Дэвид Стори - Такова спортивная жизнь

• Название: Такова спортивная жизнь
• Автор: Дэвид Стори
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Современная проза
• Год: 1967

Дэвид Стори — один из известных писателей современной Англии. Он вырос в шахтерской семье и в 19 лет стал профессиональным игроком в регби, чтобы заработать деньги для поступления в Высшую художественную школу. Несмотря на то, что ему удается достигнуть определенных успехов — его картины выставлялись на нескольких выставках в Лондоне, — он оставляет живопись и целиком посвящает себя литературному творчеству.

«Такова спортивная жизнь» — первый роман Стори. Он сразу же принес ему мировую известность. В 1962 году роман был экранизирован. Фильм «Такова спортивная жизнь» с успехом обошел экраны многих стран мира и в том числе Советского Союза. С тех пор Стори опубликовал еще два романа — «Бегство в Кэмден» и «Рэдклиф».

---

Этот день — суббота в начале июля — был облачным и душным. Я пришел домой около трех часов, думая соснуть, чтобы избавиться от львиного настроения. Миссис Хэммонд вешала белье позади дома. Чтобы Йен никуда не убежал, она посадила его на шлак в заброшенный загончик для кур. Линда бегала в соседнем дворе с другими ребятами, их визг разносился по всей улице. Постель была не убрана, я расправил одеяло, лег и попробовал заснуть.

Разбудил меня звук ее шагов: она ходила взад и вперед у себя в спальне. Наверное, стелила постель. Я лежал, не двигаясь, и смотрел на двух мух, танцевавших вокруг лампочки, и на пчелу, гудевшую снаружи на оконном стекле. Мухи слиплись в одну. Мне то хотелось, чтобы она ушла вниз, то — чтобы она зашла ко мне. Когда ее шаги раздались на площадке лестницы, я не мог сладить с ознобом. Я с удивлением посмотрел на свои руки: они в самом деле дрожали. С той секунды, как она открыла дверь, началась борьба: я боролся с собой. На кровати лежали два Артура Мейчина.

Она вскрикнула.

— Ох!.. Я не знала, что вы здесь. — Ее руки были прижаты к горлу. — Я не слышала, как вы пришли. Я хотела убрать постель.

— Я лег прямо на одеяло. Мне что-то захотелось спать, — сказал я, перекатился к краю и встал.

— Я постелю, все равно я уже здесь. У меня сегодня еще не было свободной минуты. Я стирала, Йен без конца убегал. Вы давно пришли?

— С час назад.

— Значит, когда я вешала белье. Я сейчас. — Она повернулась ко мне спиной и наклонилась над кроватью, подворачивая простыни.

— Вы не играете в крикет? — спросила она, вытянувшись на кровати, чтобы подсунуть руку под дальний конец матраса. Она была так занята, что, кажется, не ждала ответа.

Одно мгновение я был спокоен, потом у меня начали гореть шея и уши. Пока она возилась с матрасом, я ждал — я надеялся, что она почувствует напряжение и сумеет как-то его рассеять. Но она продолжала спокойно стелить постель, и я, сам не зная как, протянул руки и прижал ладони к ее бедрам. На мгновение она вся расслабла, потом вдруг одеревенела. Я притянул ее к себе и обнял. И опять она вся словно расползлась по швам. Она вырывалась, что-то выкрикивала. Я не выпускал ее и не произносил ни слова. Я все время напоминал себе, как некрасиво ее лицо, как она боится. Я был поражен ее бесчувственностью.

Ее голова дергалась из стороны в сторону, изо рта вылетали какие-то пронзительные звуки, которых я не понимал. Мне казалось, что я борюсь не с женщиной, а с кроватью. Я не мог понять, почему это было для нее такой неожиданностью, почему она не уступала.

Потом вдруг мне стало тошно, в горле поднялся комок — такое у нее было жалкое заношенное белье. Мне хотелось вырваться на воздух. Я попятился и увидел Линду: она стояла в дверях, смотрела на нас и не знала, плакать ей или смеяться.

— Ма-ма! — крикнула девочка, как будто снова переходила реку.

— Уйди, Лин! — сказала миссис Хэммонд. — Уходи! Уходи!

Девочка нерешительно стояла на месте, но мать не двигалась. Линда внимательно следила за нами, переводя взгляд с одного конца кровати на другой — смотрела то на один берег, то на другой.

— Мама, вы деретесь?

— Уйди, Линда! — крикнула миссис Хэммонд. — Уходи! Это просто игра.

Девочка, кажется, не очень поверила.

— А мне можно поиграть, мама?

— Уходи, Линда! Ну же…

Линда неуклюже повернулась и, громко топая, сбежала по лестнице.

Миссис Хэммонд лежала, повернувшись лицом к стене. Ее тело начало приподниматься в медленной судороге злобы и недоумения. Удивления.

— Ты! — всхлипывала она. — Ты! — На тонких стеблях рук торчали узловатые розовые кулаки. Глаза бегали из стороны в сторону. От нее пахло мыльным порошком, паром и влажной одеждой. Теперь, к концу, она кричала во весь голос.

Она встала с постели и пошла прямо вниз. Я подумал, что она идет искать Линду. Но я ошибся. Когда я схватил пиджак и выскочил на улицу, я увидел, что она опять стирает. Как будто ничего не случилось. Она стояла с вальком над тазом и медленно колотила белье, а может, там и не было белья.

Я ездил на машине около часа, потом отправился в «Мекку» прямо к открытию. Ресторан был пуст. Я зашел в бар и достал «Тропическую оргию»: лунная ночь над тихим тропическим морем; капитан Саммерс поднимается на палубу, оставив в каюте свою девочку «полностью удовлетворенной и в высшей степени довольной». К борту подошла шлюпка, чтобы забрать контрабанду, и капитан Саммерс вытащил маленький вороненый пистолет тридцать восьмого калибра. Я не считал себя виноватым. «Нечего все валить на меня», — говорил я себе. Не такая уж она недотрога. Она была замужем. Я бы ее не тронул, если бы не думал… И все-таки у меня на душе кошки скребли, пока не явился Морис с девочками.

— Тарзан снова сражался, — сказала Джудит, белокурая секретарша мэра. — Не хочет ли он сразиться со мной? — Она оттянула лацкан моего пиджака и увидела влажную запятнанную кровью рубашку. Она состроила гримасу. — Ну что ж, пора приучаться быть храброй! — сказала она.

Я засмеялся и почувствовал облегчение: я боялся, что, увидев меня, они сбегут.

* * *

Это повторялось не часто. Я предпочитал уходить с ней наверх в середине дня — так было легче. Вот почему нашим днем постепенно стало воскресенье. Все было известно заранее. Она поднималась к себе и надевала серое шерстяное платье, а если я не шел, звала меня или спускалась вниз и тихо сидела у камина, пока я не вставал. И уже тогда она без меня не шла. Тот же раз навсегда заведенный порядок соблюдался и в спальне — обязательно моей, как она настаивала, словно важнее всего для нее было соблюдать какие-то правила, которые она сама установила. Она всегда оставалась безучастной. И бессловесной. Когда все кончалось, она опять надевала домашнее платье. Она только терпела. Она, наверное, думала, что у нее нет другого выхода. Ей было все равно. Обычно такие воскресенья выпадали два раза в месяц.

Она стала чистоплотней. Башмаки исчезли с каминной решетки.

Предварительные тренировки шли уже несколько недель, когда я решил все-таки встретиться с миссис Уивер. Я довольно долго обдумывал ее приглашение, прикидывая, какую пользу оно может мне принести. Я был не так уж уверен, что она не указала мне границу: дальше омут, не заплывать.

Потом я вдруг встревожился, что упустил время. И при этом никак не мог понять, из-за чего я, собственно, беспокоюсь — я прекрасно обходился и без нее. Меня попросили доставить ей несколько благотворительных билетов, и я перепоручил их Уиверу — пусть сам отдает. А если забудет, тем лучше. Можно будет выбросить все из головы. Билеты были на «семейный вист» в Кооперативном зале — с половины восьмого до половины десятого. На обороте я написал свою фамилию. Если ее заинтересует нечто столь неопределенное, значит стоит попытать счастья. Уивер сказал, что его жена обрадуется любому благотворительному вечеру.

— Благотворительность — ее конек, — заявил он, горя желанием, чтобы я засмеялся; я доставил ему это удовольствие.

К моему удивлению, она все-таки пришла в Кооперативный зал и сыграла положенные партии в вист. Честно говоря, она выглядела тут не на месте: линейный корабль, состязающийся с яхтами. Пожалуй, даже глупо. Вообще-то такие карточные вечера не были для нее новостью, но только устраивались они под опекой местных властей и не здесь, а в ратуше. Я не знал, как мне держаться, и решил предоставить все ей, а сам стал играть, как будто ее и на свете не было.

В четверть десятого она перехватила мой взгляд. Она злилась, ей, наверное, было скучно, и она не очень хорошо себя чувствовала из-за спертого воздуха.

— Мы могли бы побеседовать раньше, — сказала она. — Через пятнадцать минут за мной приедут.

Она говорила раздраженно и деловито.

— Я думал, вы хотите, чтобы все приличия были соблюдены, — ответил я ей в тон.

— Приличия? Здесь? — У нее сорвался голос. — Нас тут никто не знает.

— Меня знают.

— Что ж, это естественно, — сказала она и презрительно оглядела зал.

— Придется им умереть. Я не должен был допускать, чтобы они видели вас такой.

Мы оба удивлялись, что разговариваем друг с другом таким образом.

Она встала и пошла к двери. Немного подождав, я пошел за ней. Я редко бывал так взвинчен. В ту самую минуту, когда я спустился к выходу, кто-то открывал дверцу ее «мориса-минора». Я отступил назад и видел, как машина уехала.

Через неделю, только я перестал об этом думать, как получил от нее письмо; я нашел его среди писем моих болельщиков, в жиденькой пачке, ожидавшей меня в «Примстоуне».

«Дорогой Артур Мейчин!

Мне очень жаль, если вам показалось, что в тот раз я была невежлива и резка: у меня немного расходились нервы из-за одного происшествия, которое случилось как раз перед этим, и я была не в духе. Надеюсь, вы извините меня. Может быть, как-нибудь на этой неделе вы заедете выпить чашку чаю? Среда — вполне подходящий день. Как вам известно, мистер Уивер уехал, и я буду рада гостям.