Николай Ссорин-Чайков - Топография счастья

• Название: Топография счастья
• Автор: Николай Ссорин-Чайков
• Издательство: Новое литературное обозрение
• Жанр: Культурология
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-4448-0122-2

В центре внимания данного сборника — категория счастья в современной культуре, которая рассматривается в различных контекстах: от «американской мечты», представленной в образе отдельного дома и машины до мест свадебной фотосъемки в российских городах. Где и как люди ищут счастье, как это происходило в разные эпохи и в разных странах (Великобритания, Индия, Индонезия, Россия, США)? Целью сборника является своего рода эксперимент — набросать в первом приближении этнографическую карту модерна как отражение погони за счастьем, как карту социального пространства, отмеченного его образами.

---

потом у меня появился Opel Vectra В 2002 года выпуска, мотор 1.8 МКПП. после 9-ки был верхом комфорта… с ним я познакомился со своей девушкой, он меня возил в универ, он был честным трудягой… тоже любил его!

чему научил: что все это бред про то что любая машина станет опелем! если руки из попы растут то и мерс развалится через полгода, дальше в моей жизни появился Сервант… Honda CR-V 1998 года. Это была мамина машина… как же я ее любил! и как ее любили все друзья! Настоящий боевой друг! он меня научил ездить там где дорога, и хоть это всего-то паркетник, но лазил он будь здоров как! ваше не обламывали снег и зима, обочины и грязь! это была не тачка, а сплошной секс! а 2.0 от Honda это нечто! пер как танк, неубиваемое двигло!

а потом появился мой Volvo, этот Шведский парень научил меня не давить тапку в пол как потерпевший, пристегиваться за рулем, а главное я понял что такое премиум класс: отношение к тебе на дороге, сервис дилера (такси, подменные машины в случае ремонта, обеды за счет дилера и т. д). и как-то я к этому привык… вот теперь и мучаюсь выбором машины, что терять в качестве не хочется, как-то так…

P.S: все свои машины я покупал себе сам (Москва, 2009).

В этом рассказе содержится подробная карта мужского «автомобильного взросления», с расставленными на ней содержательными акцентами (братство, техническая сноровка, девушка, машина-вездеход, дорогое респектабельное авто, дружба) и характерными лексическими маркерами (жаргонизмы и заменители ненормативной лексики). Пространство, в котором размещаются и взаимодействуют символические указатели мужской идентичности, представляет собой сеть людей и вещей — вещей как гибридов общества и природы[108]. Автомобиль здесь — настоящий друг и волшебный помощник, который не только унесет куда угодно, от кого угодно и как угодно быстро, преодолевая пространство (физическое и символическое), но и превратит «иванушку» в царевича. Нарративный переход от мастера на все руки к пользователю сервиса экстра-класса, достигнувшему крепкого финансового положения, заметен и в том, как меняется язык повествования, становясь более размеренным и литературным. Появляется и новый мотив — интеллектуальные усилия, рефлексия по поводу проблемы потребительского выбора.

Для многих автомобиль стал агентом первичной социализации, причем еще и в качестве источника эстетического удовольствия:

Для кого как не знаю, а меня авто заинтересовали тогда когда я набросал первые наброски машинки карандошом и потом поехало (Казахстан, Алма-Ата, с. Шелек, 2009).

Для других автомобиль был предметом технического любопытства:

Я с детсва интересовался машинами. Говорил о них, читал, смотрел, спрашивал. Но это была лишь теория… Когда купил свою машину ваз 21011 жизнь поменялась однозначно… Стал появляться опыт в ремонте, большой интерес в улучшении всех узлов автомобиля: двигателя, ходовой и кузова. Возможно я даже нашёл себя. Сейчас ей занимаюсь, есть желание облазить в ней всю изучить и починить то что не так). Я стал проводить свободное время с Огромной пользой..! Сейчас занятие машиной для меня самое главное это и отдых, хобби, получение опыта и т. д. (Саратов, 2009)

Нередко здесь срабатывали гендерно-специфические механизмы идентификации с автовладельцами из числа родственников:

мой первый пока единственный автомобиль, это заз 968-м! доставшийся мне от отца в подарок на 18-ть лет! на нем то я и научился ездить! теперь я могу неделями пропадать в гараже и не приходить дамой так как машина для меня это единственный мой самый, самый верный друг! (Украина, Запорожье)

Интересно, что испытание автомобилем дает также и терапевтический, и профилактический эффект. Один из наших информантов рассматривает автомобиль как условие спасения от вредных привычек: став новым увлечением, машина отвлекла его от пустого времяпрепровождения за бутылкой и с сигаретой, позволив сбежать, переместиться из социально неодобрямого состояния к достойному статусу. «Верный конь» спасает от власти неумолимого времени и необъятного пространства; теперь наш герой — сам себе хозяин, может располагать собой независимо от траектории движения и расписания общественного транспорта:

наверное жизнь изменил, так бы я сейчас был бы алкоголиком или наркоманом, а так авто спас, о машинах промолчу, скажу об нынешней, спасла от курения! именно в гараже когда работал возле неё мне стало от сигареты плохо, до сих пор не курю с самого июля) и вообще, автомобиль учит логики, развивает координацию, вносит новые возможности быстрого передвижения, например когда уж ооочень надо быть в пункте А в 12 часов дня, а к нему маршрутка будет выезжать только в 14 часов, значит спасает время и жизнь =) к тому же возможность просто расслабиться и получить удовольствия от езды в 3 часа ночи, подумайте сами, чем бы ещё я добрался бы домой в 3 часа ночи? (Украина, Черкассы)

Именно просторы американских дорог, их пустота, горизонтальность ландшафта, а также скорость передвижения символизировали свободу — американскую мечту — на раннем этапе автомобилизации, — рассуждает Дж. Урри[109]. На второй стадии, по его выводам, возникает феномен «жизни в машине», чему способствовало повышение безопасности автомобилей для водителей и пассажиров (экстернализация рисков, перенос их на тех, кто снаружи), герметизация пространства как в физическом смысле (защита от запахов и звуков дороги), так и в социальном (контроль над составом посетителей салона по аналогии с домашним пространством). По мысли Карин Кнорр-Цетина, индивиды устанавливают связи с мирами объектов, пользуясь плодами современных свобод, иногда даже за счет утраты тех благ, которые они прежде извлекали благодаря связям в сообществе[110]. Один из участников нашего форума положительно оценивает замкнутость автомобильного пространства, т. к. оно создает у него ощущение безопасности, ощущение уютной ниши, того места и времени, где можно быть наедине с тем, с кем хочется, общаться с ними на природе, на отдыхе. Автомобиль представляется здесь как счастье частной жизни:

Автомобиль объеденил многих людей. Это люди не обязательно знакомые, это может быть семья, когда с семьей выбераешся куда нибудь (на природу или дачу) то стараешся делать ээто на автомобиле, а нет ничего лучше чем тот момент когда с тобой родные и близкие тебе люди которые тебе не безразличны. На мой взгляд это и есть счастье (Москва, 2009).

Вот как размышляет на эту тему Джон Урри: машина становится вторым домом, местом осуществления деловых, романтических, семейных, дружеских отношений, совершения преступлений и воплощения детских или взрослых фантазий. В отличие от общественного транспорта личный автомобиль предоставляет домашнюю среду, обитатели которой окружены системами контроля над своим собственным пространством[111]. Особую роль в хабитуализации внутреннего пространства автомобиля играет радио и населяющие машину вещи: игрушки, дорожные карты, музыкальные диски, подушки, разнообразные следы присутствия владельца и близких ему или ей людей. На третьем же этапе автомобилизации намечается тенденция переселяться в «умные машины», обученные принимать и обрабатывать цифровую информацию, а также переход к малым автомобилям[112]. Кстати, последний из указанных трендов в России пока не отмечается, а вот в Европе потребители активно поддерживают эстетику малых форм, экономящую городское пространство и несущую антидемонстративный экологический символизм. Между тем экономические ловушки снижают эффект от влияния богатства на счастье; рост демонстративного потребления ведет к росту расходов и, следовательно, к усилению стрессов из-за необходимости все большего заработка. Тод Литман[113], занимающийся исследованиями транспортного планирования, утверждает, что публичная политика могла бы повлиять на формирование ценностей экономии и экологического потребления.

Машина с историей: удовольствие принадлежать

Самым распространенным, «народным» автомобилем в нашей стране по-прежнему является ВАЗ (машина от этого производителя в 2009-м есть у 21 % россиян[114]), но особый интерес для нас представляют практики потребления так называемых олдтаймеров. Речь идет о довольно небольшой, но любопытной для исследователя группе поклонников советских автомобилей. В данном случае можно говорить о биографии автомобиля, задаваясь вопросами Игоря Копытофф[115]: каков статус вещи в контексте конкретной эпохи и культуры; какова была карьера вещи и что люди считают идеальной карьерой для подобных предметов; каковы общепризнанные «эпохи» или периоды в «жизни» этой вещи и как они культурно маркированы; как меняется использование вещи с течением времени?.. Проходя сквозь череду владельцев, продавцов, покупателей, перекупщиков, авторынков, объявлений о продаже, советские легенды и предметы мечтаний прежних поколений автолюбителей попадают в руки новых владельцев. Советский культ автомобиля отражается в практиках новых поколений, романтизирующих реальные и воображаемые характеристики этих транспортных средств в массовых ритуалах типа автошоу (например, «Автоэкзотика») и многочисленных электронных сообществах, посвященных «копейкам», «Волгам», «москвичам» и «Победам». Такие автомобили были приобретены, по словам респондентов, «для души», а примерно половина «Волг» и «Побед» досталась нынешним владельцам по наследству. Среди мотивов были отмечены не только прагматические («это лучшее за эти деньги»), но и эмоциональные: «увидел — и полюбил»[116], «приятно иметь машину с историей» (из интервью). Фактически речь идет об укорененности материального объекта в нарративе[117].