Михаил Лазарев - Три кругосветных путешествия

• Название: Три кругосветных путешествия
• Автор: Михаил Лазарев
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-699-61473-8

Знаменитый русский путешественник и флотоводец Михаил Петрович Лазарев (1788—1851) за свою жизнь совершил три кругосветных плавания. В ходе этих плаваний были открыты и нанесены на карту шестой материк Земли – Антарктида, сотни островов, заливов и других объектов.

Это было замечательное время. На планете оставалось много белых пятен, и серьезное путешествие было уж никак не созерцанием, а подвигом и открытием. А тут такая возможность: белое пятно, которое предстояло нанести на карту, – целый материк, значит – возможность поставить свое имя в истории рядом с великими именами Колумба, Магеллана, Кука.

Но у молодого капитана Михаила Лазарева, как и у других участников первой российской антарктической экспедиции, голова кругом от подобных перспектив не шла. Он – моряк, капитан, его готовили к тому, чтобы выполнять задания, какими бы сложными они ни были. За плечами уже был опыт кругосветного плавания, между прочим, всего лишь четвертого по счету в истории российского флота. Так что пафос и надрыв – это удел писателей, а у моряков-полярников была четкая задача – найти Антарктиду и нанести ее на карту.

Однако практичность подхода не означала, что сама задача переставала быть интереснейшей, выдающейся и рискованной. И сейчас, при просто-таки фантастическом развитии технологий, антарктические экспедиции, даже круизы вдоль берега Антарктиды на самых комфортабельных кораблях, – это все-таки испытание.

А два века назад были только паруса и самые простейшие приборы. Лазарев и его подчиненные понимали, на какой риск идут, осознавали, что вернутся не все. Но сомнений «идти или не идти» не было. И они шли, открывали новые земли и возвращались домой. И все это не на голом энтузиазме, не по принципу «на честном слове и на одном крыле», а опираясь на тщательную подготовку, точный расчет, суровую дисциплину и отработанное искусство мореплавания.

Уже одного участия в первой антарктической экспедиции хватило бы, чтобы вписать свое имя в анналы мировой цивилизации. Но Михаил Лазарев таких плаваний совершил три. А затем без малого два десятилетия посвятил Черноморскому флоту. При нем строились и развивались Севастополь, Николаев, Херсон, росли и учились в будущем великие Нахимов, Корнилов, Истомин. Теперь это называется просто: «Лазаревская эпоха». Достойная жизнь достойного человека, никогда не стремившегося к славе во чтобы то ни стало, но обретшего еe на века…

Представленные в этой книге документы, свидетельства самого Лазарева и его современников, участников экспедиций, не просто фиксируют события и открытия – они дают возможность читателю погрузиться в атмосферу прошлого, во времена великих географических открытий.

Электронная публикация книги М. П. Лазарева включает все тексты бумажной книги и базовый иллюстративный материал. Но для истинных ценителей эксклюзивных изданий мы предлагаем подарочную классическую книгу. Бумажное издание богато оформлено: в нем более 200 иллюстраций, в том числе редчайших старинных карт и уникальных рисунков, многие из которых были сделаны непосредственно в ходе плаваний. Издание напечатано на прекрасной офсетной бумаге. По богатству и разнообразию иллюстративного материала книги подарочной серии "Великие путешествия" не уступают художественным альбомам. Издания серии станут украшением любой, даже самой изысканной библиотеки, будут прекрасным подарком как юным читателям, так и взыскательным библиофилам.

---

На третий день прибыли на корабль директоры Российско-американской компании Булдаков, Кремер и Северин, довольные нашим исполнением дела и даже тем, что мы благоразумно распорядились, оставив Ситху по своему усмотрению для пользы компании. И вообще все действия наши по торговым отношениям с Лимой, а равно по сношению нашему с Филиппинской компанией, были ими вполне опробованы; груз, доставленный нами на «Суворове», ценился в 2 млн руб., передан весь в порядке, и рекомендательные письма о пребывании нашем в Лиме от вице-короля к императору и от главного директора Филиппинской компании г. Абадия в директорию нашей Российско-американской компании с подарками, посылаемыми от обоих е. и. в.

Корабль ввели в гавань, который и поступил в ведение компании. Привезенных лам, альпаку и вигонь живых передали за 2 тыс. руб. компании, равно и черепах, которых свезли в Петергофский сад, чтобы там во время праздника 23 июля, в день тезоименитства императрицы Марии Федоровны, эти небывалые в Европе обитатели Кордильерских гор, как редкость невиданная, могли быть показаны как императорскому двору, так и присутствующему народу на гулянье.

20 июля мы перебрались на берег, обедали в клубе с некоторыми из наших добрых сослуживцев…

По сдаче корабля и окончании всех расчетов с Американской компанией, от которой мы получили следуемые нам деньги, как жалованье, так и следуемые за отданных им наших лам, мы расстались окончательно с директорами компании, не получив обещанного нам награждения 25 тыс. руб., если корабль благополучно воротится, но такой неблагодарный поступок нисколько не смутил нас. Интерес мы всегда считали на последней степени после исполнения своей обязанности честно. Компания предлагала мне командование ее кораблями, отправляемыми со следующей весной, и назначила 10 тыс. руб. годовой оклад жалованья, но я не решился, пока не узнаю о положении моей матери и сестер, которых я не видал уже более 5 лет…

22 июля все мы, суворовцы, отправились в Петергоф на праздник; нам отведена была придворная палатка с прислугой и полным содержанием от двора. Гр. Николай Александрович Толстой, гофмаршал двора, сам пришел посмотреть, все ли у нас хорошо, и сказал, чтобы мы нисколько не церемонились, спрашивали все потребное к нашему столу, а если какая будет неисправность, то относились бы прямо к нему. Такое заботливое попечение позволило нам в своей палатке распорядиться, как дома, и гостей из числа наших сослуживцев было довольно, да и недостатка ни в чем не было.

23 июля в 2 часа пополудни император Александр с императрицею Елизаветой и вдовствующей императрицей Марией Федоровной и всем царствующим домом приехали на линейках со всей придворной свитой смотреть наших лам, альпаку и вигонь, черепах; долго они любовались этими животными, императрица Елизавета сама кормила белым хлебом, но все внимание было обращено на этих невиданных зверей, но нам не сделано было никаких приветствий, потому что наш морской министр маркиз де Траверсе не счел нужным нас представить. Грустно и досадно было нам такое невнимание, но, вспомнив, что мы уже исполнили такой славный и еще редко совершаемый русскими мореходцами подвиг и будучи в душе довольны сами собой, мы не нуждались ни в чьей похвале, скромно сознавая свое достоинство, не домогаясь никаких наград.

Однако надо было выработать в себе такое убеждение не одним трудом, но чистой любовью к делу. В эту пору нашей молодости никогда не чувствовалось на душе никакого затаенного эгоизма, все мысли настроены к одному честному исполнению дела и обязанности, на нас возлагаемой. Любовь сотоварищей и полное уважение к нам было лучшей наградой. Испытанному в школе терпения и многих лишений того избытка, служащего к удобствам жизни, с постоянными требованиями точного исполнения возлагаемых обязанностей, чуждый страха опасностей, сроднившийся с морской жизнью, никогда в голову не приходит, чтобы за исполнение служебного дела должно награждение особенно, но невнимание и малое сочувствие к честным трудам – вот что поражает благородную душу и раздражает сердце…

Отпраздновав петергофский царственный пир, на другой день мы при сильном противном ветре на нашей портсмутской «Suhcary» воротились под парусами в Кронштадт, тогда как ни один катер не мог выгрести ни из Петергофа, ни из Ораниенбаума. И действительно погода была самая отвратительная, но нам казалось, что лучше быть дома у своего скромного и теплого очага, нежели в гостях у холодных и неприветливых хозяев…

Из журнала штурмана А. Российского о пребывании корабля «Суворов» в порту Джексон [1814 г.]

31 июля, в полдень, мы были на юго-западной стороне в 114 милях от Вандименской земли, почему, надеясь в следующий день ее увидеть, мы легли на ночь в дрейф под малыми парусами.

Ночью на 1 августа поднялась ужасная гроза с сильным проливным дождем и жестокими шквалами. Страшный гром раздроблялся по тучам в необъятном пространстве океана, и пламенная багровая молния освещала весь горизонт. К утру ветер начал стихать, и хотя дождь перестал, но небо покрыто было облаками.

В 6 часов мы снялись с дрейфа; в 10 часов увидели юго-западный мыс Вандименской Земли и лежащий поблизости оного камень Мюстон. Нельзя вообразить, как приятно было увидеть берег, ибо прошло 50 дней сряду с того времени, как мы не видали не только земли, но даже и признака оной; притом же беспрестанно продолжавшиеся пасмурные, дождливые и бурные дни столько уже нам наскучили, что всякий с нетерпением желал скорее пристать к берегу и отдохнуть.

В полдень, по сделанному наблюдению, мы находились под 43°58'5''южной широты и 145°58' восточной долготы, по хронометру; камень же Мюстон лежал тогда от нас в 13 милях к юго-востоку.

В половине 2 часа увидели еще два камня: Эдистон и Свилли; первый из них издали весьма походит на корабль, идущий под полными парусами. В 3 часа мы миновали оные на траверзе в расстоянии 12 миль и направили курс к северо-востоку. Чем более подвигались к северу, тем более погода становилась приятнее и теплый климат ощутительнее. До 1 числа, по причине переменных ветров, мы должны были целые шесть дней лавировать. Сего числа достигли мы до 34°41'17''южной широты и 152°15' восточной долготы; следовательно, от порта Джексона находились не более, как в 60 милях. И в самом деле, поутру с восхождением солнца, с помощью зрительной трубы мы усмотрели берег Новой Голландии, называемый англичанами Новой Южной Валлийской Землей – New-South Walis. В полдень он открылся нам совершенно. На южном мысе, вдавшемся в море, мы увидели маяк и флагшток, на коем развевался английский флаг. В 7 часов показался нам на сем мысе сверкающий огонь и носившиеся облака дыму в расстоянии 8 миль SSW. Во всю ночь яростные волны Южного океана не преставали дробиться с шумом о высокие гранитные скалы сего мыса. Между тем матросы спокойно доставали из трюма канаты и торопились привязывать к якорям.

Наутро 12 числа [августа] погода была прекраснейшая, и вид берега Новой Голландии представился прелестнее прежнего. Ветер был от запада тихий, брамсельный, отчего мы ранее, как в 8 часов, могли подойти к южному мысу, где при пушечном выстреле подняли на фор-брам-стеньге флаг для требования лоцмана.

В 12 часу из Джексонского залива вышел идущий на китовый промысел английский купеческий бриг, с которого приехал к нам лоцман. Какой живописный вид открылся, когда мы прошли между высоких каменных скал: в одной стороне берег Новой Голландии представлялся, как мрамор, с другой – зеленые равнины расстилались над дикими утесами, и взор терялся среди множества островков, один другого прелестнее, закрываемых с моря деревьями и кустарниками; вдалеке бурный шум океана, тихий плеск волн в спокойном заливе, которого голубые воды позлащивались лучами солнца, свежесть и прохлада от соседственных лесов, пение разновидных птиц, которых тысячи порхали на ветвях дерев, кружились над берегом или над водами и плескались в струях; все для нас было каким-то очаровательным зрелищем.

Вскоре из порта Джексона приехал к нам посланный от губернатора офицер с инструкцией, которая дается всем иностранным судам во время пребывания в сем порте. Между тем он старался узнать от нас политические новости о военных обстоятельствах в Европе, которых они давно не получали, ибо из Англии пакетбот с известиями приходит в Новую Голландию только один раз в год; а так как у нас были взяты из Англии и Рио-Жанейро газеты, то мы и отдали ему оные для доставления губернатору.

В 2 часа пришед в Сиднийскую губу, откуда виден город Сидни, стоящий на возвышенном месте, с прелестно выстроенными дачами и красивыми каменными домами, мы салютовали городской крепости 11 выстрелами, а между тем убирали паруса и становились на якорь на определенном месте для всех приходящих иностранных судов. Мы стали на якорь на глубине 8 саж., где грунт ил с песком. В начале четвертого часа на наш салют отвечали с крепости 13 выстрелами; замедление же в ответе происходило, как мы после узнали, оттого, что посылали спрашивать приказания губернатора, который и велел отвечать двумя [выстрелами] более. В четыре часа приезжал опять прежний офицер от губернатора с уведомлением, что нашему кораблю позволено перейти на то место, где стоят английские суда. Сия привилегия здесь чрезвычайно редко дается иностранным судам, и почти никогда[38].