Семён Раич - Поэты 1820–1830-х годов. Том 2

• Название: Поэты 1820–1830-х годов. Том 2
• Автор: Семён Раич
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Поэзия
• Год: 1972

1820–1830-е годы — «золотой век» русской поэзии, выдвинувший плеяду могучих талантов. Отблеск величия этой богатейшей поэтической культуры заметен и на творчестве многих поэтов второго и третьего ряда — современников Пушкина и Лермонтова. Их произведения ныне забыты или малоизвестны. Настоящее двухтомное издание охватывает наиболее интересные произведения свыше сорока поэтов, в том числе таких примечательных, как А. И. Подолинский, В. И. Туманский, С. П. Шевырев, В. Г. Тепляков, Н. В. Кукольник, А. А. Шишков, Д. П. Ознобишин и другие. Сборник отличается тематическим и жанровым разнообразием (поэмы, драмы, сатиры, элегии, эмиграммы, послания и т. д.), обогащает картину литературной жизни пушкинской эпохи.

---

85. РУСАЛКИ

Волнуется Днепр, боевая река,
        Во мраке глухой полуночи;
Уж выставил месяц из тучи рога
        И неба зарделися очи.
Широкие, и́дут волна за волной
        И с шумом о берег биются,
Но в хладном русле́, под ревущей водой,
        И хохот и смех раздаются.
Русалки играют во мраке ночей,
        Неопытных юношей манят.

Как проглядывают ясные
Звезды в синих небесах —
Друг за другом девы красные
Выплывают на волнах.
Полным цветом нежной младости
Привлекателен их хор,
Обещает много радости
Негою томящий взор.
Бегите, о юноши, томных очей, —
        Мечтами коварные манят!

Черны косы, рассыпаяся,
С обнаженных плеч бегут,
По волнам перегибаяся,
Вслед за девами плывут.
Грудь высокая колышется
Сладострастно между вод,—
Перед ней волна утишится
И задумчиво пройдет.
Над водами руки белые
Подымаются, падут,—
То стыдливые, несмелые
Девы медленно плывут,
То в восторге юной радости
Будят песнями брега
Иль с беспечным смехом младости
Ловят месяца рога,
На пучине серебристые.
Или плеском быстрых рук
Брызжут радуги огнистые,
Резвятся в волнах — и вдруг
Утопают, погружаются
В свой невидимый чертог,
И видения теряются,
Как луны воздушный рог.
Не верьте, о юноши, мраку ночей,—
        Мечтами коварные манят!

1825 или 1826

86. ГАЛЛ

Breaker of echoing shields.[59]

<Галл>

Щитов отзывных сокрушитель,
Чью тень туманы погребли!
Во мраке туч твоя обитель,—
Оттоль, Колгаха царь, внемли!

Шумит река, — полет орлиный
Удары волн не привлекли;
Ты ветром увлечен пустыни —
Постой, Струмона царь, внемли!

Живешь ли в веяньи дубравы
Или рвешь терния с земли?
Оставь и листья ей, и травы,
И мне, о Клоры вождь, внемли!

Иль в бурю с шумом гонишь волны,
Чтоб скал основы потрясли?
В борьбе стихий, их гневом полный,
Родитель Галла, мне внемли!

Морн

Кто будит старца в беглой туче,
Где с облаками жизнь слилась?
Как плеск волны о брег сыпучий,
О Галл, раздался мне твой глас!

Галл

О Морн! Я окружен врагами,—
Их корабли идут с валов.
Дай меч Струмона, — он над нами
Блеснет, как луч меж облаков!

Морн

Вот меч отзывного Струмона!
Когда ты в бранях, сын, пылал,
С туманного смотрел я трона;
Как метеор — рази, о Галл!

1825 или 1826

87. АРФА

На арфу опершись рукою,
Я отголоску струн внимал
И, отягченною главою
Склонясь, — в виденьях засыпал.
Передо мной мелькали тени
Моих утраченных друзей,
И в сонм знакомых привидений
Все близкие души моей,
Казалось, медленно летели
С прощаньем горьким на устах,
И на меня они смотрели…
Проник невольный сердце страх,
Слеза на арфу покатилась,
Как капля звонкого дождя,
И по струне она спустилась,
Звук заунывный пробудя.
Проснулся я — сны изменили!
Но голос вещий струн узнал!
Вы все, которые любили,
Скажите: что ж он предвещал?

1825 или 1826

88. СТИХИИ

I had a dream, that was not all a dream.

Byron [60]

Я с духом беседовал диких пустынь, —
           Пред юношей с мрачного трона
Клубящимся вихрем восстал исполин,
           Земли расступилося лоно!
Он эхом раздался, он ветром завыл,—
И юношу тучею праха покрыл.

Я с духом беседовал бурных валов, —
           Завыли широкие волны,
Он с пиршества шел поглощенных судов,
           Утопших отчаяньем полный!
И много о тайнах бездонных ревел,
И юноша пеной его поседел!

Я с духом беседовал горних зыбей,
           С лазурным владыкой эфира,—
И он, улыбаясь, во звуке речей
           Открыл мне все прелести мира,
Меня облаками, смеясь, одевал,
И юноша свежесть эфира вдыхал!

Я с духом беседовал вечных огней,—
           Гул дального грома раздался!
Не мог усидеть он на туче своей,
           Палящий, клубами свивался,
И с треском следил свой убийственный путь,
И юноше бросил он молнию в грудь.

Я духом напитан ревущих стихий,
           Они и с младенцем играли —
Вокруг колыбели моей возлегли
           И бурной рукою качали.
Я помню их дикую песнь надо мной —
Но как передам ее звук громовой?

1825 или 1826

89. ПРОМЕТЕЙ

Е caddi corne corpo morte cade.

Dante[61]

По высям Кавказа скитается Дух —
           Суровый его повелитель,
Он царства свершает холодного круг,
           Снегов покидая обитель,
В порфире метелей, в венце ледяном,
И бури сзывает могучим жезлом!

Давно уж, в златые младенчества дни,
           Когда над цветущим созданьем
Носилися жизни приметы одни
           И смерть не была ожиданьем,—
На трон одинокий ступенями скал
Он шел и с улыбкой на землю взирал!

Внезапно исторгся орел из-под ног,—
           На кости стопа наступила.
Он стал, и без ужаса видеть не мог,
           Что птица впервые открыла:
Пред ним распростерся на диких скалах
Великого остов, иссохший в цепях!

Широкие кости окованных рук
           Свободно в железах ходили,
От ног раздавался пронзительный стук,—
           Их ветры о камень разили;
Но череп остаток власов развевал
И, страшно кивая, зубами стучал!

Трепещущий Дух над костями стоит,
           Впервые о смерти мечтает…
На светлый свой призрак уныло глядит
           И с остовом грозным сличает.
Одни у них члены и те же черты,—
И смертию — Духа смутились мечты!

Он легкой рукою тяжелую кость
           С трудом со скалы подымает,
Но с радостью видит, как тяжкая кость
           Опять на скалу упадает…
А он, подымаясь, летает в зыбях!
«Бессмертен!» — и тщетный рассеялся страх!

Но Дух своенравный пылает стыдом,
           Он мстит за минуту боязни,
И остов свергает могучим жезлом
           Со скал — к довершению казни!
С вершины Кавказа, во звуке цепей,
Упал, рассыпаясь костьми, Прометей!

1825 или 1826

90. ПЕВЕЦ И ОЛЬГА

К З. А. В<олконск>ой

Певец

Великая тень, для чего ты мелькаешь
В таинственной мгле безмятежных ночей?
Мечтой о минувшем зачем нарушаешь
Отрадные сны утомленных очей?
Не звуков ли арфы опять ожидаешь,
Могучего отзыва славы твоей?
Иль в песнях вещать ты к потомству желаешь?
Вещай — и певцу вдохновенье пролей!

Ольга

Не к тебе я лечу нарушать твои сны!
Не певца я ищу, но могучей жены!
В ней варяжская кровь моих светлых князей,
Ольга спящая вновь пробудилася в ней!
Ее стан величав — как сосна на холме,
Под которым Синав позабыл о земле!
Кудри спят на плечах снеговой белизны,
Цвет лазурный в очах — Белозерской волны.
И блистают лучом вдохновенья глаза —
Не столь ярким огнем я Коростень сожгла!
Но душа велика — как пустыни обзор,
И как дно глубока моих Чудских озер!
Она Ольгу одна постигает вполне
И, воспрянув от сна, воспоет обо мне!

1826

91. ХОРЫ ПЕРУНУ

Жрец, юноши и девы

Хор юношей

Владыка сидит на престоле громов,
              В руке его вихрь одичалый.
Он молнию бросил в пучины валов,
              И море ударило в скалы,
И волн его песнь от начала веков
               Великому — не умолкала.

Хор дев

Вокруг громовержца глубокая ночь,
               Светил угашенных могила.
Луна — небосклона вечерняя дочь —
               Чело облаками затмила,
И рушатся звезды сквозь черную ночь,
               Когда бытие им постыло.

Хор юношей

Владыка нисходит на землю в громах,
               И дрогнуло сердце природы:
Завыли пещеры в бездонных горах,
               Эфира обрушились своды,
Вселенную обвил клубящийся прах,
               И ужасом смолкли народы!

Жрец

Хор юношей и дев! Владыка бурный мира
Не хочет защитить священного кумира,—
Ему падением грозит надменный князь!
С мольбами к небесам ваш вознесите глас.

Хор дев

Перуну отрадно теченье Днепра
               И Киева древние стены!
В реке отражался лик бурный царя,
               Громами помечены стены;
Перун не разлюбит теченья Днепра,
               Забудет ли Киева стены!

Жрец

Увы, настанет день — и близок день жестокой! —
Когда заглохнет холм над бездною широкой
И зарастет к нему давно пробитый след;
Но прежде я склонюсь под игом тяжких лет.

Хор юношей

Кто дерзкий коснется преступной рукой
               Владыки, карателя мира?
Как бурные тучи багровой грядой
               На край возлегают эфира,
Мы ляжем костями, могильной стеной
               К подножью кумира!

Жрец

Широкого Днепра заплесневеют волны,
Их вещий стихнет вой… Благоговенья полный,
Придет ли славянин мольбою встретить день —
Промчится в ужасе за ним Перуна тень!

Хор дев

К кому обратимся с горячей слезой,
               Бездомные матери, жены?
Мы ветры насытим ничтожной мольбой,
               Развеются тщетные стоны,
Когда он заснет над угасшей грозой
               И вихри сорвут его с трона!

Жрец

Падет великий град, и запустеют стены,
Их населят толпы полночных привидений,
Умолкнет навсегда народов мощный глас,—
И смертный казнь сию один навлек на нас!

Хор юношей

Проснись, громовержец! В хранилище туч
               Есть стрелы на казнь преступленья!
Змеею пусти свой убийственный луч
               И смертных смири дерзновенья!
В громаде ль огнями упитанных туч
               Одной не найдешь для отмщенья?

Жрец

Хор юношей и дев! Моленье прекратите,
Отчаянье толпы народной укротите!
К нам милостив Перун: он вашим внял мольбам,
Спасение пошлет отчаянным сынам!

Оба хора

Содвинь твои тучи в один океан,
               Клокочущий, бурный, гремящий,
Сбери с твоих бурь молньеносную дань
               И в свиток вплети их палящий!
И ветрам в добычу отдай океан
               И мир, пред погибелью спящий!

1826

92. <НАДПИСЬ НА СТАТУЕ АПОЛЛОНА>