Андрей Федоров - Зомби

• Название: Зомби
• Автор: Андрей Федоров
• Издательство: Эксим
• Жанр: Криминальный детектив
• Год: 1998
• ISBN: 5-89585-013-8

Андрей Федоров — автор уникальный. Он знает тонкости и глубины человеческой натуры не только как писатель, но и как доктор психиатрии.

Роман «Зомби» о следователе, который сталкивается с человеком, действующим и после смерти. Но эта мистика оборачивается реальным криминалом.

---

— А еще… Борис Николаевич позавчера тоже финскую бумагу брал. Сам. Он ключ у меня взял и сам там рылся.

— Это все? Больше никто не лазил? А Борис Николаевич знал, что ты это видела?

— По-моему, знал. Не уверена.

— Спасибо! Очень важно! Ты не представляешь как! Договор прежний, имей в виду. Сам позвоню, если что. Пока!

Капитан положил трубку и застыл над нею вопросительным знаком. Надавил подушечкой большого пальца на зеркальный бочок телефонного аппарата. Получился отпечаток с характерным крестиком от старого рубца. (А много я сегодня крестиков понаставил. Как андерсеновская собака.)

— Ты на телефоне висишь, как старая баба! Кому же звонил!

— Маше… нистке. У меня дела. Кое-какие есть дела?

(Когда же, Любка, по твоим расчетам, эта гадость во мне заработает? Вероятно, по твоим расчетам, рано? Вторую чашку не предлагаешь, значит, кофе в большой дозе может помешать? Значит, это было что-то вроде клофелина или гексония.)

— Зачем звонил? Хочешь вывести на себя своих?

— Я не в РУВД звонил. У меня есть знакомая. Она волнуется. Целый день я ей все не собрался позвонить.

— Интересная знакомая. И разговор интересный.

— Деловое знакомство.

— Деловой! Кстати, зачем и в кого ты тут все-таки стрелял?

(Ого! Взгляд напряженный. Ждет. Значит, скоро отрава подействует?!)

— Показалось, что под тахтой кто-то есть.

— У вас же патроны подотчетные. А ты шмаляешь на воздух.

— Мне уже было не до чего! Я сегодня весь день бегал как бешеный, так-то сказать!

— Да, лица на тебе нет, верно. Спать хочешь?

О, главный вопрос, Любка! Все правильно.

Ишь, какие кошачьи позы! И груди жидковато дрожат, но все слишком обнаженно. Это хорошо для обалдевшего мужика, а так… Сейчас ты, конечно, начнешь рисовать мне, тревожа и раскручивая волокна сигаретного дыма, тахту с тремя ножками (нарисуй и четвертую на всякий случай), изобразишь подушку и позу спящего капитана. Но это не мой портрет, это карикатура… не рисуешь? Да, ты чрезвычайно сдержанна, осторожна…

— Ты сегодня поедешь домой?

— Нет. Я предупредил, что у меня ночное. Я пасу… лошадь… извини, я не тебя имел в виду. Разве ты похожа на лошадь? Ты похожа на теплую, гладкую… чего ты?

— Убери руки. Занавески открыты.

— Раньше ты чего-то… не боялась. Поди сюда!

— Потом. Еще есть будешь?

— Нет. А вот спать… будем… у тебя тепло! А у меня так ноги гудят… аж небось слышно! А? Пойдем поспим?

— Ради бога. Сейчас, я вижу, с тобой говорить-то…

— А чего со мной говорить? Когда я… спать хочу., кофею приготовь, а то… я так никуда не пригожусь. А?

— Да. Развозит тебя прямо на глазах. Чего хотел сказать?

— А чего говорить? Ты все про то? Ну был здесь… тип. Кто — не знаю! Я тебе уже сказал. Если ты про это… да все, все, ничего я! Занавески закрой! Что ты в таком виде?.. Тут вроде далеко, а в бинокль… какой-нибудь… зомби! А ты Илью этого знаешь! Я понял! Ну, он на тебя и наплел, так-то сказать! А ты его вон как знаешь! По роже видно! А? Любушка-голубушка! Все знаю теперь про тебя!

— Что же знаешь?

— Все! Вообще… все! И внутри и снаружи! И где тут у тебя…

— Брысь! Убери руки! Что-то как-то прямо на глазах ты балдеешь. Я вроде тебе стакан не подносила.

(Значит, Любка, идет «перебор».)

— Могла бы и поставить! После такого рабочего дня. Да после таких новостей про самого близкого мне, дорогого человека!

Капитан произнес это с хрипловатой, истерической ноткой. Уронил было на стол белокурую голову. Страдающий тевтонский рыцарь. Ариец. Надо бы тебе, ариец, было время выбрать, эксперимент поставить, мол, каково качество и количество балдежа после отравления клофелином.

Поднял голову. Лицо Любки над ним. Припухшие губы, кожа отечно-нежная, словно вся она, Любка, набухает, зреет, всем существом готовясь к соитию.

— Пошли?

— Пошли, правда! Вон туда?

— Туда. Тебе пора поспать. Может, один поспишь? Устал ведь.

— Я? Ладно! Посплю! Могу и один! Могу! Ты меня только обязательно разбуди ровно в десять часов! Сейчас у нас сколько?

— Не знаю! Разбужу! Сюда иди! Разморился! Тебя что? Нести?!

— В де-сять! Черт! Голова даже кружится. Разомлел я, что ли? Куда? Сюда! Правильно! Но… помни, что тахта… ой, без этого, без ножки! Клади меня! А у меня прямо с утра такая дремота (тут я ведь не вру — было!), такая…

— Совсем спишь? Совсем! Выдержит?

— Нас с тобой?! Да мы с тобой где хошь! Ложись! Не-не! Раз уж мы легли отдыхать… ладно, понял. Сперва посплю. Ты у меня всегда права, Любка-голубка!

— Что? Так с пушкой в кармане и спать будешь? А выстрелит?

— Погоди! Ты, точно только, во сколько домой приехала?! Очень важно! Потом объясню. Вспомни! А то спать не буду, пойду звонить! Назло.

— Я не засекала. Приехала в восемь с чем-то. Скажем, в восемь тридцать. Устраивает? Все-таки вытащи пушку. И спи.

— Врешь! В восемь тридцать не было тебя! Чего опять врешь?

— Может, не было. Позже. Где-то в восемь сорок.

— Опять врешь! Тогда ты должна была слышать мой звонок.

— А сюда звонили! Как раз перестали, когда я дверь отпирала.

— И кто же отвечал? Ответили ведь! Ох, Любка!

— Здесь не было никого. Разденься!

— Некогда! Ты уйди, я чуть-чуть посплю.

Нет, не хочет уходить. Раздевается сама. Это

ей недолго, умеючи. На голое, чудное свое тело накидывает для пущего соблазну распахивающийся халатик. Такая натурщица была, помнится, у Энгра, когда он натужно писал свой «Источник»…

— Подвинься! Мужик! Что? Не можешь? Эх ты! Раздеть тебя? Что? Да, кто, ты говоришь, умер? И причем я?

— Уйди… Кто умер? Кто надо! Илья… Михалыч, диабетик! Маркин он! Диабетик!.. Уйди! Дай поспать! Кто? Он тебя знает!

Убедительно? Язык, мол, ворочается с трудом. Зевок, еще зевок. Все. Глаза закрываются.

— И этот диабетик меня знал? И что же он тебе рассказал перед смертью?

— Расска… что вы… все… потом…

— Роальд! Спишь?

Куда-то отошла. Шорох. Капитан из-под прикрытых век ловил смутное движение. Халат розовый, тело… телесное. Двоение теней. Вот холодное прикосновение. Я лежу на левом боку. Пистолет придавил бедром. Что она хочет? Проще всего шмякнуть меня молотком по темени. Или мы еще не договорили с тобой? Ну? Да, Любка! Ничего ты в дымном воздухе не рисуешь, ничего не ломаешь, осердясь. Ты, я вижу, сейчас в твоем третьем и до сего времени незнакомом мне варианте. И взгляд у тебя пуст, туп, как взгляд моих лакированных ботинок из-под тахты. Так?

Роальд почувствовал холодное прикосновение к своим пальцам. Медленное, осторожное движение. Что она делает? Все правильно. Заводит руки капитановы капитану же за спину. Ой, спасибо, Любушка! Значит, решила не убивать? Молоток потеряла? А это мы знаем. Не знали только, что у тебя в запасе такое есть. Наручники. Холодная сталь. Ладно. На правой кисти ты их защелкни, так и быть. Тебе сейчас не видно из-за моего могучего плеча. Делаешь на ощупь. Ощупываешь. А вот тут — дудки! Есть такой прием. Замкнула, а мы чуть назад. И кольцо из стали у нас почти на пальцах. А руки у меня аристократически сложенные, узкие кисти. Да от страха мокрые. А сейчас, выпрямившись, ты будешь на всякий случай выволакивать из-под меня пистолет…

— Т-ты чего?

— Спи! Ляжь на спину!

— Я и сплю!

Ишь какая сила! Так и ворочает. Но я же, Любаш, тебе никак табельное оружие доверить не могу. Даже находясь в бессознательном состоянии.

— У-ди! Сплю! Уди! У., ты знаешь, я… сегодня… эта еще… убили ее. Каварскую…

— Что?!

— Ты что орешь? Иди ко мне! Спать! Ты чего? Ну — да! Каварскую убили. Ты же знаешь ее. Она у тебя в альбоме. Маркин тот ее убил почему-то… и сам помер…

Ого! Вскочила! Стоит как классическая… Венера в слегка приплюснутом варианте. Подействовало. Теперь тебе вроде бы не до пистолета.

— Кто убил Каварскую? Кто тебе это сказал?! Врешь, подонок!

— Ты что орешь? Иди отсюда, не мешай спать. Я сам ее видел… Убитая была.

— Убили?!

Такой реакции капитан не ждал. Трудно стало притворяться спящим или просыпающимся.

Люба стояла на коленях и ревела. Молоток был, правда, тут. На ковре. Но пока она думает, что капитан связан, она не ударит.

Любка вышла в прихожую. Прикрыла дверь. Если прислушаться — треск телефонного диска. Теперь голос. Вопросительные интонации.

Капитан вытащил левую кисть из незамкнувшегося кольца. Правая рука теперь утяжелена наручниками. Положение то же — на левом боку, на пистолете. Надо только слегка согнуть ногу. В прихожей — щелчок трубки.

— Все спишь? Ну спи! А то, гляжу, тебя, подонка, никакая отрава не берет! Да, ментик паршивый, Каварскую убили! Только не Маркин! Ты убил! Не слышишь? Ничего! Поспи пока.

— Я… не сплю. Чего ты?

— Я?! Я-то?! Ты мне говорил о деле про убийства! Помнишь, гад?! Про тех трех сук-покойниц! Про «телок»! Еще там четвертая была! Это я была! Юлька я! Юлька Каварская! А убил ты мою мать! И как ты думаешь, что теперь с тобой будет?!