вальенте (в Венесуэле) Люсилль Болл (в Гарварде) Конча Эспина (в Уругвае) Эрнест К. Ганн (в Испании, на Кубе, в Мексике, в Аргентине) Чао Пинь-га (на Кубе) Дмитрий Темкин (в Тэнглвуде) Конча Пикер (в Уругвае) Ширам Боясян Мамасян (на Кубе) Нора Кондом (на Кубе, в Испании, в США) Джованни Верга (в Мексике) Уолтер Пистон (в СССР) Делла Педаль (во Франции) W. С. Джонс (в США) Ширам Боясян Мамасян (на Кубе) Лев Давидович Бронштейн (в СССР)

А то, что они с Сильвестре величали Актерский состав, тысячи непроизносимых, незапоминаемых имен актеров? НО НЕТ, АХ, но нет: и этого слишком. Подумать только. Боже, все это, все и еще многое умерло там, в регистрационной, в коалиционной, в операционной, где перестал существовать (и быть, и думать, и отбрасывать тень?) Великолепный Тотонан Тото, Далай, The Mostest[82], а врачу, вампиру, так и не посчастливилось узнать, что будет, когда он вернет то, что осталось от него, остальным, ближним стервятникам, веку, будто врач был доктором Франкенштейном наоборот. Но (но: это словечко, но, рано или поздно все равно вклинивается) потом на вскрытии, на мясобойне (его даже уложили на мраморный стол), в темной комнате для проявления, откровения врач убедился в своей практической правоте, в том, что его педантичный прогноз (прогнавоз) недалек от истины, а больше ни в чем, мудак, не убедился. Я, безвестный писчик современных иероглифов, мог бы поведать вам больше, например, последнее слово и права у нет меня то). Раскроил ведь он его: имя его во помянуть его имя) и осмотрел Его и зашил Его и так и не понял, никогда потому что ничего но на операционном столе у него лежали