Ян Мо - Песнь молодости

• Название: Песнь молодости
• Автор: Ян Мо
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1959

Ян Мо — известная китайская писательница. Её главный роман «Песня о молодости» до сих пор пользуется большой популярностью в стране. Книга переведена на 20 иностранных языков.

---

— Я уже встречался с твоим мужем… Если уж он так нетерпелив, тебе нужно быстрее готовить обед. Наши с тобой беседы ему мешать не должны. Принеси-ка печку в комнату: будешь готовить и разговаривать со мной, согласна?

— Согласна.

Дао-цзин очень боялась, что Лу Цзя-чуань рассердится и уйдет. Она обрадовалась, быстро принесла печку в комнату и поставила на огонь котел. Постепенно ее гнев сменился глубокой горечью. Она сказала, понурившись:

— Брат Лу, придумай, что мне делать. Моя жизнь стала невыносимой. Мне трудно здесь… — Дао-цзин подняла голову, и ее глаза вдруг блеснули. — Порекомендуй меня в Красную Армию или в Коммунистическую партию, а? Я думаю, что смогу принести пользу революции. Если нет, то я уеду на Северо-Восток и вступлю в Добровольческую партизанскую армию!..

Эта просьба была несколько неожиданной для Лу Цзя-чуаня. «Девочка считает, — подумал он, — что участвовать в революции очень легко и просто!»

— Что случилось? Почему ты вдруг решила вступить в Красную Армию?

— Лучше быть осколком яшмы, чем целой черепицей! Я не смирюсь с тем, что моя жизнь проходит бесполезно, серо, зря. С малых лет я думала так: я не проживу впустую… Но общество, в котором я живу, не сулит мне радости — лучше уж умереть! — Лицо Дао-цзин горело, черные глаза сияли. — Брат Лу, пошли меня в самую горячую схватку, я больше не могу жить так, как жила прежде!

Лу Цзя-чуань сидел на скамейке и тихо похлопывал ладонью по столу, словно в такт словам Дао-цзин. Он покачал головой:

— Дао-цзин, давай сначала обсудим один вопрос. Но ты должна помешивать рис в котле, иначе все подгорит. Ну так вот. Ты вела борьбу со своей семьей, ты недовольна обществом, в котором живешь, и вот теперь хочешь включиться в революционную борьбу, участвовать в боях за правду. Но скажи, ради чего ты собираешься все это делать?

Дао-цзин поняла, что не может ответить на этот вопрос. Закусив губу, она молчала. Она даже забыла о готовящемся обеде, и вскоре в комнате запахло горелым рисом. Лу Цзя-чуань вскочил, помешал рис и снял его с огня. Дао-цзин посмотрела на него и, помолчав немного, пробормотала:

— Я… я не совсем хорошо продумала все это… Но я уверена, что готова пойти на это не ради себя. Я ненавижу эгоистов, которые заботятся только о самих себе!

— Но ведь мысли и поступки, о которых ты только что говорила, пожалуй, продиктованы твоими личными интересами.

Дао-цзин внезапно вскочила.

— Ты хочешь сказать, что и я эгоистка?

— Нет, я этого не думаю, — Лу Цзя-чуань серьезно посмотрел на Дао-цзин. — Я лишь спрашиваю, ради чего ты прежде металась из стороны в сторону: ненавидела одно, презирала другое… Почему ты страдала? Вот и сейчас, ты хочешь уйти в Красную Армию, вступить в партию, стать героиней… Сама подумай: ты идешь на тяжкие испытания ради спасения нашего народа или же ради выполнения твоей мечты, пусть даже героической, вырваться из той обстановки, которая тебя сейчас окружает?

Дао-цзин молчала. Она не смогла сдержать смущенной улыбки. Подумав секунду, она сказала:

— Брат Лу, ты совершенно прав! Раньше я думала о том, чтобы стать хорошим человеком: не обманывать людей и не давать другим обманывать себя. Может быть, это и называется «делать добро для себя»?[52] Действительно, я мало думала о других людях… Но мне немного не ясно: вот я отказывала себе в чем-то, чтобы побольше заплатить рикше, подать нищему; мне нравилось помогать беднякам — как ты думаешь, это тоже идет от индивидуализма?

Лу Цзя-чуань покачал головой.

— Чтобы оценить поступки человека, нужно рассматривать эти поступки в связи с целью, ради которой они совершаются. Надо принимать во внимание не только сами поступки, но и результаты, к которым они приводят. — Чуть заметная многозначительная улыбка промелькнула в его глазах. Он быстро выглянул за дверь и, посмотрев на злополучный котел с подгоревшим рисом, продолжал: — Дао-цзин, вот ты помогла нескольким рикшам и нищим, а можешь ли ты с уверенностью сказать, что тысячи других обездоленных всегда имеют необходимую горсть риса? Ты это делала для того, чтобы иметь основание назвать себя «доброй». А какую пользу принесла ты всему обществу, всем рикшам и нищим… Ты хочешь вступить в Красную Армию — это хорошее желание, но революционная работа многообразна: она полна и горячих рукопашных схваток и скромных обыденных дел. — Он повернулся к печке. — Это могут быть даже вот такие мелкие повседневные дела, как приготовление пищи и стирка одежды. Если эта работа идет на пользу народу, на пользу революции, она необходима, и мы должны делать ее. Как видишь, революционная работа не всегда состоит из одних горячих боев.

Лу Цзя-чуань умолк. Он смотрел на нее теплым, дружеским взглядом. Его слова, словно волна, вздымающая лодку, подняли ее настроение. Ее огорчение рассеялось, и она облегченно улыбнулась.

— Брат Лу, большое тебе спасибо! — Ее красивые глаза на порозовевшем лице стали еще больше и ярче.

— Как, уже полдень, а обед еще не готов? — сердито спросил Юй Юн-цзэ, который снова незаметно вошел в комнату. Бросив на кровать свою шляпу, он уселся рядом с Дао-цзин и неподвижным взглядом уставился на жену.

Дао-цзин побледнела. Она взглянула на него и ничего не ответила: ей не хотелось ссориться с Юй Юн-цзэ в присутствии Лу Цзя-чуаня.

Лу Цзя-чуань сообразил, что он сейчас здесь лишний, взял свою шляпу, с улыбкой поклонился Юй Юн-цзэ, а затем Дао-цзин и сказал:

— Мы сегодня хорошо поговорили… Ну, вы обедайте, а я должен идти… — Он опять кивнул Юй Юн-цзэ и пошел к двери.

Дао-цзин молча проводила его до самых ворот. Она не проронила ни слова, только кусала губы. Обернувшись, Дао-цзин увидела позади себя Юй Юн-цзэ. Его длинное, худое лицо вытянулось еще больше.

Дао-цзин не стала есть и легла спать. В ее душе теснилось множество сложных чувств, мысли путались. Прошло много времени, а она все лежала и не могла заснуть. Ее глаза были устремлены на Юй Юн-цзэ, который при тусклом свете лампы сидел за столом, опустив голову. К горлу вдруг подступили слезы.

«И это… это человек, которого я так горячо любила, к которому тянулась всей душой?..» Дао-цзин рывком натянула на голову одеяло, чтобы муж не увидел ее слез.

Юй Юн-цзэ сидел, глубоко задумавшись. Он давно уже считал, что Дао-цзин неравнодушна к Лу Цзя-чуаню. Сегодня, застав их за дружеской беседой, он понял причину перемены, которая произошла с Дао-цзин. Он изо всех сил старался справиться с самим собой, пытался думать о том, что настоящий мужчина не должен страдать из-за женщины. Но когда он вспоминал мужественный облик Лу Цзя-чуаня, его уверенную манеру держать себя и большие глаза Дао-цзин, полные радостного изумления, он не мог пересилить захлестывающую его волну ревности и гнева. Но он и не мог придумать ничего, что могло бы ему помочь. Дао-цзин была человеком с твердым характером, преисполненным чувства собственного достоинства. В борьбе с нею он не надеялся на свои силы. Даже его слезы не смогли бы поколебать ее. Что же оставалось делать? Наконец ему в голову пришла «спасительная» мысль — написать письмо Лу Цзя-чуаню, рассказать ему обо всем, предупредить его, если, конечно, он сколько-нибудь уважает правила человеческой морали.

И вот он написал такое письмо.

«Господин Лу!

Мы с Вами учимся в Пекинском университете, и Ваши и мои родственники живут в одной деревне, и между ними никогда не было ссор и недоразумений. Но неожиданно Вы под предлогом пропаганды некоего учения стали обольщать мою жену, подчиняете ее своему влиянию. Вы толкуете о революции, о борьбе, а на деле разрушаете наше семейное счастье. Причем делаете это спокойно, мимоходом, ради собственного удовольствия.

Человек должен уважать нормы человеческой морали и не делать ничего такого, что может разрушить счастье ближнего; в противном случае он отступает от правил приличия и нравственности.

Настоящим письмом я всего лишь вежливо напоминаю Вам об этом и призываю Вас хорошенько подумать над Вашими действиями.

Надеюсь, что Вы примете мои пожелания к сведению.

Юй Юн-цзэ. Март 1933 года»

Закончив письмо, Юй Юн-цзэ почувствовал, будто с его плеч свалился камень. Запечатав письмо, он встал, потянулся и подошел к кровати. Дао-цзин заснула. Ее чистое лицо, словно изваянное из мрамора, было безмятежным, добрым, полным сдержанной красоты. Мягкие черные волосы красиво обрамляли его. Уголки глаз вдруг дрогнули от еле заметной улыбки, по щеке скатилась хрустальная слезинка.

«Она плачет?..» Как только Юй Юн-цзэ пришла эта мысль, его охватила жалость к ней, и гнев прошел. Он вдруг понял, что Дао-цзин необыкновенная женщина, что она человек с возвышенными идеалами и что он должен понять ее и простить. «Она добродетельна и правдива, она не может обманывать, не может полюбить другого. Я просто становлюсь обывателем и сам себя мучаю…»