Саймон Моррисон - Лина и Сергей Прокофьевы. История любви

• Название: Лина и Сергей Прокофьевы. История любви
• Автор: Саймон Моррисон
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-227-04642-0

Саймон Моррисон, музыковед, профессор Принстонского университета, написал книгу о Лине Прокофьевой, урожденной Каролине Кодине, – «загадочной, неотразимой, надменной, несносной, кокетливой, капризной, упрямой и… мужественной». На основе огромного количества документов автор воссоздал жизнь красивой, умной, образованной женщины, певицы, выступавшей под псевдонимом Лина Любера, жены величайшего композитора XX века Сергея Прокофьева, ценой брака с которым стали восемь лет лагерей.

---

Ссылаясь на «трудное время», мисс Спенсер имела в виду политическое положение в Европе, а не личную жизнь Лины. 1923 год оказался временем событий, определивших ход истории – укрепление советской власти в России и на окружающих ее территориях; гиперинфляция в Центральной Европе; возвышение Муссолини и зарождение фашистского движения в Италии. Лина следила за новостями с праздным любопытством – ей просто нравилось чувствовать себя в центре событий. Однажды она видела Муссолини в компании короля Виктора-Эммануила III, который попросил Муссолини возглавить правительство Италии, чтобы предотвратить дальнейшие общественные беспорядки, последовавшие после всеобщей забастовки в апреле 1920 года, и не допустить прихода к власти коммунистов. Лина вспоминала, как 1 апреля в 08:30 утра пошла в центр Милана, чтобы посмотреть парад. «Король в парадной форме со своей свитой… Намного роскошнее, чем в прошлом году… Я хорошо разглядела короля и Муссолини, сидевшего рядом с ним в карете. Город был украшен… все были охвачены патриотическим пылом»[156].

Однако ее собственные дела, похоже, налаживались – по крайней мере, в отношении певческой карьеры. В середине февраля 1923 года Лина заключила контракт на три выступления в роли Джильды в «Риголетто», надеясь, что это окупит мучения, связанные с разучиванием сложной партии. В контракте упоминалась возможность участия в других операх, но ее репертуар не соответствовал репертуару театра «Каркано». Театр был основан в 1803 году и находился на территории заброшенного монастыря. «Каркано» стал рекордсменом по количеству премьер и время от времени соперничал с Ла Скала за звание главного оперного театра Милана. Но увы, в начале XX века блеск этого драгоценного камня в короне миланской оперной сцены начал постепенно угасать[157]. Лину включили во второй состав, и она практически не принимала участия в репетициях с оркестром, но молодой маэстро работал с ней отдельно.

Однако предложенный контракт не слишком радовал Лину, поскольку в это время она боролась с простудой и была очень вялой. В некоторые дни она даже не могла встать с постели, уступая жалости к себе. Возможно, Лина страдала от депрессии. «Бывают времена, когда я ненавижу все человечество, и мне нравится быть одной, но вообще я думаю, что не предназначена для одиночества»[158], – уныло рассуждала она.

Таня пришла, чтобы забрать свои письма, и попыталась вовлечь ее в разговор, но Лина мрачно пошутила, что из-за насморка она стала обладательницей баса-профундо. Весь февраль ей досаждали отвратительная погода и шум карнавала. Наконец Лина рискнула покинуть квартиру, но нашла, что на улицах еще хуже, чем дома. Сердилась, когда ее осыпали конфетти, яростно пыталась выпутаться из серпантина и даже отказалась от приглашения на бал. Лина поняла, что жизнь в Милане ей совершенно опостылела.

Мысли о выходе на сцену вызывали больше беспокойства, чем радости. Лину предупредили, что, скорее всего, ее дебют состоится в первой декаде марта. Потом оповестили, что она появится на сцене 10 марта, а затем перенесли дату выступления на 15 марта. Сценический псевдоним «Лина Любера» на расклеенных по всему городу афишах только усиливал страх. Увидев афиши, директор музыкального издательства Ricordi пригласил Лину в свой кабинет и сказал, что готов написать рекомендательное письмо, которое поможет ей в дальнейших прослушиваниях. Лина нашла его излишне внимательным и пришла к выводу, что его намерения не столь чисты, как казалось на первый взгляд.

5 марта ее неожиданно вызвали в театр «Каркано» и сообщили, что заболела главная исполнительница роли Джильды, Марина Кампанари. 6 марта Лине предстояло выйти на сцену. Лина ужасно разволновалась, особенно когда выяснилось, что нет времени на репетицию с оркестром. Лучшее, что ей могли предложить, – это устроить генеральную репетицию под рояль с дирижером. Кроме того, Лине надо было примерить костюм и парик, так что времени на отдых и раздумья не осталось. Следующим вечером она вышла на сцену и только тогда осознала, как сильно рискует.

Начало нельзя было назвать удачным. В 1-м действии во 2-й сцене во время дуэта с баритоном Артуро Ромболи, исполнявшим роль Риголетто, Лина вступила слишком поздно. В этой сцене Риголетто в исполнении Ромболи радостно воссоединялся с Джильдой, которую прятал от сластолюбивого герцога Мантуи. Лина отставала от музыки, а дирижер не сдерживал оркестр, чтобы подладиться под нее. Выровняться удалось только к середине арии. Все дело, решила она, было в баритоне, который почти оглушил ее – пел ей прямо в ухо. Ее недовольство Ромболи, скорее всего, оправданно. В миланской газете Corriere della Sera 3 марта была помещена рецензия на премьеру, в которой отмечалось, что Ромболи «склонен излишне ускорять темп, чтобы еще больше выставить напоказ свой голос, однако добивается прямо противоположных результатов, вместо мастерства демонстрируя огромное количество ошибок и неточностей»[159].

Неудача деморализовала Лину; она чувствовала себя разоблаченной с позором самозванкой. Однако она сумела взять себя в руки, и дуэт с герцогом, пытающимся соблазнить Джильду, был исполнен очень неплохо. Но от переживаний у Лины пересохло горло, и коронную арию о первой любви «Caro nome» («Сердце радости полно») она смогла спеть только в треть обычной силы. Лина полностью обрела голос только к концу 1-го действия.

В антракте между первым и вторым действиями она быстро переоделась и выпила две чашки кофе, надеясь, что это окажет благотворный эффект на голосовые связки. Горло так и осталось сухим, но петь Лина стала лучше. В третьем действии во время исполнения знаменитого квартера (Герцог, Маддалена, Риголетто, Джильда) она почти не ошибалась – по ее словам, «пропустила только одну ноту». Лина почувствовала себя спокойнее, и уровень ее актерской игры также улучшился[160]. Оставшаяся часть действия, заканчивающаяся трагической смертью Джильды, прошла благополучно. Риголетто, думая, что подосланный к герцогу наемный убийца выполнил задание, открывает мешок, ожидая увидеть тело врага, но обнаруживает внутри умирающую дочь. К концу спектакля Лина чуть не теряла сознание от усталости, и воспоминания об аплодисментах и вызовах на поклон у нее сохранились весьма смутные. Всего одна репетиция с оркестром позволила бы выступить без происшествий, сетовала она.

Дирижер Джованни Патти похвалил Лину, но посоветовал в следующий раз внимательнее следить за ним – это убережет ее от ошибок. Все исполнители, включая баритона, поздравили Лину с успешным дебютом, отметив, в частности, ее артистизм. Друзья повели Лину отпраздновать первый выход на сцену в ресторан Savini, расположенный неподалеку от театра, на Соборной площади. Она выпила стакан пива и съела несколько кусочков холодной курицы – необычное меню для праздничного застолья. Критики обошли вниманием ее неровное выступление, сосредоточившись на состоявшейся позже премьере с участием Кампанари. (Corriere della Sera похвалила Кампанари за «приятное», «отчетливое» и «изящное» исполнение[161].) К тому же скромные декорации и костюмы «Риголетто» в «Каркано» едва ли могли соперничать с новой великолепной постановкой «Бориса Годунова» в Ла Скала. В целом, несмотря на ошибки, Лина приобрела полезный опыт и поверила, что может чего-то добиться.

Следующие выступления должны были состояться 13 и 15 марта. Когда выяснилось, что ведущее сопрано выздоровела, Лину отстранили от участия в спектакле, назначенном на 13 марта, но затем прима опять заболела, и на сцене все-таки пела Лина. Она, конечно, расстроилась из-за этой неразберихи, но прекрасно справилась с дуэтом в первом действии и спектаклем в целом. Знакомые заверили Лину, что первое и второе выступления отличаются, словно небо и земля. Начинающую певицу даже упомянули в нескольких рецензиях. В результате Лина обеспечила себе ангажемент до конца сезона. 15 марта она уже не волновалась перед выходом на сцену, а в середине арии Caro nome из зала даже раздались одобрительные крики. Предупредительный баритон Ромболи, который дважды гримировал ее для спектакля, предложил поехать с ним в Перуджу, объяснив, что за выступление она получит деньги. Дирижер намекнул на возможность выступления в Генуе. Лина с самого начала понимала, что все это только планы. Так оно и оказалось. Театр «Каркано» завершил сезон другими операми, и турне не состоялось.

Однако складывалось впечатление, что карьера Лины на подъеме. 17 марта она позировала лучшему миланскому фотографу, и он сделал десяток фотографий Лины в разных костюмах. Ближе к концу месяца она опять обратилась к тому же фотографу, но получилась только половина снимков. В мае того же года ее фотографии были выставлены в Турине. В последний раз Лина вышла на сцену в роли Джильды 21 марта. Все прошло благополучно, хотя в первом действии нервы снова дали о себе знать. «В этот раз, – по-английски написала Лина Сергею в конце месяца, – я в целом выступила неплохо. Надеюсь, что когда-нибудь я выступлю намного лучше и добьюсь настоящего триумфа»[162]. Лина хотела возобновить уроки с педагогом в Милане, чтобы расширить свой небогатый репертуар.