Александра Потанина - Сибирь. Монголия. Китай. Тибет. Путешествия длиною в жизнь

• Название: Сибирь. Монголия. Китай. Тибет. Путешествия длиною в жизнь
• Автор: Александра Потанина
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-699-73059-9

Сколько их таких было – мальчишек, прочитавших «Робинзона Крузо» и «заболевших» мечтами о далеких путешествиях и великих открытиях… Но затем жизнь брала свое и мечты растворялись в жизненных буднях. Григорий Николаевич Потанин (1835—1920) – одно из очень немногих и вполне счастливых исключений из этого правила. Как гласит семейная легенда, когда ему было восемь лет, он буквально проглотил бессмертный труд Даниеля Дефо – и с того момента и до самого конца своей долгой жизни посвятил себя путешествиям.

Время меняет слова и их значения. Для современного человека «путешествие» означает комфортное перемещение «из пункта А в пункт Б», ознакомление с достопримечательностями и т. п. А «открытие» – это нечто глобальное, вроде открытия Колумбом Америки или Магелланом – пролива, названного его именем. И в этом смысле Алтай, Сибирь, Китай, Тибет, Монголия были открыты задолго до того, как их посетил Потанин. Но для такого человека, как Григорий Николаевич, возможностей для открытий оставалось предостаточно.

И дело не только в «чистой» географии, хотя «белых пятен» на карте мира после его экспедиций стало гораздо меньше. Его труды и исследования поражают разнообразием интересов. Он историк и экономист, биолог, зоолог и геолог, собравший богатейший материал. Особое место занимают его этнографические исследования – вплоть до открытия нескольких ранее неизвестных народностей.

В свою первую экспедицию Потанин отправился в 28 лет, а в последнюю собрался, когда ему исполнилось 64 года. Почти во всех знаменитых экспедициях его сопровождала жена — Александра Викторовна Потанина (1843—1893), но не просто как спутница жизни, а как самостоятельный исследователь.

Эта книга представляет современному читателю результаты экспедиций этих двух выдающихся российских путешественников: Григория Николаевича и Александры Викторовны Потаниных. Г. Е. Потанин – ученый-энциклопедист, многогранная личность, человек яркой судьбы. А. В. Потанина стала первой женщиной, принятой в члены знаменитого Русского географического общества. Тысячи километров были пройдены Потаниными по неизведанным просторам Алтая, Сибири, Китая, Тибета, Монголии. Выполнены блестящие научные исследования, собраны богатейшие геологические и ботанические коллекции. Опубликовано огромное литературное и научное наследие, не потерявшее своего научного значения до сих пор. А их неутомимая гражданская и просветительская деятельность, верность идеалам юности и своей главной любви – Сибири – снискали благодарную память россиян.

Электронная публикация включает все тексты бумажной книги и основной иллюстративный материал. Но для истинных ценителей эксклюзивных изданий мы предлагаем подарочную классическую книгу. Издание щедро иллюстрировано цветными и черно-белыми изображениями труднодоступных, экзотических и просто опасных мест, в которых побывали исследователи. Подарочное издание рассчитано на всех, кто интересуется историей географических открытий и любит достоверные рассказы о реальных приключениях. Это издание, как и все книги серии «Великие путешествия», напечатано на прекрасной офсетной бумаге и элегантно оформлено. Издания серии будут украшением любой, даже самой изысканной библиотеки, станут прекрасным подарком как юным читателям, так и взыскательным библиофилам.

---

Нас уверяли, что найти слуг из тангутов нам будет невозможно ни за какие деньги; тангут не любит закабалять себя чужеземцу и не любит оставлять свой дом, это верно. Но тем не менее мы добились-таки, что у нас, во время странствований по Северо-Восточному Тибету, всегда были рабочие и слуги из тангутов. Один из них, Самбарча, оказался неоцененным товарищем в моих работах; это был человек вроде тургеневского Калиныча; он любил природу, знал окрестности своей деревни Гамаки и все их естественные произведения; знал, где какая трава растет, где какое насекомое водится, где искать скорпионов, как отыскать корень бонва, хотя росток его еще не показался из земли. Собирал он для меня насекомых и растения с увлечением; принести новый вид, которого еще не было в нашем гербарии, для него было торжеством. Он всюду лез за сбором, и в воду, и на деревья, и на крутые скалы; иногда было страшно смотреть на него, когда он висел в воздухе над дном оврага, на верху отвесной скалы, уцепившись ногами за куст.

Он вернулся в свою деревню раньше нас, в конце июля месяца; когда осенью я приехал туда же, он поднес мне сюрприз – гербарий осенних растений своей родины. Он купил бумаги и начал сушить растения. Все наиболее редкое в моем гербарии и в энтомологической коллекции собрано Самбарчей. Это был усердный, трудолюбивый слуга и, кроме того, ловкий и веселый человек. Он находил нам потерявшихся ночью баранов, он отыскивал удобную дорогу, которую скрывали крестьяне, чтобы за указание ее сорвать барыш, а в свободные часы он распевал песни, шутил и проделывал какую-то эквилибристику с шестом в руке.

Тангутов рисуют иногда угрюмым народом, но это несправедливо. Покойный ориенталист Григорьев, приурочивая одно место у мусульманского географа Эдризи, именно место города Тюбет, отказывался видеть под этим именем нынешний Тибет, а думал, что тут надо разуметь Хотан или какой-нибудь другой мусульманский город Восточного Туркестана. Краски, которыми рисовал Эдризи жизнь тюбетцев, пляски, наряды, веселье, – все это, казалось нашему ориенталисту, так не идет к диким и угрюмым обитателям сурового тибетского нагорья. Вернее та оценка народного характера тангутов, которая дана у Реклю в его известной книге.

Тангуты – народ веселый, и улыбка на лице тангута является ничуть не реже, чем у других смертных. Они имеют песни и пляски; женщины, возвращаясь с полевых работ вечером, часто поют хоровые песни. Песнями же прерываются работы иногда и в средине дня. Во время свадебных пиршеств девицы и юноши поочередно выходят парами перед публикой и пляшут под песню, которую сами же и поют. На тех же свадьбах люди с большою памятью поют большую сложенную былину о некоем царе Гэсэре.

Если киргизов зовут французами Средней Азии, а монголов немцами, то тангутов можно назвать итальянцами.

Здесь и ханжество сильнее, чем в Монголии, и страсти ярче горят. Богомольцы здесь шляются повсюду; повсюду рассеяны разные святыни: здесь потеющая периодически башня; там нерукотворная, сама собою явившаяся статуя; еще далее статуя с растущими волосами, еще далее башня, не касающаяся основанием земли и висящая в воздухе, и т. д. Молельные мельницы встречаются на каждом шагу: и над домами вместо флюгеров, и в отдушинах домов, на горных речках, движимые водой, над воротами, движимые ветром, но чаще всего в руках человека. Их вертят не только монахи, но и светские люди, особенно женщины. Как у нас обыкновенная деревенская картина крестьянская – с веретеном и прялкой, так в Тибете – женщина с молельной мельницей в руках. Сойдутся на улице две женщины посплетничать; пока они языком перемывают косточки соседей, руки неистово вертят мельницы, стержни которых воткнуты в пазуху шубы. И как реакцию против этого ханжества, здесь же вы услышите комические рассказы вроде средневековых фаблио, в которых изображается закулисная жизнь монастырей. В этих сказках описываются похождения некоего Аку Ртомбу; в них рассказывается о его забавных проделках в женских монастырях, которые он совершал, будучи переодет в женское платье, о его паломничестве в Хлассу и издевательстве над самим Далай-ламой.

Нельзя сказать, чтобы в этой стране буддийских святителей жизнь в монастырях проходила тихо и безмятежно. В тех самых монастырях, откуда расходится по всей Средней Азии слово о мире и любви, часто происходят бурные и кровавые истории. Тангуты вообще народ горячий и решительный. В Лабран мы прибыли, когда только что закончилась кровавая история. Местная партия начала интриговать против иноземца, попавшего в нюрбы, т. е. в казначеи монастыря; его обвинили в сожительстве с матерью лабранского гэгэна; народ возмутился и напал на дом, в котором жил нюрба; к счастью его, он был в это время у гэгэна. Народ начал брать дом приступом, приверженцы нюрбы защищались, и некоторые были убиты; дом был взят и сожжен: он был деревянный. Нюрбе при помощи гэгэна удалось бежать, но потом он был все-таки найден и убит. Другая кровавая история подготовлялась в Восточном Тибете, когда мы были в городе Сун-пане; окрестные тангуты, веры бонбо, получили известие, что в княжестве Сомо регент, управляющий за малолетством князя, воздвиг гонение на секту бонбо, принуждая ее сторонников обратиться в секту хонь. Сун-панские бонбо при нас устроили съезд, несколько дней совещались и порешили отправить войско в княжество Сомо; многие ламы должны были, по решению съезда, сесть на коней, взять оружие и отправиться вместе с войском на поле брани.

Мы видели несколько мелких монастырей и три больших: Гумбум, Лабран и Джони, но с жизнью монахов познакомились преимущественно в Гумбуме. В этом последнем считается до 2500 монахов, которые управляются тремя чиновниками, избираемыми на три года. В Гумбуме до 5 больших храмов, из которых один с золотой крышей; но более знаменит другой, небольшой храм, в ограде которого растет чудесное дерево; по рассказам лам, листья его бывают покрыты буквами или молитвами. Дерево это выросло на месте, где был зарыт послед Зонкавы, реформатора буддизма. Другая святыня в Гумбуме – череп матери Зонкавы.

О ламах часто высказываются мнения, что это праздный народ и дармоеды. Мнение это следует принимать с ограничением. В Монголии надо различать два рода лам: одни – живущие по хошунам, в семьях, другие – в монастырях. Первые – это большею частью постриженные в детстве; не задастся ламе грамота, он и остается дома, в семье. Такие ламы, придя в возраст, иногда обзаводятся женой и детьми и занимаются хозяйством; к таким вовсе не идет название «дармоед»; остающиеся холостяками тоже пропитываются трудом собственных рук, нанимаются в рабочие при торговых караванах и т. п. На чужой счет будто бы живут те ламы, которые живут в монастырях; но и к этим не ко всем приложима эта кличка. Некоторая часть лам занимается торговлей; ни в Монголии, ни в Тибете отдельного торгового сословия нет, вся торговля сосредоточена в монастырях в руках лам (за исключением тех монастырей, где поселились торговцы-китайцы).

Затем нужно выделить тех лам, которые занимаются изучением священных книг, далее – тех, которые занимаются монастырскими ремеслами, переписыванием и печатанием книг, живописью, лепкой статуй и масок и т. п. Из остающегося процента еще нужно выделить тех бедняков, которые, будучи привлечены в монастырь набожным настроением, кое-как перебиваются среди братии, зарабатывая тем, что шьют и чинят на богатенькую братию, служат поварами, водоносами и пр. Остается небольшой процент действительных дармоедов, которые проводят время в странствованиях из монастыря в монастырь; но таких шалопаев немного, и их везде можно найти.

Не нужно упускать из виду, что в ламайских монастырях в настоящее время собрано все лучшее из народа; все те лица, которые имеют, кроме обыкновенных материальных, еще и духовные интересы, те, которые ищут знаний, люди идеи, все подобные люди идут в монастыри, и других учреждений, к которым бы они могли примкнуть, в Монголии и Тибете нет.

В Гумбуме на одном дворике с нами жило несколько лам, и все это были люди не дурные и не ленивые. Тут жил художник Гэндун, который с утра до вечера пропадал в мастерской (он трудился над барельефом из окрашенного масла) и приходил только ночевать; далее, монах, который принадлежал к ордену Джотпа, и потому мы его звали Джотпа, не зная его настоящего имени; он вечно сидел на солнышке и корпел над переписыванием книг, прижимая одной рукой к коленку лист бумаги, оригинал и баночку с разведенной тушью, а другой – водя по бумаге заостренной спичкой; он сколачивал деньжонки на дорогу, потому что собирался идти в Хлассу на поклонение тамошним святыням.

Третий монах был портной; он тоже вечно сидел с иглой в руке, и только отрывался, когда во двор входил какой-нибудь нищий или богомолец попросить милостыни; тогда он, кряхтя от боли, поднимался на свои больные ноги и ковылял в кухню за горстью муки; и как бы часто ни являлись просители, он с равною невозмутимостью, молча и медленно, направлялся на кухню. Четвертый наш сосед по келье был Ратна-Вала, веселый юноша лет 16-ти, горячий поклонник богов, бежавший в Гумбум из Ордоса тайно от родителей. Одни из этих людей пришли сюда, потому что монастырь есть в то же время и приют для убогих; другие – потому, что рассчитывают в монастырской жизни найти удовлетворение своим духовным потребностям.