Ян Мо - Песнь молодости

• Название: Песнь молодости
• Автор: Ян Мо
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1959

Ян Мо — известная китайская писательница. Её главный роман «Песня о молодости» до сих пор пользуется большой популярностью в стране. Книга переведена на 20 иностранных языков.

---

— Еще страшнее история моей настоящей матери, но я никому не рассказывала ее…

И Дао-цзин рассказала историю жизни своей матери.

— Сяо-янь, хоть я и выросла в помещичьей семье, но, когда я узнала, каких мук натерпелись мы с мамой от этих помещиков, когда я поняла, в чем причины этой зверской тирании, я возненавидела своих «родителей»! Когда я вижу этих людей, я вспоминаю Хэй Ни, свою маму… — закончила Дао-цзин свой рассказ. Она часто дышала, рука ее еще крепче сжимала руку Сяо-янь, голос дрожал. — Сяо-янь, раскрой глаза, посмотри, как жесток мир, какой кризис переживает теперь наша родина. Разве ты можешь равнодушно смотреть на все это, жить по-прежнему спокойно?

Сяо-янь медленно подняла голову и пристально посмотрела в лицо Дао-цзин. При бледном, слабом свете луны она видела лишь ее большие черные глаза, излучавшие яркий свет.

— Ты права. Только сегодня я поняла, что существует еще другой, совсем другой мир, — тихо и медленно проговорила Сяо-янь. В ее голосе звучали раскаяние, боль и тоска. — Посоветуй мне, что читать. Что нужно прочесть в первую очередь? Смешно! Ты оставила у меня столько книг, а я ни в одну из них даже не заглянула.

Дао-цзин часто пыталась убедить Сяо-янь силой революционных идей, пыталась помочь ей стать более сознательной, но консервативную, уверенную в своей правоте Ван Сяо-янь трудно было переубедить. И вдруг неожиданный случайно зашедший разговор о Хэй Ни, о бедной матери Дао-цзин вызвал в ней перелом.

— Сначала прочти «Как изучать новейшую социологию». Это была и моя первая книга. Она лежит у тебя. Потом можешь прочесть «Куда идет Китай?» Цюй Цю-бо[107], «Государство и революция», «Детская болезнь «левизны» в коммунизме» Ленина, потом еще «Очерки по политэкономии»… Книг много, вот увидишь, чем больше ты будешь читать, тем будет интереснее, — просто и весело сказала Дао-цзин.

— Хорошо. Если ты будешь мне помогать, я быстро пойду вперед.

— Только не относись к этому легкомысленно, Сяо-янь. От изучения теории до настоящего революционного пути, до революционной практики еще очень далеко. Вот я…

— Ничего себе! Ты, кажется, действительно, превратилась в мою наставницу. Я еще не успела переступить порога школы, а ты уже меня учишь, — смеясь, перебила ее Сяо-янь.

Подруги расхохотались. Впервые за много лет они почувствовали счастье настоящей дружбы, основанной на взаимопонимании.

— Ты коммунистка? — негромко спросила Ван Сяо-янь.

— Нет. — Голос Дао-цзин прозвучал совсем тихо, но это было вызвано не опасением за себя, а глубокой печалью. — Если бы я могла стать коммунисткой, если бы могла стать такой, как они, то, кажется, была бы счастливее всех на земле. Но я не коммунистка.

— Ты можешь ею стать! — Сяо-янь обернулась и строго взглянула на печальную Дао-цзин. — Ты можешь ею стать. Я уверена, что ты должна непременно вступить в партию.

— Простите, не вы госпожа Линь Дао-цзин?

Увлеченные разговором, они незаметно подошли к пансиону Дао-цзин. У дверей стоял мужчина в длинном халате и форменной фуражке. Вопрос его прозвучал быстро и неожиданно.

— В чем дело?

Едва испуганная Дао-цзин успела вымолвить эту фразу, как из дверей вышло еще несколько вооруженных полицейских. Один из них, по виду офицер, смерил девушку взглядом и, нахмурившись, хрипло проговорил:

— Ты и есть Линь Дао-цзин. Пошли!

Дао-цзин поняла: произошло то, что так часто случается с революционерами. Она повернулась к Сяо-янь и кивнула ей:

— Возвращайся в университет. Занимайся как следует. Прощай!

Она посмотрела на офицера и сказала:

— Сейчас?.. Мне нужно бы домой зайти…

— Не волнуйся, мы уже там побывали. Пошли!

Подъехала черная машина, полицейские втолкнули в нее Дао-цзин. Прежде чем машина тронулась, Дао-цзин успела выглянуть наружу: она увидела Сяо-янь, неподвижно застывшую около столба; при свете фонаря было видно, что лицо ее стало белее бумаги.

— Сволочь, еще смотрит куда-то. Сиди!

Полицейский грубо втолкнул ее в глубь машины и с треском захлопнул дверцу.

— Дао-цзин! Дао-цзин!.. — донесся вслед удаляющейся машине горестный вопль Сяо-янь, но казалось, что он прозвучал где-то очень далеко.

Дао-цзин обеими руками закрыла глаза. Сердце ее разрывалось на части. «Сяо-янь, дорогая Сяо-янь, увидимся ли мы еще с тобой?..»

Глава одиннадцатая

…Вечер. Легкие облака неторопливо проплывают в темном небе над величественными и прекрасными дворцами Гугуна. Искрятся серебром воды канала, низкая балюстрада из серого кирпича, горячая, живая беседа, слезы истинного волнения… «Только сегодня я поняла, что существует еще другой мир!..»

Все это еще стояло перед глазами Дао-цзин, но вместе с тем казалось таким далеким, как события давно минувших лет. Уж не снилось ли ей все это? Только сейчас она и ее лучшая подруга мирно беседовали, заглядывали в прекрасное будущее, говорили о книгах, о том, что их ожидает. А теперь… Дао-цзин разомкнула усталые веки и осмотрелась: мрачная комната, спертый, как в подземелье, воздух, темно, холодно. Как далека она сейчас от остального мира! Она дрожала, перед глазами мелькали какие-то беспорядочные образы. Она думала о том, что неминуемо должно было случиться: она в руках гоминдановских палачей и ее ждали допросы, пытки и смерть. «Смерть» — это слово особенно отчетливо представлялось ей в эту минуту.

В полном одиночестве, сидя на сырой земле, Дао-цзин вспомнила Цю Цзинь[108], ее предсмертные стихи:

Осенний ветер,
Дождь осенний
В моей душе печаль посеял… —

вспоминала о Лу Цзя-чуане, о его теплой, веселой улыбке, о Цзян Хуа, о Сюй Хуэй. Сама не зная почему, она внезапно подумала о молодом Чжао Юй-цине и, закрыв глаза, слабо улыбнулась: «Товарищ, меня ждет такая же судьба». Дао-цзин считала, что он погиб.

Дао-цзин с детства мечтала умереть геройской смертью, и вот этот час настал.

Она погрузилась в беспорядочные воспоминания. В эти последние мгновения она должна вспомнить и вновь пережить все, что достойно воспоминания, все те радости и страдания, которые ей довелось изведать за всю ее короткую жизнь. Она уже не испытывала страха и чувства одиночества, как при первом аресте, и довольно спокойно думала о том, как тяжело расставаться с жизнью, наполненной борьбой.

— Выходи!

Со скрипом отворилась дверь, сверкнул луч карманного фонаря. Грубая рука вцепилась в Дао-цзин и выволокла ее из мрачной, похожей на подземелье камеры.

В небольшой комнате за письменным столом сидел бледный мужчина средних лет в штатском. Чуть поодаль от него в углу стояли двое вооруженных солдат; рядом за маленьким столиком, подперев голову руками, примостился секретарь.

Дао-цзин, выпрямившись, стояла перед столом, отвернув лицо в сторону.

— Ты и есть Линь Дао-цзин? Сколько тебе лет?

Голос у штатского был тягучий и хриплый, словно он еще не очнулся ото сна.

Воцарилось молчание. Дао-цзин не проронила ни звука и по-прежнему стояла отвернувшись.

— Отвечай, когда тебя спрашивают! Ты знаешь, что ты преступница? — голос стал торопливым — видимо, от нетерпения.

— Я не преступница, — Дао-цзин по-прежнему стояла неподвижно. — Преступники — вы!

Стол заскрипел, штатский злобно уставился на Дао-цзин.

— Ну хорошо, проклятая коммунистка! Нечего тебя и спрашивать: и так видно, что красная. Отвечай. Когда вступила в партию? Кто руководитель? Из какой ячейки? Скажешь правду, образумишься — облегчишь себе наказание.

Дао-цзин медленно повернула голову и прямо взглянула на тонкие извивающиеся губы своего врага. Бледное, худое лицо, горящие злобой глаза, бескровные, посиневшие губы делали его до странности похожим на Ху Мэн-аня — ту змею, что опутывала ее однажды. У всех коммунистов мира много общих черт, и все агенты, все фашистские бандиты похожи друг на друга.

— Я была бы счастлива, если бы действительно была коммунисткой! Но, к сожалению, я еще не достойна этой чести.

Голос Дао-цзин прозвучал тихо, но настолько отчетливо, что было слышно каждое слово.

— Не крути! У нас есть все основания арестовать тебя. Ты не просто коммунистка, ты выполняла важную работу. Рассказывай!

Следователь хлопнул по столу с силой, откуда-то взявшейся в его изнуренном беспутной жизнью теле.

— Я уже сказала. — Дао-цзин снова отвернулась и уставилась на свою тень на серой стене комнаты. — Я всегда мечтала вступить в партию, но, к сожалению, мне пока не представилось такой возможности.

Стол задрожал. Вцепившись себе в волосы, разъяренный чиновник вскочил со стула:

— Притворяешься! Я еще не видел такой хитрющей и упрямой бабы! Если не скажешь правды, расстреляем! Знаешь об этом?

— Знаю. Я давно готова, — еще тише ответила Дао-цзин. Она внезапно почувствовала усталость и страшную слабость.