Жанна Бурен - Премудрая Элоиза

• Название: Премудрая Элоиза
• Автор: Жанна Бурен
• Издательство: Аграф
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2004
• ISBN: 5-7784-0281-3

Роман современной французской писательницы Жанны Бурен повествует об одном из самых известных и трагических эпизодов духовной истории средневековой Европы — любви великого философа Пьера Абеляра (1079–1142) и его ученицы Элоизы. Страсть принесла обоим «великим любовникам» не только высшее наслаждение, но и бесчисленные страдания: Абеляр как принявший священнический сан не мог «смыть грех прелюбодеяния», и дядя Элоизы через своих подручных подверг его позорному оскоплению. Элоиза продолжила свой жизненный путь в монастыре, но пронесла через все испытания великую любовь к своему избраннику. Книга написана живым, образным языком, но броская повествовательность никогда не уводит от внутренней сути происходящих событий. Предназначена широкому кругу читателей.

---

Не успело прозвучать это слово, как чудовищной силы пощечина едва не сбила меня с ног.

— Прочь от меня, дочь сатаны, прочь с глаз моих, иначе я убью тебя на месте! — приказал дядя, вновь замахиваясь для удара.

Задыхаясь от негодования, я вернулась в свою комнату. Итак, нас предали и наша тайна — достояние всего города. От того, что я это предполагала заранее, я страдала ничуть не меньше. Не за себя — что мне было до глупых пересудов? За тебя: я знала, какой удар это разоблачение нанесет тебе! Как мог ты, милая моя любовь, поверить людям, так прямо заинтересованным нарушить свое слово?

Коль скоро наш брак казался тебе необходимым, нельзя было никого посвящать в его тайну. Правда, дядя усомнился бы в действительности совершения обряда, при котором ему не позволили бы присутствовать… Я чувствовала, что схожу с ума! Зачем ты заставил меня покинуть Палле, где мне было так спокойно?

Разве ты предложил бы мне брак, если б знал, что дядя разгласит то, о чем поклялся молчать?

И снова боль и разочарование пришли через меня! Это я навлекаю грозу на твою голову! Это я мешаю твоей славной судьбе! Мое сердце при этой мысли разрывалось от боли.

И теперь, Господи, я вдруг спрашиваю себя, не напрасно ли я себя обвинила. Не то чтобы я усомнилась в своей искренности. Я была всецело, бесконечно искренна. Но не была ли я невольной жертвой той роли, которую приняла на себя раз и навсегда? Роли ослепленной, смиренной и жертвенной влюбленной? Не разыгрывала ли я десятилетиями мистерию избранницы Любви?

Ибо в конечном счете Пьер сам пожелал нашего супружества. По справедливости, это он своими руками поместил нас в осиное гнездо, где нам пришлось защищаться. Я всегда была слишком чувствительна к логике, чтобы отбросить эту очевидность. Однако я вполне чистосердечно взяла на себя ответственность за наши несчастья. Нет ли здесь какого-то противоречия?

Господи, я взываю к Тебе! К какой бездне, к какому открытию ведешь Ты меня шаг за шагом? Моя любовь так тесно сплелась с моей жизнью, что я уже не могу разделить их. Не могу, не умерев! Потому ли, что я стою на пороге смерти, Ты развязал войну в моей душе? Не ведет ли эта проверка совести к развенчанию самой основы моего существования?

Нет, Господи, нет, умоляю Тебя, оставь мне мой крест!

16 мая 1164

Резким движением, неожиданным при ее слабости, мать аббатиса вдруг поднялась на своем ложе. Подавшись вперед, дрожащими руками прижимая к груди одеяла, она, казалось, была охвачена неописуемым ужасом. Широко раскрытые глаза, обращенные к окружающим, не видели их. Смятение исказило ее черты.

— Нет, — прошептала она отчетливо, медленно проведя пальцами по лицу. — Нет, невозможно!

Мгновение она созерцала невидящим взглядом присутствующих. Те же, застыв неподвижно, не смели вздохнуть.

Стоявший в глубине комнаты Пьер-Астралаб, сильно побледнев, внимательно смотрел на мать. Вся в своем внутреннем борении, она его не узнала. Да и видела ли она его?

Теперь она дрожала всем телом. Липкий пот струился по ее спине, по лбу.

Сестра Марг наклонилась отереть страдающее лицо салфеткой из тонкого полотна. Больная, казалось, этого не заметила.

— Она холодна как лед, — прошептала сестра-сиделка матери Агнессе, вновь появившейся возле кровати.

— Не согреть ли простыни грелкой с углями и зернами кориандра?

Настоятельница сделала повелительный жест.

— Не двигайтесь. Оставьте ее. Разве вы не видите, что она беседует с Тем, перед Кем должна вскоре предстать?

Плечи Элоизы медленно опустились. Будто пружина, внезапно воздвигшая ее, ослабела.

Не без труда, с помощью сестры Марг, преподобнейшая мать снова легла. Она дышала тяжело. Неуверенным жестом она прижимала руку к груди, где билось сердце.

Псалтырь, потребованная ею накануне, соскользнула под сбившиеся подушки. Она не обратила на это внимания.

Признаки огромной усталости проступали на обескровленном лице. На нем читалась скорбь и отрешенность.

Упование на Господню волю? Самоотречение?

Окно оставалось открытым, и через него доносилось из молельни приглушенное пение псалмов. Всенощная продолжалась.

Утомленная бездействием, сестра Марг решительно взяла кубок с так и не использованным снадобьем. Пользуясь усталостью аббатисы, не имевшей силы оттолкнуть ее, она приподняла исхудавшее тело, как ребенка, и влила несколько глотков укрепляющего питья в приоткрытые губы. Затем, с материнской нежностью, вновь уложила свою пациентку на смятые простыни.

Неудержимая преданность двигала сестрой-сиделкой. Не обращая внимания на неодобрительный взгляд настоятельницы, она обернула мехом нагретый на углях камень и, приподняв одеяла, просунула его в ноги Элоизе.

— Почему вы упорствуете… — выдохнула мать Агнесса.

Но выражение упрямой верности в глазах сестры Марг заставило ее замолчать.

Вновь повернувшись к ложу, она продолжила молитву.

В глубине комнаты Пьер-Астралаб, преклонив колени, от всей своей пламенной души возносил молитвы.

Сцена, спровоцированная Бьетрикс, была, увы, не последней моей стычкой с Фюльбером.

При редких встречах ты просил меня по-прежнему утверждать, что россказни о нашем браке абсолютно лживы. Я, как всегда, слушалась тебя, Пьер. Моя жизнь становилась адом. Вне себя от моих отрицаний, дядя взял привычку бесстыдно спорить со мной. Можно подумать, он испытывал какое-то злое удовольствие, без конца зазывая к нам все новых друзей, которые непрерывно расспрашивали меня о нашей свадьбе. Словно весь город только и интересовался, что нашим положением.

Фюльбер направлял ко мне любопытствующих, я упорно все отрицала. Он ожесточался, я тоже. Скоро мы дошли до крика. Наши стычки принимали день ото дня все больший размах. Остатки привязанности ко мне, еще сохранявшиеся в его душе после нашего бегства и моего возвращения, окончательно исчезли в результате наших ссор. Сочтя меня неблагодарной и строптивой, он изгнал меня из своего сердца.

С тех пор все между нами умерло. Я уже не входила в число его близких. С той же непреклонностью, с какой он прежде меня защищал, он досаждал мне теперь. Его злоба смогла наконец изливаться свободно. В любой момент я подвергалась самым грубым оскорблениям, упрекам и дурному обращению.

Из гордости и чтобы не добавлять тебе огорчений я никогда не рассказывала в часы нашей близости о жестокости, которую мне приходилось терпеть. Правда, ты приходил очень редко.

Ты начал сомневаться в искренности дяди, обеспокоенный слухами, которые не в моей власти было от тебя скрыть.

— Фюльбер предатель! — поделился ты со мной однажды ночью, когда мы беседовали, восстанавливая силы после любви. — Думаю, он разгласил правду, несмотря на свои клятвы.

Я разделяла твое неодобрение. Хотя и думала, что действия моего опекуна вполне объяснимы. В самом деле, говорить о том, что я твоя жена, при том что я таковой и являлась, вряд ли было самой страшной местью из всего, что могло прийти ему в голову, пока я оставалась в Палле. От столь болезненно желчного существа стоило ожидать и худшего. Ради утоления своей жажды мести он был способен на куда большее, чем простая несдержанность, пусть даже усугубленная вероломством!

Я боялась его. Мне казалось разумней дать ему насладиться этой местью, чем толкать к более страшным замыслам своей непримиримостью. Чтобы понять, что делать дальше, мне хотелось выиграть время, выждать, пока шум вокруг нас уляжется. Но я знала, что твоя бурная натура не сможет подчиниться столь жестокой дисциплине.

Я продолжала, по твоему настоянию, опровергать все, что о нас говорили. Фюльбер бесился. Мне без конца приходилось уклоняться от его ударов. Иногда я просто не успевала уворачиваться от летящих в меня с размаха предметов.

Внезапно события приняли стремительный оборот.

После особенно мучительной ссоры, во время которой дядя чуть меня не покалечил, ударив кочергой, ты узнал обо всем, что происходило под нашей крышей.

Думаю, это Сибилла, оскорбленная в своей привязанности ко мне, решила предупредить тебя. Зачем она не смолчала?

Однажды ночью ты вдруг явился без предупреждения. На мои расспросы ты ответил, что знаешь, как со мной обращаются, и не желаешь, чтобы так продолжалось.

— Что же, по-твоему, я должна делать?

— Покинуть этот дом.

— Что ты говоришь!

— Другого выхода нет.

— Куда же я пойду?

— Я об этом подумал. Я не могу долго принимать тебя у себя. Это будет означать подтверждение нашего брака.

— Но другого пристанища у меня нет.

— Есть! Ты вернешься в Аржантей, где ты училась.

— В монастырь!

— У нас нет выбора.

— Что мне там делать, раз я твоя жена?

— Ты спокойно будешь продолжать учебу, пока я не заберу тебя. Нам нужно лишь выиграть немного времени. Позже, когда все успокоятся, поищем более подходящее решение.