Сергей Гомонов - Пари с будущим

• Название: Пари с будущим
• Автор: Сергей Гомонов
• Жанр: Детективная фантастика

Отчасти жанр этой книги — mash-up (исторические и мифологические герои и события в неожиданном ракурсе), отчасти — АИ.

Ученые находят способ информационного посещения прошлого, при этом они вербуют себе в помощники неких малопонятных существ, и те становятся им проводниками по коридору времени. В процессе работы выясняется, что открывшаяся им история человечества не совпадает с известной по учебникам и ее срочно нужно спасать от странного хроноклазма, чтобы не утратить настоящее. Этим занимается секретная организация на космической станции в далеком (от нас) будущем. Коррекции оказываются бесконечными: одна поправка неизбежно тянет за собой другую, и рано или поздно за любое вмешательство в систему мира приходится отвечать. Вот ученые и обнаруживают, что изначально в их расчеты закралась небольшая с виду, но критическая ошибка: они не тех существ сочли проводниками!

---

Я начал с барометра. С того самого бабушкиного барометра, что висел в моей спальне и упорно предсказывал бурю. Я начал с жизни Дениса Стрельцова, чтобы не напугать мастера слишком уж фантастической для его понимания реальностью будущего. Будущего, которое Агни должен называть своим настоящим. Мне нужно было подготовить Леонардо к откровению, как готовили самого Дениса Стрельцова. Я рассказывал о странностях, происходивших — а вернее, еще не происходивших пока, в нынешней временной системе координат, — с парнем-пожарным, о его смутных воспоминаниях чего-то далекого и неведомого, а когда добрался до встречи в подъезде с убийцей-австралопитеком, мессер да Винчи лишь вздохнул и, проведя ладонью по лицу, прошептал:

— Боже правый, фра Лука, ну и сумбур был в этом вашем сне! Инкубо![27] — после чего поднял голову: — Мне такое не снится… Да, и еще! Как, по-вашему, — смертные перестанут есть и спать? Или сутки растянутся вдвое против нынешних, дабы люди могли всё успеть?

— Нет, просто суета того времени — это издержки научного прогресса… — остановив свою исповедь, пояснил я. — Вы еще не видели того, что творится на станции «Трийпура»!

— И что же — там в самом деле изобретут механизмы, способные отталкиваться от воздуха и летать, а с воздуха швыряться ядрами в дома врагов?

— Ох, мессер, поверьте: по сравнению с ядерной бомбой всё чепуха! Даже химическая атака.

Он нахмурился. Потом выдернул у себя из-под локтя измазанную чернилами бумажку, перевернул на обратную сторону, ухватился за перо и, нервно брызжа чернилами, молниеносно начертал схему своего «танка».

— Докажите!

С этими словами Леонардо толкнул ко мне изображение.

— Доказать что?

— Найдите ошибку в моей схеме!

Он немного сбил меня с толку переменой темы разговора, но я сосредоточился и, воспользовавшись знаниями и опытом Агни, рассмотрел рисунок. Две шестерни во вращающей колеса зубчатой передаче просто взаимно исключали, судя по их расположению, усилия друг друга. Система работала бы вхолостую, и устройство не двинулось бы с места. Я обвел чернилами эти две шестерни и отдал бумагу обратно. Глаза маэстро вспыхнули, он хлопнул себя по ляжкам:

— Продолжайте! — подскочил, заходил туда-сюда и больше уже не садился, но с тех пор то и дело перебивал меня уточняющими вопросами.

Похоже, решение задачи на чертеже послужило для меня в глазах мессера чем-то вроде средневековой индульгенции. Наверное, он решил, что в наше время все обязаны знать механику, как алфавит.

— Ваш рассказ изобилует нелогичными моментами, фра Лука, — сказал Леонардо, спустив пар и наконец-то остановившись. — Исключительно поэтому я верю вам! Но ежели вы и кто-то еще с вами — ипостаси других людей из иного мира, то чем же я смогу помочь вам здесь?

Кажется, я не ошибся в своих расчетах. Мессер да Винчи был единственным человеком этой, а может, и не только этой эпохи, который не стал цепляться за стереотипы и не сунул голову в песок. Гореть мне на костре, расскажи я все это самому фра Луке, будучи воплощенным в ком-нибудь другом!

— Я не фра Лука, — тихо поправил я маэстро.

— Знаю, — расцвел улыбкой Леонардо, и в ясных глазах его заплясали те же золотистые искорки, что однажды усмотрел у меня мой учитель Варуна. — Но вы не находите, что если я, оговорившись, назову вас при ком-нибудь постороннем вашим настоящим именем — Агни, — это может быть опасно?

— Да, вы правы, синьор да Винчи. Зовите меня лучше так, как привыкли. А помочь нам вы сможете следующим образом…

* * *

«Фра Луке Бартоломео де Пачоли, университет Флоренции.

Мой добрый друг, спешу уведомить, что Ваш прогноз, сделанный во время беседы на вилле Ваприо два с половиною года назад, оказался правомерным. Но я не писал столь долго, покуда положение мое здесь не стало определенным, поскольку не хотел обременять Вас своими неурядицами и обнадеживать пустыми обещаниями.

Сейчас, в Тоскане, я могу уже точно ответить Вам касательно того дела, ежели Вы вспомните о связи с дружественной Вам стихией и примените ее на практике. Слышал, что в эти два года Вы читали лекции в Пизе, Перудже и Болонье, а ныне обретаетесь в моем родном городе в ожидании известий от меня.

Я свел здесь знакомство с чрезвычайно интересным человеком, синьором Никколо Макиавелли. Хочу привести Вам одну из его записей, освещающих личность Его Высочества герцога, в услужении у которого я имею честь состоять:

«Обозревая действия Чезаре Борджиа, простонародьем называемого герцогом Валентино, я не нахожу, в чем можно было бы его упрекнуть… Тем, кому необходимо в новом государстве обезопасить себя от врагов, приобрести друзей, побеждать силой или хитростью, внушать страх и любовь народу, а солдатам — послушание и уважение, иметь преданное и надежное войско, устранять людей, которые могут или должны повредить, обновлять старые порядки, избавляться от ненадежного войска и создавать свое, являть суровость и милость, великодушие и щедрость и, наконец, вести дружбу с правителями и королями, так чтобы они с учтивостью оказывали услуги, либо воздерживались от нападений, — всем не найти для себя примера более наглядного, нежели деяния герцога, соединившего в себе силу льва и хитрость лисы».

Возможно, Вам вскоре придется озадачить себя целью поиска необходимого помещения для наших дальнейших изысканий, но назначить точную дату я покуда не в состоянии.

Посему, дорогой друг, примите мои заверения в преданности и наберитесь терпения.

Всецело Ваш,

Леонардо, родом из Винчи».

К письму прилагались два наброска, выполненных наскоро, но в той неподражаемой технике, которая так отличала руку мессера от любой иной.

На одном я увидел человека, который, будучи еще совсем молодым, выглядел лет на пятнадцать старше из-за густой бороды, неряшливо всклокоченных волос, каких-то изъязвлений на коже и странного, пустого выражения лица. В его потухших глазах, которые смотрели мимо зрителя, куда-то вниз, не было ни искры. Я словно видел перед собой нарисованное лицо покойника…

«То движение, которое задумано как свойственное душевному состоянию фигуры, должно быть сделано очень решительным и чтобы оно обнаруживало в ней большую страсть и пылкость. И в противном случае такая фигура будет названа дважды мертвой: мертвой, так как она изображена, и мертвой еще раз, так как не показывает движения ни души, ни тела»…[28]

Второй, тоже молодой, напротив — являл собой живость и ощущение лихорадочной деятельности. Он был чрезмерно сухощав, редковолос, но в черных его зрачках горела тревожная метка ищущего…

«Делай фигуры с такими жестами, которые достаточно показывали бы то, что творится в душе фигуры, иначе твое искусство не будет достойно похвалы»…

Как я понял, этот, второй, был тем самым господином Макиавелли. Потому что первый не мог быть никем, кроме Чезаре Борджиа, сыном Папы Александра VI. За спиной Чезаре именовали «бесноватым гишпанцем» или «красным быком»: дворянский род Борха с давних времен правил в Арагоне, неподалеку от Сарагосы. Из этой семьи вышел и наш герцог-бастард, к личности которого нам волей-неволей еще придется вернуться, потому что, переправляя своих друзей в эпоху Ренессанса, я как проводник был вынужден просчитать и совершить наиболее целесообразные исторические сцепки. Причем — невзирая на душевные качества наших аватаров. Когда на кону вопрос жизни и смерти — не до подобных тонкостей, как не до подобных тонкостей государям и нищим…

«Надобно понять, что такое человек, что такое жизнь, что такое здоровье, и как равновесие, согласие стихий его поддерживает, а их раздор его разрушает и губит»…

Стихий… Дружественная мне стихия… Мы уговорились с мессером обмениваться «тайнописью». Оказывается, Леонардо и за четыреста лет до революционного переворота на одной шестой части суши знал о том, что можно писать на бумаге «молочными чернилами», и те проступят по мере нагревания. По легендам, именно так обменивались информацией лидеры той роковой революции, а посему мы решили не мудрствовать лукаво и пойти тем же путем, но на полтысячи лет раньше. Причем писать соком цитрусовых или лука не рискнули, слишком уж яркий аромат они дадут, и это может вызвать подозрения. Молоко было оптимальным вариантом.

Я отложил в сторону наброски, поднес его письмо к свече и, стараясь держать на безопасном расстоянии от пламени, прогрел бумагу. Молочные загогулины потемнели, проступили между строк, написанных обычными чернилами. Леонардо не пожалел меня даже на этот раз: тайнопись пришлось расшифровывать с помощью зеркала и мастерства разгадывать ребусы. Он и тут дробил слова, где ему вздумается!

Два года назад, незадолго до отъезда из Ваприо, мы договорились о следующем. Когда мессеру придет приглашение от Чезаре Борджиа, он примет его, поскольку это для нас единственный шанс получить необходимые материалы, чтобы сконструировать хотя бы подобие «Тандавы». Здесь было много сложностей, едва преодолимых в условиях начала XVI века. Если получить сталь приемлемого качества еще можно было бы способом кричного передела, уже освоенного в эту эпоху, то насчет оборудования для вытачивания деталей устройства, насчет тончайшей электроники и энергетического оснащения будущей «машины времени» я не имел никаких планов. Затея казалась нереальной даже после того, как Леонардо выказал готовность помочь во всем, что только от него зависит. История со Стяжателем Таракой потрясла его более, чем если бы я объявил о пришествии Антихриста и представил все доказательства рождения сатанинского отпрыска. Но мы все же надеялись выкрутиться, по возможности заменяя какие-то детали аналоговыми и импровизируя в процессе сборки. Да, это было подлинное безумие. Но что нам оставалось кроме этого?