Фритьоф Нансен - «Фрам» в Полярном море

• Название: «Фрам» в Полярном море
• Автор: Фритьоф Нансен
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-699-34134-4

Все герои и авторы серии «Великие путешествия» – личности выдающиеся. Но и на их фоне норвежский полярный исследователь Фритьоф Нансен (1861—1930) выделяется своей многогранностью и незаурядностью.

Превосходный спортсмен, отличный рисовальщик, выдающийся зоолог, доктор наук в 27 лет, – он во всем жаждал дойти до предела, проверить этот предел – и испытать себя на границе возможного.

Нансен участвовал как вдохновитель и организатор в нескольких грандиозных предприятиях, самые впечатляющие из которых – лыжный переход через всю Гренландию и легендарный дрейф на корабле «Фрам», о котором исследователь пишет в книге, предлагаемой вашему вниманию.

«“Фрам” в полярном море» – увлекательный, эмоциональный и насыщенный выразительными подробностями рассказ о знаменитой попытке покорения Северного полюса в ходе легендарного дрейфа корабля «Фрам» от российских Новосибирских островов до Шпицбергена (1893—1896).

Здесь читатель найдет и яркие описания арктической природы, и подробный отчет об изучении этого еще не освоенного в конце XIX в. приполярного региона, и замечательные зарисовки быта экспедиции. Но самое захватывающее в книге Нансена – его живой, драматический, очень личный рассказ о попытке пешего похода к Северному полюсу: откровенное, жесткое повествование о том, до чего может дойти человек под влиянием почти невыносимых обстоятельств. Кем ему нужно стать, чтобы выжить. И как вернуться обратно – не к спасительной суше, а в человечье обличье.

Нансен прошел через это главное испытание, выжил, вернулся – и стал в чем-то другим человеком. В своих запредельных странствиях он, по-видимому, понял: природа человека загадочнее и удивительнее природы Арктики. Познав истинную цену человеческой жизни, он обратился к общественной деятельности. После Первой мировой войны в качестве дипломата и верховного комиссара Лиги Наций по делам военнопленных и беженцев Нансен спас сотни тысяч жертв голода, геноцида и политических репрессий во время Первой мировой войны и Гражданской войны в России, за что в 1922 году был удостоен Нобелевской премии мира.

Он стал великим гуманистом потому, что благодаря своим героическим путешествиям понял самое важное: подвиги совершаются не личной славы ради, они совершаются для людей.

Электронная публикация включает все тексты бумажной книги о жизни и выдающемся путешествии Фритьофа Нансена и основной иллюстративный материал. Но для истинных ценителей эксклюзивных изданий мы предлагаем подарочную классическую книгу. Издание богато иллюстрировано и рассчитано на всех, кто интересуется историей географических открытий и любит достоверные рассказы о реальных приключениях. Это издание, как и все книги серии «Великие путешествия», напечатано на прекрасной офсетной бумаге и элегантно оформлено. Издания серии будут украшением любой, даже самой изысканной библиотеки, станут прекрасным подарком как юным читателям, так и взыскательным библиофилам.

---

Живешь воспоминаниями. Когда я вижу сны, никогда мне не снится Ледовитое море; я вижу во сне только родину: иногда детство, иногда свой дом и ее, ту, которая стоит там и дает смысл всем переживаниям и всем мечтам. Нет, надо спать, спать. Это так необходимо. Я закрываю глаза и стараюсь ни о чем не думать, пытаюсь погрузиться в сон, но из тумана снова выплывают скалистый мыс и мостки с легкой лодкой на привязи, и плоский берег, и сосны.

А между деревьями она в светлом платье; большая соломенная шляпа защищает лицо от солнца; она заложила руки за спину и смотрит с грустной улыбкой на ярко-синее море. Потом поворачивается и подымается по откосу к дому; большой черный пес, подняв голову, смотрит на нее преданным взглядом и идет за ней; она ласково треплет его по голове, наклоняется, что-то говорит ему. А навстречу кто-то идет из дому со смеющимся ребенком на руках. Она протягивает руки к малютке, подкидывает ее высоко кверху, и малютка радостно вскрикивает и хлопает в ладоши… Там жизнь, там родной дом и семья…»

На следующий день мы наконец снова могли продолжать плавание. Я попробовал было пустить «Фрам» на всех парах прямо против течения и ветра; но течение неслось бурным потоком и править рулем приходилось с большой осторожностью. Стоило повернуть руль чуть покруче, и «Фрам» мог сбиться с курса, а ведь тут со всех сторон поджидали его мели и подводные скалы. Мы это знали. Лот бросали непрерывно.

Некоторое время все шло довольно хорошо, и мы понемногу продвигались вперед. Вдруг «Фрам» перестал слушаться руля и начал заворачивать вправо. Лот предупредил о близости мели. Почти в ту же минуту раздалась команда: «Отдать якорь!». С шумом и грохотом якорь опустился на дно. Мы остановились, имея под кормой 7 метров воды и 17 метров впереди у якоря. Еще минута, и было бы поздно.

Снова ставим «Фрам» прямо против ветра, вновь и вновь пытаемся заставить судно идти вперед… Но результат получается все тот же, мы вынуждены отступать. Можно было, пожалуй, пройти под ветром в устье пролива, но там очень мелко, на каждом шагу судно рискует наскочить на риф. Конечно, я мог бы опять идти впереди корабля на моторной лодке, измеряя все время глубину, но грести против этого течения… нет, это удовольствие я уже испытал, с меня хватит.

Словом, пока что надо оставаться на месте, вооружившись терпением. Вот товар, которым надлежит в достаточной мере запастись каждой полярной экспедиции. Мы не переставали надеяться на перемену к лучшему, но течение изменять себе не желало, да и ветер не ослабевал. Было отчего прийти в отчаяние. Досадно стоять из-за этого проклятого течения на месте, перед открытым морем, быть может, идущим до самого мыса Челюскина, мыса, который вот уже три недели не выходит у меня из головы…

Когда на следующее утро (23 августа) я вышел наверх на палубу, наступила зима. Все побелело от снега – и палуба, и каждое местечко на снастях, где только имелось прикрытие от ветра, и весь берег. А в воздухе кружили белые хлопья. Ах, снег! Как ты освежаешь душу и гонишь все мрачное и унылое из этой хмурой страны туманов. Посмотри, как легко и нежно рассыпан он, словно чьей-то ласковой рукой, по берегу, по камням и покрытой травой равнине…

Но ветер и течение были почти те же. В течение дня свежий ветер перешел в шторм; со свистом и шумом налетали шквалы на снасти «Фрама», трепали судно.

На следующий день (24 августа) я твердо решил во что бы то ни стало двинуться вперед тем или иным способом. Утром, когда я вышел на палубу, ветер был немного слабее и течение тоже не такое стремительное. По-видимому, можно было бы идти впереди в лодке на веслах, по крайней мере, если канатом соединить ее с судном и постоянно опускать лот. «Фрам» мог бы подвигаться за лодкой, имея наготове якорь.

Но прежде чем попробовать этот последний способ, я хотел сделать еще одну попытку пройти против ветра и течения. В машинное отделение было приказано довести давление пара в котле до предела, на какой только можно было рискнуть. И – судно двинулось, притом довольно быстро. Вскоре мы вышли из пролива, или из «тисков», как мы его прозвали, и могли повернуть под бейдевиндом в море, идя на парусах и под парами. Ветер был, как всегда, противный, и, как всегда, стоял туман. В этих краях от одного луча солнца до другого дистанция изрядная.

Следующие дни мы лавировали между кромкой льда и берегом, подвигаясь все время к северу. Сначала свободное ото льда пространство воды было широко. Дальше к северу оно настолько сузилось, что мы, находясь у кромки льдов, видели берег. На этом отрезке пути прошли мимо многих неизвестных островов и даже архипелагов. Для того, кто захотел бы посвятить свое время нанесению на карту берегов, нашлось бы здесь много дела. Но наша цель была иная, и мы смогли сделать лишь отрывочные наблюдения и промеры, подобные тем, какие до нас производил Норденшельд.

25 августа после полудня мы усмотрели впереди Семь островов[136]. Они возвышались над уровнем моря больше, чем виденные нами прежде, и состояли из нескольких крутых холмов и утесов. Виднелись на них и небольшие каровые ледники[137] и скопления фирнового снега, а горные породы носили явные следы размыва льдом и снегом. В особенности заметно это было на самом большом из островов, на котором есть даже небольшие долины, погребенные под снегом.

26 августа в дневнике моем записано: «Здесь такое множество неизвестных островов, что, начни их подсчитывать, голова закружится. Утром мы прошли мимо одного скалистого острова, а поближе к берегу я увидел еще два[138]. Затем, дальше к северу, опять показалась земля или острова[139]; на северо-востоке тоже. Около 5 часов пополудни нам пришлось обойти два больших острова, пройти между которыми мы не рискнули, опасаясь мелей. Они, как и предыдущие, имели округленные очертания, но лежали довольно высоко над уровнем воды[140].

Потом мы опять держали курс на восток и миновали находившиеся мористее четыре больших и два малых острова. По другую сторону тянулся целый ряд плоских островов с крутыми обрывистыми берегами[141]. Фарватер здесь пошел более опасный. Так, вечером мы совершенно неожиданно обнаружили, что впереди с левого борта через воду между льдинами просвечивают большие камни, а наискось от правого борта лежит мель с сидящей на ней стамухой[142]. Бросили лот, но он показал глубину свыше 40 метров».

Нужно дать некоторое представление о характере здешнего побережья. Перед нами лежали шхеры, которые, конечно, нельзя сравнивать с норвежскими, но существование которых возможно только у берегов, находившихся под ледяным покровом. Так подтверждается мое убеждение, что ледниковый период распространялся и на эту часть земного шара[143]. Самого берега мы, к сожалению, не видели достаточно отчетливо, чтобы составить сколько-нибудь верное представление о его форме и природе, – нам мешала пасмурная погода и, вдобавок, бесчисленные островки, не позволявшие подойти к земле поближе.

Но немногое виденное достаточно показало, что береговая линия здесь существенным образом отличается от изображаемой на картах. В действительности эта линия более извилиста, чем на карте. Не раз казалось даже, что я вижу устья глубоких фьордов, и тогда приходила мысль – не находимся ли мы перед типичной страной фьордов, хотя здешние горы сравнительно невысоки. Это предположение подкрепилось наблюдениями, сделанными позже в более северных районах.

В дневнике за 27 августа значится: «Плыли под парами между различными маленькими островками и островами. Перед полуднем густой туман, в полдень увидели прямо перед собой небольшой остров и изменили поэтому курс на северный. Вскоре подошли к кромке льда и, начиная с 3 часов пополудни, двинулись вдоль нее на северо-восток. Когда туман несколько рассеялся, у нас в виду оказалась земля. В 7 часов вечера были от нее в расстоянии примерно одной морской мили».

Это был такой же голый, стертый и округленный берег, с глинистой почвой и с усыпанными галькой и валунами травянисто-мшистыми плоскими низменностями. Перед нами было несколько мысов и кос, против них лежали острова, проливы и фьорды, забитые льдом. Туман не позволил нам рассмотреть большего. Все было тихо и спокойно в Ледовитом море при этом типично арктическом туманном освещении.

Ледяные массы отбрасывали от себя высоко в воздух серовато-белые отблески, что еще больше подчеркивало резкий контраст с темным берегом. Мы не были уверены, что эта земля прилегает к Таймырскому проливу или мысу Паландер, но для верности решили держать курс севернее, чтобы не наткнуться на острова Альмквиста, которые Норденшельд на своей карте помещает к северу от Таймыра[144]. Мы рассчитывали, что, продержавшись в течение вахты (четыре часа) на северном или северо-западном курсе, очутимся вдали от всякой земли и сможем затем спокойно повернуть опять на восток.

Однако мы просчитались. В полночь повернули на северо-восток, а в 4 часа утра (28 августа) в полумиле от нас впереди вынырнула из тумана земля. По мнению Свердрупа, бывшего в то время на палубе, она возвышалась над уровнем моря больше, чем все берега, виденные нами с момента отплытия из Норвегии. Считая ее поэтому материком, Свердруп хотел обойти ее, но был остановлен льдом. Тогда взяли курс на ЗЮЗ и только в 9 часов утра, обогнув западный мыс какого-то крупного острова, смогли продолжать путь на север.