Мейлах Бакальчук-Фелин - Воспоминания еврея-партизана

• Название: Воспоминания еврея-партизана
• Автор: Мейлах Бакальчук-Фелин
• Издательство: Возвращение
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2003
• ISBN: 5-7157-0051-5

Мейлах Бакальчук-Фелин (1904–1961) — непосредственный свидетель Холокоста и участник еврейского Сопротивления в годы второй мировой войны, один из создателей первого еврейского партизанского отряда. События, описываемые автором, происходили в 1942–1944 годах на территории Украины и южной части Белоруссии. Полная драматизма жизнь партизан-евреев и сам факт широкого участия евреев в партизанском движении почти неизвестны нашему читателю.

---

Так же и Ханка хорошо приспособилась к жизни в партизанском отряде. Она помогала матери на кухне, где та готовила еду для диверсантов, собирала сухие ветки и дрова, подкладывала их в костер и следила за тем, чтобы он не погас.

Но со временем изменилось положение и на нашем участке. Немецкие самолеты стали чаще обстреливать наш лес, и мы в свою очередь открывали огонь по ним, когда они спускались низко над лесом. Бандеровцы активизировали свои действия против нас, и приходилось вступать с ними в упорные бои. Мы стали испытывать недостаток в боеприпасах. Скупо стали выдавать патроны. На наши три тяжелые орудия осталось пятнадцать снарядов. Увеличилось количество раненых, и число их росло изо дня в день. Были у нас и тяжелораненые, которых необходимо было отправить на самолетах в Москву. У нас продолжал находиться тяжелораненый Тарас, без рук и без ног, к тому же слепой.

По согласованию с Московским партизанским штабом мы стали готовить в соседнем Дукрайском лесу аэродром для приема самолетов с оружием и отправки с ними раненых.

Мы выделили большую группу партизан для раскорчевки и расчистки большой площадки, и за непродолжительное время аэродром был готов. По радио мы связались с Москвой и условились о световых сигналах при приеме самолетов на аэродром. Но как только советские самолеты перелетели линию фронта, их стали преследовать немецкие «Мессершмитты», и наши самолеты вынуждены были повернуть обратно на свои базы. В небе над нашим и окрестными лесами часто происходили воздушные бои между советскими и немецкими самолетами.

В связи с трудностями использования советскими самолетами нашего аэродрома Московский партизанский штаб приказал нам перейти в Дубницкие леса в район Мозыря — Турова, Лельчиц, недалеко от Олевска, Коростеня — станций на железнодорожной линии, ведущей на Киев. Нам предстояло пройти около трехсот километров.

У нас, еврейских партизан, возникла проблема, как поступить с еврейским семейным лагерем, насчитывавшим около ста человек, в основном стариков и детей. Следовать за нами они были не в состоянии. Оставить их одних на месте без вооруженной охраны было равнозначно смертному приговору, так как сейчас же после нашего ухода бандеровцы расправились бы с ними. Были здесь также украинские и польские семейные лагеря, с которыми бандеровцы также расправились бы. В украинском семейном лагере находились члены семей партизан — дети и старики, старшие братья которых или сыновья были в партизанских отрядах. Таких членов семей партизан бандеровцы расстреливали. В такой же опасности находился и польский семейный лагерь. Ведь лозунг украинских фашистов был: «Проти полякiв та проти жидiв».

Штаб нашего Соединения отправил верховых к партизанам бригады имени Молотова с просьбой взять под свою защиту наши семейные лагеря и снабжать их продовольствием. Посланцы наши вернулись с положительным ответом молотовцев.

Бригада имени Молотова находилась в районе Пинских лесов и болот.

Сильная партизанская группа, вооруженная автоматами, сопровождала семейные лагеря в район расположения бригады имени Молотова. Последняя полностью выполнила свое обещание. Семейные лагеря хорошо охранялись и снабжались питанием до самого прихода Красной Армии и освобождения ею Пинска и всех его окрестностей.

Возникла проблема с Ханкой. Штаб был категорически против того, чтобы брать с собою девочку в такой далекий и опасный путь. По дороге предстояли тяжелые бои с бандеровцами и немецкими частями, охранявшими железнодорожные магистрали и имевшими там хорошо укрепленные оборонительные позиции.

Единственным выходом было остаться родителям Ханки в еврейском семейном лагере. Я до сих пор не могу понять, почему они не поступили так. Родители стали искать место, где оставить Ханку. Добрая Татьяна жила далеко отсюда, и в тех деревнях действовали бандеровцы.

Участие в судьбе Ханки приняли польские партизаны отряда имени Костюшко, который был расположен рядом с нами. Отрядом командовал доктор Юзеф Парнас. У речки, в самом лесу, стояла хатенка, в которой проживал крестьянин со своей семьей. Решено было поговорить с крестьянином, чтобы он до нашего возвращения взял Ханку к себе. Ему не сказали, что это еврейская девочка, а сказали, что польская. Переговоры вели с ним поляки и обещали хорошо заплатить ему. Крестьянин согласился. Ханка выглядела как «арийка» и хорошо разговаривала по-украински, так что ни у кого не могло возникнуть подозрение, что она еврейка.

Я видел, как Ханку вели к крестьянину. Родители ее наблюдали за этим издали. Она шла с полным пониманием своего положения. Ее маленький шаг был решительный, но задумчиво было ее лицо.

За приют, предоставленный Ханке, крестьянину дали корову и два мешка ржи. Обещали, что по возвращении отряда ему дадут кроме того повозку и пару лошадей, но предупредили, что он должен хорошо обращаться с ней и обеспечить ей защиту.

Мы ушли в Дубницкие леса. По пути вели бои с бандеровцами и немцами. Прошли трудные месяцы партизанских боев. Немало партизан погибло в тяжелых боях, и над их телами надругались фашисты разных мастей.

Родителей Ханки пощадили вражеские пули, и в феврале 1944 года вышли они из лесов невредимыми. Я с ними часто встречался, справлялся об их девочке и спрашивал, когда поедут они к крестьянину забрать ее.

Война продолжалась. Теперь не только немцы, но и бандеровцы вели бои с частями Красной Армии. Бандеровцы захватили леса и воевали теми же методами, какими мы, партизаны, вели бои против немцев. Трудно было добраться к крестьянину в Ласицкий лес за Ханкой.

Родители Ханки поселились в Ровно. Я на некоторое время выехал из Ровно. Когда я вернулся, мой первый визит был к родителям Ханки. Я был поражен неожиданной радостью — Ханка была дома, у своих родителей. Был вечер, мать приготовила постель, чтоб уложить Ханку спать. Я был безгранично рад благополучному возвращению Ханки из дикого леса и от совершенно чужого крестьянина.

Ханка уже лежала в постели, а мать рассказывала мне подробности о том, как она отправилась разыскивать Ханку и как ее нашла.

Ханка была у крестьянина всего несколько дней. Дети крестьянина невзлюбили ее, и когда родители уходили работать в поле или лес, дети били Ханку, гнали ее из хаты.

Однажды, когда стемнело и крестьянин возвращался с работы, Ханка побежала ему навстречу, остановила его и сказала, что ей очень плохо у него, что больше оставаться у него не хочет и рассказала, что его дети бьют ее.

— Куда ж ты хочешь идти? — спросил крестьянин.

— Запряги лошадь и вези меня туда, где мне будет хорошо, — ответила Ханка.

— Но куда ж тебя везти?

— Я тебе покажу.

— Но как я могу везти тебя, когда на всех дорогах орудуют бандеровцы и они еще подумают, что ты еврейское дитя.

— Уложи на повозку много сена и соломы, — советовала ему умная Ханка, — и я зароюсь в ней.

На следующее утро крестьянин запряг лошадь в повозку, уложил туда много сена и соломы, и Ханка зарылась в нее, сказав, чтобы он повез ее в село Мульчицы, а там в лесу она сама укажет ему дорогу.

Он поехал в Мульчицы. Когда приехали в Мульчицкий лес, Ханка высунула свою головку со светло-рыжими волосами и указала ему на узкую дорожку, по которой он должен ехать. По этой дорожке они доехали до развилки. Ханка ему опять указала, на какую дорогу свернуть. Они проехали мимо деревенского кладбища и остановились у хатки.

— Не эта хатка, а вот та хатка мне нужна, — крикнула Ханка с радостью и указала пальцем.

Крестьянин подвез ее к «той хатке», что стояла в ольшанике. Как только подвода остановилась, вышла Татьяна и, увидав Ханку, крикнула: «Ханка! Мое золотко!» Крестьянин снял Ханку с повозки, и она с радостью забежала в хатку, как к себе домой.

Крестьянин уехал, а Ханка осталась у Татьяны. Татьяна берегла Ханку с величайшей преданностью и любовью.

Татьяна рассчитывала, что Ханка останется у нее, как родное дитя, думая, что родители ее погибли в боях с немцами. Она водила Ханку в деревенскую церковь. Но у Ханки глубоко в душе тлел «еврейский уголек», и она никогда не заходила в церковь. Она оставалась на церковном дворе и играла с мульчицкими девочками. У Татьяны была мысль крестить девочку, и она эту свою мысль доверила священнику, но священник удержал Татьяну от этого шага, говоря, что родители Ханки могут вернуться.

В поисках девочки мать Ханки отправилась к крестьянину, у которого ее оставили. Он ей рассказал, что по настоянию Ханки он ее отвез в хатку в лесу возле Мульчиц. По рассказу крестьянина мать поняла, что Ханка у Татьяны, и она отправилась в Мульчицы. Она приехала в Мульчицы, где уже была восстановлена Советская власть. В Ровно мать взяла у генерала Бегмы письмо, в котором все советские органы обязывались оказывать матери помощь в розыске своей дочери. Она предъявила председателю Мульчицкого сельсовета письмо Бегмы и просила послать к Татьяне нарочного и пригласить ее вместе с Ханкой в сельсовет, где ей вручат награду за спасение еврейского ребенка от гитлеровских палачей. О том, что мать Ханки здесь, она попросила скрыть.