Ольга Елисеева - Потемкин

• Название: Потемкин
• Автор: Ольга Елисеева
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2005
• ISBN: 5-235-02735-3, 5-235-02882-1

Его называли гением и узурпатором, блестящим администратором и обманщиком, создателем «потемкинских деревень». Екатерина II писала о нем как о «настоящем дворянине», «великом человеке», не выполнившем и половину задуманного. Первая отечественная научная биография светлейшего князя Потемкина-Таврического, тайного мужа императрицы, создана на основе многолетних архивных разысканий автора. От аналогов ее отличают глубокое раскрытие эпохи, ориентация на документ, а не на исторические анекдоты, яркий стиль. Окунувшись на страницах книги в блестящий мир «золотого века» Екатерины Великой, став свидетелем придворных интриг и тайных дипломатических столкновений, захватывающих любовных историй и кровавых битв Второй русско-турецкой войны, читатель сможет сам сделать вывод о том, кем же был «великолепный князь Тавриды», злым гением, как называли его враги, или великим государственным мужем.

---

Судя по описанию искусственного вулкана, режиссер у этого зрелища и других панорамных действ, которые ожидали Екатерину на землях Новороссии и Тавриды, был один. Вероятно, Потемкин задумывал колоссальный спектакль под открытым небом, как цепь огромных живых картин, и начаться он должен был с Канева, однако премьера провалилась.

На следующий день поутру Екатерина рассказывала статс-секретарю Храповицкому о своих вчерашних неудобствах: «Князь Потемкин ни слова не говорил; принуждена была говорить безпрестанно; язык засох; почти осердили, прося остаться. Король торговался на 3 и на два дни или хотя бы до обеда на другой день»[1123].

Каневская встреча была серьезной неудачей сторонников русско-польского союза. Станислав Август ждал императрицу шесть недель, потратил на путешествие 3 миллиона злотых, но делового разговора так и не получилось. Перед расставанием Екатерина сказала ему: «Не допускайте к себе черных мыслей, рассчитывайте на мою дружбу и мои намерения, дружелюбные к вам и к вашему государству». Вряд ли подобные уверения могли успокоить короля, так и не получившего желанного ответа на свои предложения. Неудача Станислава Августа была сразу же использована его противниками: в Варшаве распространились слухи, что во время каневского свидания король, Екатерина и Потемкин заключили тайный договор о новом разделе Польши[1124].

Несмотря на то что переговоры о неприкосновенности православного населения в Польше и о торговых отношениях с Новороссией, начатые Потемкиным, завершились успешно, светлейший князь не был доволен результатами высочайшего диалога в Каневе и не скрывал этого. Он опасался, что уклончивая позиция России подтолкнет Польшу к сближению с Пруссией и Турцией. Так и произошло.

Косвенным подтверждением того, что именно австрийская сторона высказывала недовольство вступлением Польши в альянс, являлась попытка Станислава Августа лично рассеять сомнения Иосифа II. «По отъезде из Канева Станислав Август поспешил на встречу с императором, надеясь снискать его расположение и отвратить опасность, грозившую ему со стороны могучего и честолюбивого соседа, уже обнаружившего желание свое распространить пределы Галиции, — сообщал вездесущий Сепор. — Император принял его ласково и уверял, что не только не замышляет гибели Польши, но что будет противиться другим державам в случае покушения их на эту страну. Тщетные обещания! …Одна лишь сила упрочивает независимость; она уже потеряна, когда вся надежда возложена на чужое покровительство. Только в случае готовности к борьбе можно внушать уважение к себе и найти союзников вместо покровителей»[1125].

«Потемкинские деревни»

В Каневе Потемкин получил тяжелую политическую пощечину, которая была тем больнее, что императрица поддалась влиянию его противников — группировки Воронцова. Однако впереди Григория Александровича ждала клевета пострашнее, чем выдумки о польской короне.

Практически все авторы, писавшие о путешествии Екатерины, согласны во мнении, что творцом легенды о «потемкинских деревнях», то есть о том, что на Юге императрице были показаны декорации вместо реальных городов и деревень, был саксонский дипломат Г. А. В. Гельбиг. Он служил в России секретарем посольства в 1787–1796 годах и лично не участвовал в поездке[1126]. Фактически исполняя роль резидента, Гельбиг собирал в России информацию о жизни императрицы и двора, пользовался разного рода слухами и сплетнями. Вскоре его деятельность привлекла внимание правительства, однако выставить секретаря из Петербурга оказалось не так-то легко — дипломат имел влиятельных друзей в окружении великого князя Павла Петровича. Удалить Гельбига удалось только в 1796 году, незадолго до смерти императрицы.

Вернувшись на родину, он начал анонимную публикацию в гамбургском журнале «Минерва»[1127] книги «Потемкин Таврический». Это сочинение пользовалось большой популярностью в Европе и в первой четверти XIX века было переиздано шесть раз в Голландии, Англии и Франции. Сам Гельбиг назвал свой труд сборником анекдотов. Сильное предубеждение против России, откровенно высказанная автором ненависть к Екатерине и ее ближайшему сподвижнику превращают книгу в политический памфлет.

Изучая текст Гельбига, советская исследовательница Е. И. Дружинина пришла к выводу, что именно он познакомил европейскую публику с феноменом «потемкинских деревень»: «Гельбиг объявляет несостоятельными все военно-административные и экономические мероприятия Потемкина в Северном Причерноморье. Саму идею освоения южных степей он пытается представить как нелепую и вредную авантюру… Изображение всего, что было построено на юге страны в виде бутафории — пресловутых „потемкинских деревень“ преследовало задачу предотвратить переселение в Россию новых колонистов…. Описываются мнимые „деревни“, жители которых призваны были с лишком за 200 верст „по наряду“. „Стада скотов, — говорится далее, — перегоняли ночью из места в место, и нередко одно стадо имело счастье предстать монархине от пяти до шести раз“. По поводу построек в Херсоне, понравившихся императрице, сказано: „Только ближние здания были настоящие; прочие же написаны на щитах из тростника, связанных и прекрасно размалеванных“. Даже военный флот, показанный императрице в Севастополе, „состоял из купеческих кораблей и старых барок, кои отовсюду согнали и приправили в вид военных кораблей“»[1128].

Саксонский дипломат заложил краеугольный камень трактовки деятельности светлейшего князя как бутафории, нереального, феерического видения, созданного «каким-то злым волшебством» и развеявшегося сразу после кончины Потемкина, как падают и рассыпаются в прах сказочные замки после гибели колдунов.

Однако не следует приписывать все лавры в создании этой легенды одному Гельбигу. В. С. Лопатин справедливо указывает, что дипломат застал в Петербурге уже имевшиеся слухи, которые появились перед самой поездкой императрицы в Крым[1129]. Гельбиг только собрал их воедино и представил европейской публике. Письма Екатерины к разным корреспондентам, отправленные с дороги во время путешествия, пронизаны полемикой с недоброжелателями светлейшего князя, объявлявшими всю его деятельность в Причерноморье мистификацией. Так, 1 мая она писала Н. И. Салтыкову: «Легкоконные полки, про которые покойный Панин и многие иные старушонки говорили, что они только на бумаге, но вчерась я видела своими глазами, что те полки не картонные, но в самом деле прекрасные». «Чтобы видеть, что я не попусту имею доверенность к способностям фельдмаршала князя Потемкина, — продолжала она 3 мая, — надлежит приехать в его губернии, где все части устроены как возможно лучше и порядочнее: войска, которые здесь, таковы, что даже чужестранные оные хвалят; города строятся, недоимок нет»[1130].

Важно отметить, что среди столичных «старушонок», распускавших сплетни, императрица называет Никиту Панина, умершего еще в 1783 году. Это означает, что слухи о выброшенных на ветер миллионах и «картонной» коннице циркулировали уже тогда. Упоминание Панина указывает на партию Павла Петровича, именно из этих кругов вышли россказни о колоссальном спектакле, устроенном на Юге, чтобы скрыть несостоятельность наместника. Кроме присных наследника, нашлись и другие вельможи, заинтересованные в циркуляции мифа об игрушечных крепостях из песка.

Одним из главных обвинений против Потемкина было то, что он якобы не построил флота. Переписка Семена Воронцова и Безбородко пестрит подобными замечаниями. В некоторых случаях Безбородко держал сторону светлейшего князя. 4 апреля 1788 года он писал в Лондон: «Ваше сиятельство не верит, что флот наш на Черном море в 40 судах. Прилагаю записку оному»[1131]. Одним из эпицентров слухов о картонных избах и игрушечном флоте был дом Воронцова на Английской набережной.

Недоброжелатели светлейшего князя рассказывали, будто Потемкин перед путешествием Екатерины специально выслал из Новороссии и Тавриды чиновников и генералов, особенно потрудившихся для развития края, чтоб вся слава досталась только ему. Любопытно, что в реальности дела обстояли совершенно иначе. Именно во время этой поездки Григорий Александрович представил императрице донского войскового атамана А. Н. Иловайского и капитана А. В. Головатого, много сделавшего для обустройства бывших запорожцев на новых землях, а также будущего адмирала Ф. Ф. Ушакова и многих других сотрудников.

Легенда о «потемкинских деревнях» превратилась в важный русский культурно-исторический феномен. Эта реалистически обставленная история зародилась, казалось бы, на основе здравых рассуждений, будто за короткий срок невозможно добиться таких впечатляющих результатов. Однако у нее есть изнанка мистического свойства. В донесениях из Петербурга июля 1787 года М. А. Гарновский пересказывал ходившие по столице слухи о достижениях Потемкина: «Уж не духи ли какие-нибудь ему прислуживаются?»