Ян Мо - Песнь молодости

• Название: Песнь молодости
• Автор: Ян Мо
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1959

Ян Мо — известная китайская писательница. Её главный роман «Песня о молодости» до сих пор пользуется большой популярностью в стране. Книга переведена на 20 иностранных языков.

---

Лю стояла, прислонившись к дверям, и смотрела вслед Лу Цзя-чуаню, удалявшемуся уверенными, спокойными шагами, до тех пор, пока он не дошел до поворота, где его поглотила вечерняя мгла. Тогда она закрыла дверь и едва слышно прошептала:

— Фэн Сэнь хороший товарищ! Но почему Дай Юй не хочет смотреть на вещи шире?

Глава восемнадцатая

Утром Линь Дао-цзин приготовила маньтоу и, взяв «Курс диалектики», села у окна. Красный лоскуток, попавшийся ей в книге, оторвал ее от чтения. Она отложила книгу и с улыбкой на лице принялась играть маленьким алым лоскутком, словно это была дорогая ее сердцу драгоценность. Губы ее тихо шептали:

— Эх, вот и Первое мая позади!

…Первого мая Линь Дао-цзин по просьбе Лу Цзя-чуаня участвовала в демонстрации. Сначала вместе с какими-то незнакомыми людьми она пряталась в переулке. Потом пришел Лу Цзя-чуань, передал им пачку листовок, спросил, захватили ли они с собой флаги и пакеты с известью. Получив утвердительный ответ, он тут же ушел. Через некоторое время связной передал, чтобы все выходили на главный проспект района Тяньцяо, и собравшиеся ринулись из переулка на проспект. Такие же толпы двигались и из других переулков. Вскоре они слились в мощную колонну. Дао-цзин хотелось быть ближе к Лу Цзя-чуаню, но он был очень занят и сразу же убежал вперед. Дао-цзин протискивалась сквозь толпу, стремясь пробиться вперед. В это время в воздух взвился огромный алый стяг — и словно яркое солнце озарило тьму. Дао-цзин подняла голову и увидела на полотнище знамени большие иероглифы: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»

Сердце ее учащенно забилось. Громкие возгласы, реющие в воздухе листовки, взлетающие вверх кулаки, море плывущих по воздуху флагов — все это словно всколыхнуло землю. Но длилось это недолго, лишь несколько минут. Вскоре послышались заливистые полицейские свистки, затарахтели мотоциклы, затрещали винтовочные выстрелы…

Дао-цзин, нахмурив брови, вертела в руках лоскуток. Перед глазами ее опять отчетливо встало мужественное лицо Лу Цзя-чуаня…

…Полицейские ворвались в толпу, хватали людей. Он охранял товарища, который нес знамя. Когда на знаменосца налетел полицейский и, сломав древко, хотел схватить юношу, Лу Цзя-чуань с яростью ударил полицейского кулаком и бросил в него горсть извести. Облако известковой пыли скрыло знаменосца, и ему удалось убежать. Полицейские погнались за Лу Цзя-чуанем. Дао-цзин побежала за ним. На бегу Лу Цзя-чуань делал ей знаки, чтобы она отстала, но Дао-цзин продолжала бежать. Едва он домчался до поворота в маленький переулочек, как полицейский в сером мундире дважды выстрелил, но, к счастью, не попал. Лу Цзя-чуань резко повернулся и швырнул еще один пакет с известью. Все вокруг заволокло удушливым белым дымом. Пакеты с известью сыграли свою роль: Лу Цзя-чуаню удалось скрыться. Дао-цзин последовала его примеру и тем же способом спаслась от преследования.

Как и было условлено заранее, они встретились в Таожаньтине[62]. Взявшись за руки, молодые люди шли совсем как влюбленные. Однако, сказав друг другу всего лишь несколько слов, они были вынуждены расстаться. Дао-цзин заметила разорванный красный флажок, торчавший из кармана Лу, и взяла его на память об этом великом дне.

«Какой он смелый и энергичный!» При воспоминании о том, как вел себя Лу Цзя-чуань в день годовщины «18 марта» и Первого мая, ее сердце невольно наполнилось восхищением, преклонением перед ним и еще каким-то более сложным чувством. Она и сама не могла еще понять, что это такое, но ей хотелось чаще видеть Лу Цзя-чуаня, говорить с ним…

После полудня, когда Юй Юн-цзэ ушел на занятия, Дао-цзин, узнав, что Бай Ли-пин дома, зашла к ней.

— Ходила Первого мая на демонстрацию, Дао-цзин? — прищурившись, озорно спросила Бай Ли-пин.

— Ходила. А ты почему не была?

— Я? У меня других дел много! — поспешила прекратить расспросы Бай Ли-пин. Положив руку на плечо Дао-цзин, она с улыбкой спросила: — Дао-цзин, ты вчера вечером опять поссорилась со своим «профессором»? Глупенькая, и зачем ты сходишься с такими людьми? Неужели не можешь найти более привлекательного мужчину?

За длинный халат и куртку, делавшие Юй Юн-цзэ похожим на ученого, Бай Ли-пин прозвала его «профессором».

— Да где уж мне! — показывая два ряда ослепительно белых зубов, засмеялась Дао-цзин. — Кто же сумеет так, как ты: увидела одного — влюбилась, увидела второго — и этот тебе мил.

— Ладно, ладно! Не прибедняйся! Я ведь для тебя стараюсь. Ты сама посмотри: сух, как палка. Ну какая тут может быть любовь? Вот Лу Цзя-чуань — это парень! Смелый, талантливый и красивый! Хочешь, сосватаю?

Сердце Дао-цзин часто забилось. Она не ожидала от Бай Ли-пин подобной шутки. Услышав свое имя рядом с именем дорогого и уважаемого человека, она покраснела и беспомощно взглянула на Бай Ли-пин. А та, обняв Дао-цзин за плечи, пододвинулась к ней ближе и на ухо сказала:

— Ну что тут колебаться, девочка? Какой это писатель сказал: «Без новой любви не уничтожишь старую»? А твой «профессор» вообще любви не стоит. Нужно смелее строить новую жизнь!

— Нет, он любит меня, как же я могу его бросить? — покачав головой, тихо ответила Дао-цзин. Она чувствовала, что отшучиваться больше нельзя и что Бай Ли-пин говорит с ней искренне.

— Ждешь, пока Юй Юн-цзэ наградит тебя медалью за верность?

Лицо Бай Ли-пин стало серьезным, однако еле заметная насмешливая улыбка тронула уголки рта.

— Думаешь о всенародной революции, а в таком «маленьком» деле, как любовь, показываешь себя отсталой! Тоже мне революционерка!

Эти слова больно кольнули Дао-цзин. Она высвободилась из рук Бай Ли-пин и, опустив голову, молча села на стул. Она знала, что ее отношения с мужем разладились, и этот разлад растет тем больше, чем сильнее она тянется к новой жизни. Но Дао-цзин жалела Юй Юн-цзэ, и это чувство привязывало ее к нему; к тому же она считала, что революционер не должен уделять много времени своим личным делам. Поэтому она терпела, сдерживала свое недовольство и продолжала жить с мужем. Однако слова Бай Ли-пин отчетливо показали ей, что на деле она совсем не так относится к вопросу о личном, как ей это казалось раньше, и что ее нынешние оправдания — всего лишь попытка как-то успокоить себя.

Дао-цзин молчала, задумчиво глядя на синее небо, видневшееся за окном. Бай Ли-пин думала, что Дао-цзин сердится на нее; она нагнулась к ней, обняла и проговорила тоном капризного ребенка:

— Полно, Дао-цзин, не сердись! Если уж тебе так дорог твой Юй Юн-цзэ, пожалуйста, люби его на здоровье! Я и не подумаю разлучать вас. Но послушай, что я тебе скажу. Ты ведь знаешь, что Цуй Сю-юй уехала на Северо-Восток, в Добровольческую партизанскую армию. Сначала она надеялась, что Сюй Нин последует за ней: они так любили друг друга! А Сюй Нин… Ты ж его знаешь: на словах у него все красиво получается, а как до дела дойдет, смелости не хватает. Он не поехал — не захотел расстаться с мамой, с институтом… Ну, конечно, и без меня тут не обошлось. А Цуй Сю-юй я не могу не уважать, ведь у нее все было: и учеба, и Сюй Нин, которого она беззаветно любит, — и она все это бросила ради революции. Ты, Дао-цзин, не бери пример с меня и Сюй Нина, а учись у Сю-юй… Ты, наверное, не знаешь: ведь она кореянка.

— Кореянка!..

С изумлением глядя на Бай Ли-пин, Дао-цзин машинально повторила последнее слово и не нашлась, что сказать.

Вернувшись домой в подавленном настроении, она бросилась на кровать и погрузилась в размышления.

Стемнело, но Дао-цзин даже забыла про ужин.

— Дао-цзин, как ты прекрасна! Прямо спящая фея… — тихо произнес незаметно вошедший Юй Юн-цзэ, глядя на жену.

Дао-цзин, не обратив на него внимания, взяла книгу и спрятала за ней свое лицо. Юй Юн-цзэ подошел, отобрал у нее книгу и взглянул на обложку — «Капитал». Он слегка нахмурил брови и с улыбкой спросил:

— Ну, великая ученица господина Маркса, какую проблему вы сейчас изучаете?

— К чему эти насмешки?

Дао-цзин взглянула ему в лицо и вдруг поняла: того Юй Юн-цзэ, которого она любила, больше нет; каким пошлым и мелким стал этот человек! Какое горькое разочарование! Не сдержавшись, она ответила:

— Лучше быть ученицей Маркса, чем учеником Ху Ши!

— Что ты болтаешь! — вспылил Юй Юн-цзэ. — Чем плохо быть учеником Ху Ши?

— О, это прекрасно! Помогать реакционерам, быть прислужником империалистов, помогать Чан Кай-ши расправляться со студентами, чем же это плохо?

Дао-цзин швырнула книгу на кровать и с презрением отвернулась.

Юй Юн-цзэ, обхватив руками голову, сидел за столом. Он сдерживался изо всех сил, но через минуту поднял голову и холодно рассмеялся:

— Революция! Борьба! Какие прекрасные слова! Но что-то я не видел, чтобы господа революционеры спускались в шахты. Это ведь потруднее, чем разглагольствовать о пролетариате, о большевиках.