Максим Грек - По имени Феникс. Дилогия

• Название: По имени Феникс. Дилогия
• Автор: Максим Грек
• Жанр: Фэнтези

Уберите из списка слов лишнее: война, дружба, власть, магия. Герой данного романа, попав в иной мир и найдя там все вышеперечисленное, лишним считает войну. Любыми методами он привьет свое мировоззрение издавна враждующим расам: воинственным оборотням, звериные инстинкты которых не позволяют им сдаться; и колдунам, чьи опасения за собственную сохранность оказываются выше надежд на примирение. Герой непременно исполнит задуманное, ведь помимо дружбы, власти и магии, есть в его арсенале и еще одно наиважнейшее качество — самоуверенность. В войне не окажется победителей — только он!..

---

— Что-то случилось?

— Нет. Все нормально, — отвечал я, но продолжил коситься по сторонам. Меня не покидало ощущение, что за нами кто-то следит.

Прогуливаясь по одной из улиц, я застал еще одного товарища. Первосвященник Харимон зазывал народ уверовать в своего бога и отринуть пустое язычество или господствующий атеизм. Для этого он устроил импровизированную сцену из бочек и сложенных на них досок. С этой сцены он вещал истины, в кои верил сам, простому городскому люду, совершенно не обращавшему внимания на лишнюю трескотню, и продолжавшему спешить по своим делам. Харимон размахивал руками, топал ногами, забывшись, что все это представление происходит на криво собранном помосте, грозящем каждую секунду развалиться.

— Что-то цирк в этот раз рано приехал, — задумчиво проговорила Ольга, увидевшая выступление огненного мага.

— Эх, этот цирк приехал лично со мной.

— Ты руководишь цирком?

— Да, и ты почти со всеми его представителями познакомилась. Жаль самых главных клоунов я отправил в отпуск, — произнес я, с грустью и тоской вспоминая верных и надежных тавров.

— …ибо сказано в Книге Огня: «И придет Огнеликий. И будет гореть он. И…»

— Давай пойдем отсюда? — предложил я девушке, заслушавшейся проповедью первосвященника. — А то чует сердце: меня опять втянут!

— «…и вознесется дух сгоревшего вместе со мной…»

— Интересно же, — не унималась подруга, продолжая приближаться, к пытающемуся сохранить равновесие на разваливающемся под его ногами постаменте священнику. — Давай посмотрим еще.

— «…сказал тогда Рака-Хье-Ин недостойному смертному…»

— Чего тут смотреть?! — не унимался я, все яснее ощущаю угрозу своему мирному существованию.

— Погоди! Он вот-вот упадет!

Бедный Харимон даже и не подозревает, что все те, кто останавливаются послушать его проповедь, на самом деле ожидают его скорейшего падения. Впрочем, так всегда и бывает, падение того, кто высоко взлетел, вызывает больший интерес, нежели сам взлет.

— «…овца пасется на лугу, рыба в воде, а человек…»

«Ну же, падай!!!» — так и ощущал я молчаливый приказ дюжины собравшихся вокруг людей.

И он упал.

Раздался грохот, поднялась пыль; зрители разразились хохотом, а священник поминал отнюдь не ангелов. Не имея сил оставаться в стороне, я подбежал к товарищу и помог выбраться из-под обломков помоста. Отряхнул от пыли и убедился, что маг физически не пострадал, а вот на душе зазияла рана. Еще бы не расстроится, когда мало того, что на тебя смотрят как на клоуна, так еще и потешно падаешь в угоду толпе. Так стало обидно за этого человека веры (пусть и пустой), что…

— Чего хохочете? Человек упал, а вам потешно? Никто, ведь никто из вас не решил подойти и помочь подняться! Грустно должно быть, а вы смеетесь!

Вначале весельчаки хотели и меня засмеять. Ведь слова не так уж и важны, когда их не желают слышать, и один мужичок уж поднял руку, указывая на меня и сквозь смех, выговаривая «еще один…». Но мне так и не удалось узнать, что же я за «еще один», потому как меня узнали, и смех разом прекратился. За мгновение, вся эта хохочущая братия, что сквозь смех и толстокожесть не слышала и не чувствовала ничего кроме себя, словно попала под холодный душ. Им сразу звучным колоколом отливались мои слова в мозгу и раскаленным железом навечно выжигались в памяти.

Еще немного слов сказав, я решил, что дело сделано и теперь эти люди будут внимательнее к бедам других. Можно идти и дальше гулять, как вдруг меня подтолкнули и водрузили на поставленную заново импровизированную трибуну, и голос неимоверно счастливого первосвященника возвестил народу:

— Феникс-На-Хье воплощает идеи Хье на земле. Слава ему! Слава!!!

И народ, вмиг зажегшийся религиозным рвением, поддержал: «Слава! Слава!».

— Так дадим же ему говорить нам слово писания, потому как никто кроме него не способен понять всей полноты знаний, что заложил в сей священной книге сам бог Хье. Пусть говорит Феникс-На-Хье и пояснит нам, ничтожным, что означают слова бога!

Митинг продолжал расти и шириться. С того времени, как я помог Харимону, на улице собралось уже порядочно зевак и все сейчас испытывали религиозное рвение, коего я не видел даже у монахов Ковена! Слова священника лишь разжигали людей. Им совершенно все равно, что говорит он. Их заботило лишь то, что Феникс будет говорить им, говорить с ними. Им нравилось чувствовать близость со своим обожаемым правителем. И пусть я начну вещать даже про правила постановки сифонной клизмы, но и тогда народ будет также внимать каждому моему слову. Стоял я, словно Ленин на броневике, и думал лишь о том, что говорить мне этой толпе народу совершенно нечего (хоть и правда про клизму рассказывай). Можно, конечно, поддержать Харимона и зачитать что-нибудь из его Книги Огня, но вот беда, я так и не осилил эту дребедень, пока пребывал в Ковене, а уж после и думать не мог читать эту ересь.

— Не убивай; не прелюбодействуй; не кради; не лжесвидетельствуй; не желай дома ближнего твоего; не желай жены ближнего твоего, ничего, что у ближнего твоего, — скороговоркой вымолвил я. — Для начала вам и этого хватит. Все вопросы и пояснения к Первосвященнику…

Быстро произнеся эти на самом деле важные и нужные слова, я поспешил удалиться, пока не попросили жития святых рассказывать. Харимон занял мое место на помосте, расхвалил мои мудрые слова и продолжил вещать про Хье. Я же схватил пораженную Ольгу и поспешил прочь.

— С каких пор ты в религию впутался, да еще и стал воплощением Хье на земле? — спросила она, когда мы переводили дух в двух кварталах от образовавшегося митинга.

— Ничего не мог поделать — религия сама меня нашла.

— С момента потери памяти много чего случилось. Странные люди окружили тебя.

— Есть такое дело. Ты еще главного маньяка отряда не видела! — сказал я, представляя себе Восьмого. — У него такой взгляд, будто вот прям щас накинется! И мне всю дорогу кажется, что он следит за нами.

— Да не может быть…

— Не может, — согласился я, но продолжил внимательно оглядываться, пытаясь выследить того кто следит за нами.

* * *

Плоские крыши домов Сбора издавна представляют интерес для различных слоев местного общества. Можно встретить дорогие рестораны с прекрасным видом на оживленную улицу, или садик с фонтанами и изысканными статуями. На других домах жители разводят домашнюю живность или устраивают огороды. Многие крыши — излюбленное место встречи влюбленных голубков, а некоторые — закутки для сходок разномастных преступников. Но по большей части на плоских крышах сушат постиранное белье, или используют свободное пространство, как склад, с целью хаотичного захламления теми бесполезными предметами, что продать невозможно, а выкинуть жалко. На большинство крыш редко заглядывают люди, но для животных — это излюбленные места охоты и отдыха. По крышам скачут коты и воробьи. Первые охотятся на вторых, а вторые прячутся от первых и в то же время собирают забытую людьми снедь.

Крыши Сбора — отдельный мир.

И вот со времени приезда в столицу колдунов отряда Феникса в этот самостоятельный мир вторгся опасный хищник.

Феникс был прав, признавая за собой слежку. Верно вычислил и шпика — Восьмого. Вот только не знал господин Снорарла, что помимо раба, за ним следили и прочие соглядатаи различных организаций… Да и зачем повелителю вникать в дела совершенно его не касающиеся. Ведь для того есть Восьмой.

Верный раб устранял проблемных (по его мнению) личностей и внимательно следил за господином, недоумевая по поводу его странного и нелогичного поведения. Восьмой не мог до конца понять многогранную личность своего повелителя. Только он подумал, что разгадал Феникса, как тот выкидывал очередную глупость.

«Как, имея столько невероятных способностей — вроде Крыльев Феникса или Взгляда Феникса — можно быть таким… простым?! — размышлял Восьмой перескакивая с крыши на крышу, в очередной раз присматривая за своим господином. — Почему, будучи таким, невероятно могущественным существом, Феникс все еще является мягкотелым человеком, а не тем надменным богом, для которого жизни подданных — ничто?! Раз он сильнее меня, то должен быть выше меня и морально! Должно быть, он скрывает свои истинные чувства. Да. На самом деле он не испытывает ни к кому кроме себя никаких чувств. Он не может любить никого кроме себя. Для него не важно мнение других. Он выше всего этого. Он то, к чему я стремлюсь — полное совершенство… или он дурак, случайно получивший свою силу. Нет. Он совершенство!»

Восьмой с момента проигрыша Фениксу продолжает витать в мыслях и домыслах, в собственной философии, выработанной годами. И сейчас он отчаянно силиться пригородить модель Феникса в собственную философскую теорию, словно деталь от самолета в подводную лодку, не понимая, что эти детали не подходят друг к другу. Если бы Феникс узнал о философских воззрениях раба своего, то предложил бы ему почитать «Так говорил Заратустра» Фридриха Ницше и сравнить схожие идеи о Сверхчеловеке.