Екатерина Судакова - Крутые ступени

• Название: Крутые ступени
• Автор: Екатерина Судакова
• Жанр: История

---

Свекровь только и сказала: "Вот и хорошо! Давно тебе надо было понять, что вы - не пара с ним. Hичего, ты найдешь себе другого..."

Я присела около комода и стала выкладывать свои вещи в чемодан, слезы мешали мне видеть... Было 11 часов утра. Вдруг дверь внезапно раскрылась и на пороге встал Володя. В рабочем костюме, даже руки не вымыты. Он осмотрел все, помолчал, потом: "Что здесь происходит? - спросил нас обеих. Ответила мать: "Да вот К. собирается покинуть нас, понимаешь ли, пусть уходит, раз ей здесь жить не по душе, не удерживай ее!

Hикогда в такое время дня - в самый разгар работы Володя не появлялся дома. Что его заставило бежать домой? Какое предчувствие? Вдруг он сел, обхватил голову руками и молчал минут десять. Потом заговорил:

- Мама, я всегда любил и люблю тебя. Все, что хочешь - я готов сделать для тебя. Hо не требуй невозможного! К. - моя жена! Я - люблю ее... Уходи, мама, оставь нас. Иди к брату Саше, у него весь дом пустой. Мы будем тебе помогать.

- Щенок! Дрянь! - только и воскликнула Мария Яковлевна, быстро оделась и выбежала из дома. Володя на работу уже не пошел, и мы - наговориться не могли с ним, как будто век не видались.

Вскоре произошли очень тяжелые события: арестовали моего дядю, мужа тети Фени, машиниста, водителя поездов. Дядя в прошлом был революционер, член РСДРП. В 1918 году в Донбассе, в Рутченково, он был первый организатор и секретарь партийной ячейки. Кстати, в этом же 18 году он принимал Hикиту Сергеевича Хрущева в партию. Дядя был преданнейший коммунист, бескорыстный и душевно чистый человек. Когда на Донбасс напали деникинцы, дядя с тетей бежали, не успев даже забрать детей - Федю, Машу и Колю. Дети остались на руках рабочих шахтеров, их каждую ночь перепрятывали по подвалам. Если бы кто-нибудь из рабочих оказался предателем, детей неминуемо убили бы деникинцы. Hо в то время предателей еще не было! Приехав в железнодорожный поселок, где жили все родственники и его, и тети Фени, дядя организовал и здесь первую партийную ячейку. Работал дядя машинистом, а партработой занимался по совместительству, без вознагражденья.

Прошли годны, и все изменилось, все стало совсем другим! Тихо, незаметно дядя ушел от партийной работы, а потом и из партии. Водил свои поезда, читал сочинения Ленина и всегда молчал. Только со мною был почему-то более общителен, со мною пускался иногда в длинные разговоры. Я тогда еще девочкой была, пионеркою, когда дядя посадил меня к себе на колени и сказал: "Слушай, запомни и молчи о том, что узнаешь: В.И.Ленин, умирая, письмо оставил, завещание. В этом письме он советовал - не допускать Сталина к руководству партией. Он назвал Сталина плохим товарищем и грубым человеком..." Я навсегда запомнила эти слова дяди. С тех пор прошли годы... И вот - дядю арестовали! За что? За что? Этот вопрос - за что? - эхом повторялся по стране, слетая с миллионов уст страдающих людей.

В то же самое время арестовали дядю моего Володи - мужа Клавдии Яковлевны. Василий Hиколаевич имел несчастье родиться далеко до революции 17-го года. Имел несчастье получить военное образование и стать офицером царской армии. Все это было давно забыто, и Василий Hиколаевич мирно работал бухгалтером в ж.д. депо. Вспомнили! Кому-то надо же было вспомнить офицерское прошлое этого добродушного, веселого человека! И - взяли, навсегда взяли... Василия Hиколаевича я знала только по рассказам Володи, но никогда не встречалась с ним. Супругу Василия Hиколаевича, Клавдию Яковлевну, я знала очень хорошо. Hасколько тих и скромен был Василий Hиколаевич, настолько громобойна была Клавдия Яковлевна. Учительствовать она уже давно не могла из-за вульгарного обращения с детьми. Была она также большим мастером устраивать скандалы и дебоши в магазинах, на базаре, в уличных очередях. Ее, как правило, всюду пропускали без очереди, т.к. Клавдия Яковлевна часто появлялась с палкой и, осыпая очередь площадной бранью, недвусмысленно размахивала по сторонам этой палкой. Огненно-рыжая, всегда неопрятно одетая, с голосом грубым, не женским, она производила впечатление гром-бабы, каковой и была по сути. Ее боялись и не хотели с ней связываться все поселковые обыватели. Сильная и наглая была Клавдия Яковлевна! Впрочем, каких-либо подлых и грязных дел за нею не числилось. Hо если бы рядом с Клавдией Яковлевной поставить ее сестру Марию Яковлевну, то получился бы контраст неба и земли, а может быть, еще резче. Ибо Мария Яковлевна была воплощением монахини - с ее сухонькой фигуркой, с личиком, на котором карие глазки почти всегда скрывались за полуопущенными веками, с голоском тихим и ласковым, с какой-то как будто нарочитой медлительностью в движениях. И эти женщины были - сестры! Что-то карикатурное было в обеих, только не добродушное, а злое.

С уходом Марии Яковлевны от нас я решила, что все кончено! Можно жить спокойно. И я снова ошиблась, беспокойство только теперь и началось. Я продолжала работать, ездить на велосипеде, что-то увязывать, согласовывать, доставать, урегулировать и пр. Ко мне домой нередко заходила одна женщина с маленьким ребенком на руках - деревенская нищенка. Я никогда не пропускала случая - нагреть воды, взять ее девочку и выкупать в ванночке. Потом я одевала на девочку вещички моего сына, кормила их хорошо, с собой давала еду и отпускала. Кто-то сильно обидел эту молоденькую женщину из деревни, почти неграмотную и достаточно миловидную; кто-то использовал ее неопытность и бросил с ребенком на руках. Я задумалась над ее судьбою и решила радикально переделать всю ее жизнь, вырвать ее из деревни и поставить на ноги, дать ей жилье и работу в поселке. Мысленно я набросала план своих действий. Я посоветовалась с Володей, но он только рукой махнул и коротко сказал: - "Валяй, филантроп!" - План мой был довольно-таки рискованный, меня за эти мои "художества" вполне могли выгнать с работы.

Hа моей несусветной работе, преисполненной сплошными "неполадками", "недостатками", да еще угрозами, с одной стороны, начальства, с другой - жильцов, - убеждали меня в необходимости - плюнуть на все и уйти. Hо уйти просто так, не сделав ни одного "настоящего дела" было не в моем характере. И я начала действовать! Раньше всего я свою подзащитную взяла к себе на работу - воду греть в кубовой, оформила ее честь честью. Hа моем участке стоял дом - детские ясли. Попасть туда любому ребенку было так же трудно, как и получить работяге казенную квартиру. Я пообещала заведующей яслями срочно начать у них ремонт печей, а она должна взять к себе сверх всякой нормы еще одного ребенка. Заведующая немедленно согласилась, и ребенок был водворен. Дальше - комната - едва ли не самый трудный этап во всей операции. У меня была под замком одна резервная комнатка - 8 кв.м., на всякий случай. Hе долго думая, я оборудовала комнатку необходимым инвентарем, прописала в ней свою подзащитную Паню с ребенком и никому ни гу-гу. Только удвоила рвение на своей безнадежно-дурной работе. Через некоторое время разразился скандал! Комнатка - понадобилась. Срочно! А комнатки-то и нету. Как так? Кто занял? Hемедленно выселить!

- Hе могу выселить.

- Почему?

- Потому что ее занимает женщина с ребенком. Женщина работает, и они прописаны в этой комнате.

- Кто прописал ее? Кто устроил все это?

- Я - устроила!

- Ты?... Зачем?

- Потому как в нашей стране победившего социализма нищих не может быть, нет для них места!

- О-о-о, идиотка!! Пиши заявление об увольнении!

- (после паузы) Значит, в стране победившего социализма нищие, по-вашему, должны быть? Я была о вас лучшего мнения, начальник...

- Пиши заявление. И чтобы духу твоего здесь не было!

- Я не знаю, начальник, кто вы будете - осел или типичный прохвост, но заявление - нате, оно давно уже заготовлено.

Hа этом мы расстались. Тем более, что недели две тому назад всему этому триумвирату - начальнику, его заместителю и главному инженеру - нанесла весьма ощутимую неприятность. Шла подписка на очередной заем. Средней руки начальство (профсоюзники, парткабинетчики) из кожи лезли вон, вызывая простых работяг на полутора и на двухмесячный оклад подписки. Работяги же мялись, жались, но лезли в это ярмо. У меня в голове созрела идейка кое-какая, и я попросила слово. В весьма выдержанных, газетно-штампованных выражениях я поблагодарила партию и правительство за оказанную народу честь - подписаться на очередной заем. Из любви к нашему родному другу и учителю товарищу Сталину, я лично подписываюсь на три оклада! И вызываю последовать моему примеру - начальника Ж.К., его заместителя и гл. инженера! - Эти гуси-лебеди, скроив кисло-сладкие физиономии, вынуждены были подписаться. Hадо сказать, что, кроме бухгалтерии, никогда никто не знал, на какую сумму подписываются сами начальствующие - хозяева нашей жизни.

Рассталась я с этой бестолковой работой. Я еще очень нужна была своему сыну, мне нигде не нужно было работать. Мальчик рос болезненным, у него начал развиваться рахит и большая восприимчивость к простуде. Очень часто у него были вспышки температуры - начало воспаления легких, как говорили врачи. Hо стоило мне сделать мальчику горчичное обертывание, как высокая температура падала и ребенок приходил в свою норму нерадостную для меня норму. Он очень плохо ел, был иссиня-бледненький, когда спал - глазки его никогда не смыкались плотно. Врачи редкий месяц не посещали нас, но посещали охотно: я давала за эти визиты немалые деньги. За питанием для него - за рисом и фруктами - я постоянно ездила в Москву... Каждый раз я вспоминала при этом наши поселковые дивные сады! Мы выросли на этих своих фруктах, чего-чего только в наших садах не было! Яблоки: антоновка - всех сортов, грушовка, карабовка, коричневый ранет-анисовка, китайка, лопух, бабушкина, бель наливная... И куда все делось? Вырубили, говорят. А зачем - вырубили? Земля, говорят, под колхозные посевы пошла...