Жанна Бурен - Премудрая Элоиза

• Название: Премудрая Элоиза
• Автор: Жанна Бурен
• Издательство: Аграф
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2004
• ISBN: 5-7784-0281-3

Роман современной французской писательницы Жанны Бурен повествует об одном из самых известных и трагических эпизодов духовной истории средневековой Европы — любви великого философа Пьера Абеляра (1079–1142) и его ученицы Элоизы. Страсть принесла обоим «великим любовникам» не только высшее наслаждение, но и бесчисленные страдания: Абеляр как принявший священнический сан не мог «смыть грех прелюбодеяния», и дядя Элоизы через своих подручных подверг его позорному оскоплению. Элоиза продолжила свой жизненный путь в монастыре, но пронесла через все испытания великую любовь к своему избраннику. Книга написана живым, образным языком, но броская повествовательность никогда не уводит от внутренней сути происходящих событий. Предназначена широкому кругу читателей.

---

После тщетных попыток завязать беседу мы исступленно бросились друг другу в объятия. Нужно было забыть абсурдность нашего положения и в самой глубине объятий обрести правду нашей страсти.

Каким только безумствам ни предавались мы той ночью в темной комнате, где я задула свечи! Через раскрытое окно к нам проникали запахи сада. Аромат созревшей клубники и садового чабреца, благоухание снежной плоти лилий, доносившиеся с другой стороны реки запахи трав навсегда останутся в моей памяти соединенными с испарениями наших разгоряченных тел, которые они омывали, не освежая.

В отчаянной жадности, с какой мы обладали друг другом, было нечто другое, чем просто погоня за сладострастием. То было дикое желание заглушить в сердцах не покидавший нас страх.

Наконец, мы уснули посреди смятых простынь, так и не сумев обменяться ничем, кроме плотских чувств. Нежная беседа, которой я ждала, так и не родилась. Парадоксальным образом наше неистовство было своего рода признанием неспособности общаться, которую осознали мы оба.

Ты внезапно проснулся еще до зари. Тебя гнал страх быть замеченным по выходе от меня. Ты оделся, поспешно поцеловал меня и умчался.

Разве так покидает муж жену после первой брачной ночи? И вправду, совсем не новобрачными были эти часы, украденные нами у нашей лжи. Брак, так безрассудно заключенный нами в расчете на расположение дяди Фюльбера, не сулил ничего доброго.

Вспоминая о неделях, протекших таким образом, я спрашиваю себя, как мы вообще решились поддерживать столь смехотворную игру.

Наше взаимное влечение друг к другу было настолько велико, что мы, по всей вероятности, еще долго продолжали бы цепляться за эту видимость, если бы поведение дяди не повернуло ход событий.

Сегодня я должна попытаться без гнева объяснить поведение Фюльбера, сколь трагичен бы ни был его результат. Я должна оставаться беспристрастной. Разве не буду я судима, как сужу сама? Ясно, что этот наделенный гордыней и духом семьи человек был уязвлен одновременно в своем тщеславии и в своей любви ко мне. Не менее ясно и то, что несмотря на разочарование, он все еще сохранял ко мне остаток привязанности — в силу привычки, разумеется, и в память о моей матери. Конечно, он был зол на меня, но еще не отвергал. Возмещение в благообразной, должной форме умиротворило бы его. Что же мы предоставили ему в качестве сатисфакции? Тайный брак, о котором никто не должен знать!

Хорошую же компенсацию мы ему предложили!

Мир квартала Нотр-Дам, мир университета, да и весь Париж были в курсе моего греха, а о моем возврате к добродетели никому не должно было быть известно!

В уме Фюльбера, заболевшего от тайной обиды, укрепилась навязчивая идея: пусть все узнают правду. Пока я была в Бретани, в руках родственников Абеляра, он молчал. Он боялся за меня и не имел средств обелить мою репутацию. Теперь я вернулась под семейный кров, и моя честь была восстановлена.

Как же можно было в таких обстоятельствах хранить молчание? Желание заговорить не оставляло его в покое. Должно быть, он боролся с искушением, но его натура, жаждавшая уважения и почтения, толкала его к клятвопреступлению. Как же так, на протяжении многих жестоких месяцев он был вынужден жить опустив голову, терпеть позор, страдать от упреков, от сочувствующих мин или насмешек близких, умирать от стыда и бессильного гнева, не имея возможности объясниться. А теперь, когда я вернулась на путь приличий, он не может возвестить об этом во всеуслышание? Ты не подумал, Пьер, о губительных для совести последствиях такой жажды знаков внешнего уважения. Они были, однако, предсказуемы.

По осунувшемуся лицу дяди я могла следить за ходом этой безжалостной схватки. Она была проиграна заранее. Так что я готовилась к последствиям. Они не заставили себя ждать.

Убедив самого себя в обоснованности своих доводов, дядя решился заговорить. Полагаю, он даже испытал при этом некое грубое, смутное удовольствие. Тем родственникам, которые присутствовали при нашем бракосочетании, он дал понять, что настал час пренебречь щепетильностью. Разве Абеляр, соблазняя меня в его собственном доме, обременял себя подобной деликатностью? Необходимость омыть семейную честь казалась им, несомненно, достойным оправданием разглашения тайны.

Фюльбер и его близкие думали, должно быть, и о риске, которому мы вновь подвергали себя. Наши встречи, какими бы редкими и тайными они ни были, могли быть замечены. «Если Абеляр и согласен, чтобы его жену вновь принимали за любовницу, — думали, наверное, они, — то мы не можем допустить такого позора и бесчестия».

Видишь ли, Пьер, беда была в том, что они судили обычной меркой. Они не поняли исключительной серьезности наших чувств. И повели себя как вульгарные поборники справедливости. Их стараниями нескромное шушуканье поползло по городу и по университету.

С каким наслаждением, должно быть, разносили они захватывающую новость! Абеляр, знаменитый ученый, женился! Герой духовной жизни пожертвовал славой ради блуда! Сенека современности стал добычей слабой женщины!

Твои враги получили, наконец, оружие против тебя.

Едва прослышав о ширящихся сплетнях, я восстала против них. Ведь одна я, не считая тебя самого, знала, как себя вести. Я отчаянно протестовала, не заботясь о своей репутации, чтобы спасти твою.

Первой подала сигнал тревоги Бьетрикс Тифож. Эта женщина так и не сложила оружия против меня. Почему? Я до сих пор не знаю.

Был август. Стояла, как помню, жара середины лета. Мы устроили навес в саду меж ветвей, чтобы наслаждаться свежим ветром с реки. Мы сидели в траве на разбросанных подушках, одетые как можно легче. Кажется, было воскресенье. Служанки отправились танцевать на луг Сен-Жермен. Куплеты песен, обрывки музыки доносились до нас. Дядя играл в кости с кузиной, пришедшей, по обыкновению, навестить нас. Из вежливости я составляла им компанию.

Чтобы занять себя чем-нибудь, я плела гирлянды из жимолости — для соседней церкви. Возбужденные жарой мухи вились вокруг нас. Их жужжание не смолкало в моих ушах, как приглушенный гул сплетен.

После скучного обсуждения последней поэмы Марбота, Бьетрикс вдруг повернулась ко мне:

— Не знаю, должна ли я вас поздравить, дитя мое, — начала она, растянув узкие губы в улыбке. — Я слышала, вы перешли под покровительство мужа… Но вы так скрытны…

— Кто рассказал вам эту сказку, кузина? — спросила я шутливо, но мое сердце заколотилось.

— Один из наших родственников.

Я посмотрела на дядю. Тот не шелохнулся.

— Не знаю, кто позволил себе подшутить так над вами, — убежденно сказала я, — но этот человек солгал!

Фюльбер нахмурился. Бьетрикс состроила гримасу.

— Однако это человек, которому можно верить, — сказала она, не переставая улыбаться. — Я не считаю его способным к двуличию.

— Так его самого обманули.

— Он казался хорошо осведомленным и описал некое таинственное бракосочетание, совершенное неподалеку отсюда и соединившее вас с лицом весьма известным.

Отбросив жимолость, одним прыжком я оказалась перед вдовой.

— Мне кажется, если бы я была замужем, я бы знала об этом! — сказала я.

— Может быть, вы предпочитаете молчать.

— По какой же причине, будьте любезны?

— Иное положение плохо совмещается с супружеством, красавица моя. Есть репутации, которые этого не переживут.

Я смотрела ей прямо в глаза.

— Клянусь вам, кузина, я по-прежнему девица.

— Довольно!

Дядя, в свою очередь, вскочил, яростно отбросив подушки и отшвырнув в сторону рожок для костей.

— Раз уж все известно, Элоиза, зачем упорствовать?

Я повернулась, чтобы лучше его видеть.

— Не знаю, кто распространил эту ложь, — воскликнула я, — но то мог быть лишь обманщик. — Вы, дядя, хорошо знаете, как обстоят дела.

Я приперла его к стенке. Нарушит ли он клятву?

— В самом деле! — воскликнул он, распрямляясь во весь рост. — В самом деле! Если я откажусь признать очевидное, то солгу. Вы замужем, прекрасным образом замужем! Это факт. Все это знают. Не трудитесь скрывать.

Перед лицом такой бессовестности я вышла из себя.

— Так значит, вы относитесь к числу моих врагов! Вы заодно с теми, кто хочет опозорить меня! — воскликнула я. — Я вовсе не замужем, говорю я вам!

Бьетрикс выжидательно глядела на нас, с огромным удовлетворением в глубине своих птичьих глазок.

— Так наконец, дочь моя, сочетались вы законным браком или нет?

— Нет!

— Да!

Сцена превращалась в фарс. Сильнейшее отвращение охватило меня. Однако я продолжала вызывающе глядеть на Фюльбера.

— Лгунья! Проклятая обманщица! — заорал он.

— Предатель! — процедила я сквозь зубы.

Не успело прозвучать это слово, как чудовищной силы пощечина едва не сбила меня с ног.