Фритьоф Нансен - «Фрам» в Полярном море

• Название: «Фрам» в Полярном море
• Автор: Фритьоф Нансен
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-699-34134-4

Все герои и авторы серии «Великие путешествия» – личности выдающиеся. Но и на их фоне норвежский полярный исследователь Фритьоф Нансен (1861—1930) выделяется своей многогранностью и незаурядностью.

Превосходный спортсмен, отличный рисовальщик, выдающийся зоолог, доктор наук в 27 лет, – он во всем жаждал дойти до предела, проверить этот предел – и испытать себя на границе возможного.

Нансен участвовал как вдохновитель и организатор в нескольких грандиозных предприятиях, самые впечатляющие из которых – лыжный переход через всю Гренландию и легендарный дрейф на корабле «Фрам», о котором исследователь пишет в книге, предлагаемой вашему вниманию.

«“Фрам” в полярном море» – увлекательный, эмоциональный и насыщенный выразительными подробностями рассказ о знаменитой попытке покорения Северного полюса в ходе легендарного дрейфа корабля «Фрам» от российских Новосибирских островов до Шпицбергена (1893—1896).

Здесь читатель найдет и яркие описания арктической природы, и подробный отчет об изучении этого еще не освоенного в конце XIX в. приполярного региона, и замечательные зарисовки быта экспедиции. Но самое захватывающее в книге Нансена – его живой, драматический, очень личный рассказ о попытке пешего похода к Северному полюсу: откровенное, жесткое повествование о том, до чего может дойти человек под влиянием почти невыносимых обстоятельств. Кем ему нужно стать, чтобы выжить. И как вернуться обратно – не к спасительной суше, а в человечье обличье.

Нансен прошел через это главное испытание, выжил, вернулся – и стал в чем-то другим человеком. В своих запредельных странствиях он, по-видимому, понял: природа человека загадочнее и удивительнее природы Арктики. Познав истинную цену человеческой жизни, он обратился к общественной деятельности. После Первой мировой войны в качестве дипломата и верховного комиссара Лиги Наций по делам военнопленных и беженцев Нансен спас сотни тысяч жертв голода, геноцида и политических репрессий во время Первой мировой войны и Гражданской войны в России, за что в 1922 году был удостоен Нобелевской премии мира.

Он стал великим гуманистом потому, что благодаря своим героическим путешествиям понял самое важное: подвиги совершаются не личной славы ради, они совершаются для людей.

Электронная публикация включает все тексты бумажной книги о жизни и выдающемся путешествии Фритьофа Нансена и основной иллюстративный материал. Но для истинных ценителей эксклюзивных изданий мы предлагаем подарочную классическую книгу. Издание богато иллюстрировано и рассчитано на всех, кто интересуется историей географических открытий и любит достоверные рассказы о реальных приключениях. Это издание, как и все книги серии «Великие путешествия», напечатано на прекрасной офсетной бумаге и элегантно оформлено. Издания серии будут украшением любой, даже самой изысканной библиотеки, станут прекрасным подарком как юным читателям, так и взыскательным библиофилам.

---

Интересно, что при таких сильных ветрах всегда наблюдается повышение температуры; сегодня термометр показывает почти –25 °С. Вообще же южный ветер, даже при малой скорости, приносит похолодание, а умеренный северный, напротив, – потепление.

Пайер считает причиной такого повышения температуры нагревание воздуха при прохождении его над открытыми пространствами воды. Это, однако, едва ли правильно, по крайней мере, в данном случае, так как полыней вокруг нас немного или их даже совсем нет. Я скорее склонен думать, что повышение температуры обусловливается опусканием воздуха более высоких слоев вниз, ближе к поверхности земли.

Известно, что верхние слои воздуха теплее, чем нижние, где температура понижается от соприкосновения со снеговой и ледяной поверхностью, охлажденной лучеиспусканием. Наши наблюдение вполне это подтверждают. К тому же опускающийся вниз воздух адиабатически[186] нагревается. Сильный ветер, даже если он возникает не в верхних слоях атмосферы, неизбежно вызывает хотя бы небольшое перемешивание воздушных масс.

Ночью мне приснился странный сон, будто бы я приехал домой. Во мне еще сильно ощущение трепетной, смешанной со страхом радости, с которой я приближался к родным местам, к первой телеграфной станции. Я выполнил свой план, достиг полюса и оттуда добрался до Земли Франца-Иосифа. Но ничего, кроме дрейфующих льдов, я там на полюсе не увидел. И когда люди спрашивают меня, каково там и почему мы знаем, что были у самого полюса, – я не знаю что отвечать.

Я забыл сделать точные наблюдения и только теперь начал соображать, как все это глупо у меня вышло.

Странно, что мне приснился почти такой же сон, когда мы неслись на льдинах вдоль восточного берега Гренландии и, казалось, все дальше удалялись от нашей цели. В тот раз мне тоже снилось, будто я вернулся домой, перейдя ледяное поле Гренландии, но мне было стыдно, что я не могу рассказать ни о чем из виденного на пути, – я все забыл. Не кроется ли доброе предзнаменование в сходстве этих двух снов? Первой цели, как ни мрачны были перспективы, я достиг.

Может быть, удастся достигнуть и второй? Будь я суеверен, я бы определенно поверил в это предзнаменование. Но хотя я совсем не суеверен, у меня крепнет твердое убеждение, что предприятие наше должно удаться. Это убеждение – не только результат двухдневного южного ветра, но какой-то внутренний голос уверяет меня, что мы завоюем успех. И я смеюсь теперь над собой, над своими сомнениями, над своими минутными слабостями.

Я способен часами сидеть, смотреть на яркий свет лампы и мечтать, как при возвращении, весь дрожа от нетерпения, едва держась на ногах от волнения, подхожу к первой телеграфной станции, пишу одну телеграмму за другой, спрашиваю телеграфного чиновника, не слышал ли он о моих домашних, как они живут…»

«Пятница, 19 января. Великолепный ветер со скоростью от 4 до 9 метров в секунду; значит, быстро несемся на север. Заря к полудню разгорается таким ярким заревом, что будь мы в более южных широтах, можно было бы ожидать с минуты на минуту, что над горизонтом взойдет во всем своем великолепии лучезарное солнце; нам же придется подождать еще с месяц».

«Суббота, 20 января. Велел вынести из трюма на бак около 270 килограммов пеммикана и примерно 90 килограммов хлеба. Явно неблагоразумно не иметь на палубе немного провианта на случай пожара или другого непредвиденного происшествия».

«Воскресенье, 21 января. Совершили большую прогулку к северо-западу, по этому направлению лед тоже оказался довольно ровным. На некотором расстоянии от корабля я и Свердруп поднялись на большой торос. В этом месте происходило сильное сжатие, но торос в самом высоком месте имел не более 5–6 метров высоты, и все же это один из самых высоких, виденных до сих пор.

Вечернее измерение высоты луны дало 79°35' северной широты; я так и предполагал. Мы теперь настолько привыкли определять направление дрейфа в зависимости от ветра, что довольно точно можем сказать заранее, где находимся. Сделан, значит, добрый шаг на север. Побольше бы таких…

В честь дня рождения короля у нас пир: винные ягоды, изюм и миндаль».

«Вторник, 23 января. Утром, когда я поднялся на палубу, Кайфас сидел на льду с левого борта корабля и не переставая лаял на восток. Я понял, что там есть что-то, и, послав вперед собаку, побежал за ней с револьвером; немного спустя присоединился Свердруп, тоже с револьвером. Когда я нагнал Кайфаса, он бросился навстречу и тотчас же опять повернул к востоку, продолжая лаять. Потом пустился бежать по тому же направлению впереди нас. Очевидно, он учуял там зверя, и, разумеется, медведя.

На севере низко стояла полная красная луна, бросая слабые косые лучи на торосистый лед. Я пристально высматривал зверя во всех направлениях – не выглянет ли он где-нибудь из-за торосов, отбрасывавших длинные изломанные тени, но ничего не мог различить в этом хаосе льдов. Продолжали идти, впереди бежал Кайфас, насторожив уши, ворча и лая. За ним я, ежеминутно ожидая, что вот-вот перед нами вынырнет медведь.

Двигались на восток вдоль полыньи. Вдруг собака стала идти осторожнее, потом она остановилась, перестала лаять и лишь потихоньку ворчала. Ясно было, что приближаемся к зверю. Взобравшись на торос и оглядевшись кругом, я заметил какой-то темный предмет, который то нырял, то всплывал среди ледяных глыб и как будто двигался на нас.

– Там какая-то черная собака, – сказал я.

– Нет, это медведь, – возразил Свердруп, который стоял несколько в стороне и видел со своего места лучше.

Теперь и я разглядел, что это крупный зверь; с головы я принял его за собаку. Ухватками-то он походил на медведя, но, как мне казалось, для медведя был слишком темной масти. Но если это не собака, значит – медведь, пусть даже черный. Я выхватил револьвер и бросился вперед, собираясь всадить в зверя все заряды, если понадобится. Но когда я уже находился в нескольких шагах от него и уже приготовился стрелять, зверь вдруг поднялся на дыбы, и я увидел, что это морж. В тот же миг он бросился в сторону и исчез в полынье. Мы так и застыли на месте. Палить в такого молодца револьверными пулями – все равно, что поливать гуся водой.

Немного спустя в лунной полосе на фоне темной воды снова обрисовалась огромная черная голова. Морж долго глядел на нас, нырнул, подплыл под водой поближе, вынырнул, стал раздувать ноздри, потом спрятал голову в воду и еще ближе подвинулся к нам. Можно было прийти в бешенство; будь у нас с собой гарпун, ничего не стоило всадить его зверю в спину. Да, если б…

Мы со всех ног бросились бежать назад к «Фраму», чтобы захватить гарпун и ружье. Но гарпун и линь разыскались не сразу. Их запрятали подальше, не предполагая, что придется так скоро их доставать. Кроме того, гарпун еще нужно было заточить. Все это заняло время, и сколько мы потом ни ходили вдоль полыньи, и к востоку и к западу, – моржа обнаружить не удалось. Кто его знает, куда он исчез, ведь, кроме этой полыньи, далеко кругом нет ни одного отверстия во льду.

Мало толку было теперь нам со Свердрупом злиться на себя за то, что сразу не догадались, какой мог там оказаться зверь; тогда бы он наверняка не ушел от нас. Но кто же мог ожидать здесь, среди сплоченных льдов, над тысячесаженной глубиной темной полярной ночью встретить моржа? Никто из нас не слыхал никогда ни о чем подобном; этот факт для меня – полнейшая загадка. Пришло на ум, что, быть может, мы попали на мелководье или оказались вблизи какой-нибудь земли, и поэтому после обеда я велел сделать промер глубины. Спустили 240-метровый линь; дна, однако, не достали.

По вчерашним наблюдениям, находимся на 79°41' северной широты и 135°29' восточной долготы. Широта хорошая. И ничего не поделаешь, если нас при этом относит немного на запад; в общем счете это пустяк. Вечером облака быстро несутся на север, гонимые сильным южным ветром; надо ожидать, что скоро и нас понесет добрый попутный ветер; пока же с юга дует лишь слабый, едва ощущаемый бриз. Но и такой ветерок, едва только он подымется, окрыляет нас, сулит подвинуть на север и приносит на судно хорошее настроение.

Полынья за нашей кормой идет примерно с востока на запад. Когда ходили искать моржа, то на западе не обнаружили конца ее; Мугста и Педер отходили от судна на полмили к востоку. Но и там полынья оставалась такой же широкой».

«Среда, 24 января. Сегодня вечером за ужином Педер рассказал несколько замечательных историй из своей жизни на Шпицбергене и об одном из своих товарищей Андреасе Беке.

– Так вот, понимаешь, это было на Голландском, или Амстердамском, острове[187]. Мы с Андреасом сошли на берег. Ходим и бродим это между могил, и взбреди нам вдруг на ум взглянуть, что в них такое; мы возьми да взломай несколько гробов. И что ты думаешь – они были там. У многих еще на скулах и на носу уцелело мясо; другие так даже лежали с шапкой на голове. Ну, Андреас, видишь ли, был с чертями запанибрата, он как двинет палкой по черепам, они во все стороны и покатились.