Ян Мо - Песнь молодости

• Название: Песнь молодости
• Автор: Ян Мо
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1959

Ян Мо — известная китайская писательница. Её главный роман «Песня о молодости» до сих пор пользуется большой популярностью в стране. Книга переведена на 20 иностранных языков.

---

Услышав эти циничные слова, Дао-цзин вся вспыхнула, словно ее оскорбили в лучших чувствах.

— Брат, я никогда не думала, что ты станешь таким… Что ты говоришь? Ведь это же слова помещика, капиталиста. А они все неизбежно будут уничтожены.

В волнении Дао-цзин принялась торопливо рассказывать брату о классовой борьбе, о путях развития человеческого общества.

Дао-фын старательно вычищал свой нос, но чем дальше говорила Дао-цзин, тем нетерпеливее он становился. Наконец Дао-фын не выдержал: он быстро встал и, схватив свою шляпу, с усмешкой проговорил:

— Что это за бред, сестренка? Ты что, коммунистка? Это не шуточки! — Он выразительно понизил голос. — Побереги свою голову!..

Дао-фын был уже на улице, а Дао-цзин все еще стояла не шелохнувшись. «Дура! Ну что я говорила? — встревоженно думала она. — Решила, что если он мой брат, так можно говорить все, что думаешь! «К чему откровенничать с подобными людьми?» — вспомнились ей слова Сюй Хуэй, и эта мысль стегнула ее как кнутом. Однако постепенно она успокоилась. Мысли ее обратились к последним событиям: уходя, Сюй Хуэй шепнула ей на ухо:

— Завтра под вечер жди, за тобой могут прийти. Держи это в строжайшем секрете. Никому ни слова!

Дао-цзин улыбнулась. Она потрогала свои пылающие щеки и пробормотала:

— Какая я глупая по сравнению с ней!

Чувство одиночества пропало. Сочувствие и поддержка, которую Дао-цзин встречала у большинства людей, ободряли ее. Она думала: «В житейском море непременно нужно плыть только вперед, бороться, стараться выплыть изо всех сил — и тогда ты не утонешь». Дао-цзин начала приводить в порядок свои вещи и размышлять о предстоящей ей жизни. И вдруг ее снова как огнем обожгла фраза, оброненная Сюй Хуэй: «За что же тебя все-таки арестовали?»

«За что же все-таки?..» Она опустила книги, которые держала в руках, и, присев на край кровати, задумалась. Кроме Юй Юн-цзэ и Ван Сяо-янь, которые — и то очень поверхностно — знали о ее деятельности, только одному Дай Юю было известно все. Юй Юн-цзэ не станет доносить на нее, прямая, чистосердечная Ван Сяо-янь тем более. Дай Юй? Этого не может быть! Ведь он революционер! Она ничего не понимала и терялась в догадках.

«Зачем было раскрывать карты? Это просто глупо!» — снова вспомнила Дао-цзин слова Сюй Хуэй. Разве среди революционеров не может быть предателей? Во время последней встречи Лу Цзя-чуань говорил ей, что многие товарищи были арестованы из-за чьей-то измены. У нее как будто вдруг открылись глаза. В поведении Дай Юя было очень много подозрительного. Она совершенно его не знает, их никто не знакомил, и так простодушно поверила тому, что он революционер. Как это было по-детски, как легкомысленно!

Теперь она корила себя за эту роковую ошибку. Но нет! Нет! Этого не может быть! Дао-цзин решительно отбросила все сомнения относительно Дай Юя, считая, что такие подозрения просто смешны. Была глубокая ночь. Дао-цзин, не зажигая огня, лежала в постели, вся во власти сомнений. Она поняла, что сама так и не сумеет в этом разобраться. Ей было просто необходимо с кем-то поговорить. Ей было так тяжело, так трудно!.. Вот если бы здесь был Лу Цзя-чуань! Дао-цзин вскочила и включила свет. Она подошла к столу и написала на бумаге «Лу», затем стерла и снова написала:

«Мой самый дорогой учитель и друг!

Я пишу это письмо в Бэйпине 19 октября 1933 года. Я не знаю, где вы сейчас, в какой тюрьме вы томитесь, какова ваша судьба, — я не знаю ничего. Но я не могу не написать вам! Я хочу поговорить с вами. Мне так много хочется сказать вам. Прежде всего о самом главном — это, несомненно, порадует вас: я решительно покончила со своими колебаниями и твердо иду по вашему пути. Я преодолела в себе опасные мелкобуржуазные черты — привязанность к старому и беспринципную жалость. Короче говоря, я начала новую жизнь. Я рассталась с Юй Юн-цзэ. Когда я вспоминаю этот прошедший год, мой друг, мне делается так больно, так стыдно, так тяжело! В тот вечер, когда я ушла к тетушке Ли, я по возвращении уже не застала вас, и вскоре вас арестовали. Я не смогла помочь вам в минуту опасности, мне никогда не искупить этой вины. Этой ошибки я не прощу себе всю жизнь… Но вы не думайте, что угрызения совести подавили и парализовали меня и что я прошу вас о снисхождении, — нет, я только хочу сказать, что, хотя вы арестованы, я стараюсь заменить вас. И я верю, что таких юношей и девушек найдутся еще сотни тысяч, пусть даже я еще очень молода и не могу равняться с вами».

Дао-цзин надолго задумалась. Ветер за окном крутил опавшие листья, и они шуршали по оконной бумаге. Стояла глубокая осень, сквозь щели в окне дул ветер, Дао-цзин, одетая довольно легко, ежилась от холода. Волнение заставило ее забыть о холоде, о своих горестях. Она продолжала писать:

«…Мой самый близкий друг! Еще хочу сказать вам, что я выдержала испытание. То, что случилось в последние дни, могло окончиться моей гибелью. Но в эту минуту смертельной опасности, когда положение казалось безвыходным, наша великая мать — партия протянула мне руку помощи. И хотя мне теперь очень тяжело, я счастлива. Сейчас еще висит надо мной опасность, но я верю, что смогу избежать ее. Как только я подумаю, что моя жизнь становится похожей на вашу, я радуюсь бесконечно!

И еще, мой дорогой друг, мне хочется сказать вам несколько слов, которых, может быть, не следовало бы произносить… Не смейтесь надо мной, но если вам доведется прочесть это письмо, то вместе с ним вы получите преданное вам сердце… Не смейтесь, мой друг! Мое сердце не забудет вас, никогда не забудет. Где бы я ни была, что бы со мной ни случилось, какая бы опасность мне ни грозила и как бы ни распорядилась мною судьба, вы всегда будете жить в нем. Когда-то нам доведется встретиться вновь? И сможем ли мы еще встретиться?.. Но я жду. Я непременно дождусь этого дня. И если этот день придет, как я буду счастлива! Друг мой, я желаю, чтобы мы оба опять встретились!.. Верю, что ваша твердость и боевой дух будут всегда служить мне примером!»

Окончив писать, Дао-цзин снова и снова перечитала написанное. Ей временами казалось, что это не ее письмо к Лу Цзя-чуаню, а что он через все стоящие между ними преграды прислал ей письмо. Она с жадностью перечитывала его и, объятая чувством неизъяснимого волнения, забывала о своих горестях и бедах.

«Ну, а как я передам ему письмо?» — Дао-цзин горько улыбнулась. Это было невозможно.

За окном начинало светать.

Глава двадцать девятая

Ван Сяо-янь с низко опущенной головой, не говоря ни слова, вошла в комнату отца.

— Янь, что с тобой? Опять какие-нибудь неприятности? — в волнении спросила мать.

— Нет! — Сяо-янь нахмурила брови и глубоко вздохнула.

— Что же случилось? Не мучай нас!

Сяо-янь молча уронила голову на стол.

Профессор Ван подошел к дочери, поднял ее и ласково проговорил:

— Сяо-янь, не нужно ничего скрывать от отца, расскажи о своей беде, детка.

— Папа, вы обязательно должны мне помочь, — поглядывая попеременно то на отца, то на мать, проговорила, наконец, Сяо-янь.

— Но расскажи же нам, что случилось?

— Линь Дао-цзин грозит арест и огромные неприятности со стороны этих проклятых гоминдановцев. У нее совершенно никого нет, мне так жалко ее. Папа, мы непременно должны спасти ее…

Сяо-янь расплакалась.

Профессор и его жена с испугом смотрели на дочь и, насторожившись, прислушивались к ее словам.

— Папа, я уже обещала ей, мы должны ей помочь. Ты только подумай, в какую гнусную историю она попала!..

И Сяо-янь рассказала отцу о злоключениях Дао-цзин.

Выслушав ее, пожилой профессор сорвал с себя очки и стукнул кулаком по столу.

— Черт знает, что такое! Просто безобразие!

Но в тот же момент, по-видимому почувствовав, что слишком разошелся, он умолк, подумал немного и уже спокойно проговорил:

— Хорошо, Сяо-янь, не волнуйся. И пусть Линь Дао-цзин не волнуется, что-нибудь придумаем.

Ван Сяо-янь улыбнулась. План, намеченный ею и Сюй Хуэй, близился к осуществлению. Она знала, что в начальную школу в уездном городке Динсянь, которой заведовала ее тетка, нужны были учителя. Опасаясь, что прямой разговор с отцом не даст результатов, она пошла на хитрость и решила вызвать в нем сочувствие к Дао-цзин и гнев к гоминдановцам. Хоть и не сразу, отец все же согласился порекомендовать Дао-цзин своей сестре, а после настойчивых уговоров Сяо-янь согласился и сопровождать Дао-цзин при отъезде из Бэйпина. Когда они обо всем договорились, профессор Ван с грустью и некоторым беспокойством предостерег дочь:

— Янь, что касается Дао-цзин, то тут уж мы не можем отказать. Но в дальнейшем старайся не касаться таких дел. Самое лучшее — это поменьше заниматься политикой. Учиться, только учиться — вот что тебе нужно!

— Ты прав, папа, я ничего не понимаю в политике, но мне просто жаль Линь Дао-цзин, — согласилась Сяо-янь.