Франсина-Доминик Лиштенан - Россия входит в Европу: Императрица Елизавета Петровна и война за Австрийское наследство, 1740-1750

• Название: Россия входит в Европу: Императрица Елизавета Петровна и война за Австрийское наследство, 1740-1750
• Автор: Франсина-Доминик Лиштенан
• Издательство: ОГИ
• Жанр: История
• Год: 2000
• ISBN: 5-900241-28-9

История России в 1740-1750 гг. глазами французских и прусских дипломатов, отношения между послами как отражение и двигатель европейской политики — вот главный сюжет книги, удостоенной в 1998 г. премии Французской  Академии. В приложении опубликованы отчеты о русском дворе, написанные в 1747 и 1748 г. двумя прусскими посланниками.

---

Англичане и австрийцы, не жалевшие денег, подчинили Россию своему влиянию и выиграли внутреннюю войну против Франции и Пруссии; в этом состояло отличие российской ситуации от европейской, где победителей не было: война за Австрийское наследство закончилась «фиктивным миром», или «ничьей»{377}. Это уникальное положение дел при русском дворе не замедлило сказаться на отношениях между западными державами — отношениях, претерпевших существенные изменения.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ПЕРЕДЕЛ ДИПЛОМАТИЧЕСКОГО ПРОСТРАНСТВА

Презрение и молчание — вот единственное наше оружие[100]. 

Глава десятая. ГЕОМЕТРИЯ СЕВЕРА

Окончание войны за Австрийское наследство и восстановление спокойствия на континентальной сцене не привело европейские державы к полному примирению. Франция и Англия, обескровленные сражениями, собирались продолжить борьбу на северо-американском континенте, Пруссия и Австрия — выяснять отношения на сейме. Мария-Терезия и Фридрих не могли прийти к согласию по поводу претендента на титул «короля римлян»[101], они пристально следили за всеми движениями и поступками курфюрстов, в особенности Георга II, который, нося английскую корону, оставался ганноверским курфюрстом, и баварца Максимилиана III Иосифа, которого поддерживал Версаль. Австрийскую императрицу и прусского короля настораживало также намерение посадить на трон Ягеллонов Карла Лотарингского, брата германского императора Франца, супруга Марии-Терезии. Таким образом, Европа, казалось, была опять обречена на решение германских проблем; условия только что заключенного мира никого не удовлетворяли, и хотя из-за всеобщей усталости и разрухи европейские страны ощущали настоятельную потребность в передышке, никто не знал, сколько она продлится. Ситуация отчасти напоминала 1741 год, когда превратности политических союзов и распри между континентальными державами сделали главной опорой его христианнейшего величества французского короля не кого иного, как выскочку-кальвиниста из крошечного Бранденбурга.

Лишь одна страна, нисколько не пострадавшая от войны физически, понесла моральные потери, испытала оскорбления и унижения — Россия, войска которой по-прежнему находились в Центральной Европе. Чтобы вернуть России ключевую позицию в сообществе европейских наций, ее правительство должно было во что бы то ни стало отыскать этим войскам реальное применение. Неутомимый Бестужев разработал новый план, призванный оправдать неудавшееся вторжение русских в Европу в глазах всего мира, а главное, в глазах Елизаветы[102]. Поводом для нарушения хрупкого равновесия стал старый спор о крохотном герцогстве Шлезвиг-Голштейн-Готторп, на которое претендовали и датчане, и русские, и шведы. Условия для осуществления бестужевского замысла были весьма благоприятны{378} — представитель Людовика XV, важный участник представления, разыгрывавшегося на петербургской сцене, покинул русскую столицу. Тем более необходимо было Версалю укрепить свои позиции на севере с помощью союзников-шведов{379}.

Во время Северной войны (1700–1721) герцоги Шлезвиг-Голштейнские встали на сторону шведов в надежде освободиться от власти датчан. После разгрома Швеции Петром I и заключения в 1721 году Ништадтского мира датский король Фредрик IV (1671–1730) с согласия России, Пруссии и Польши присоединил к своему королевству владения герцогов Голштейн-Готторпских; чуть позже это приобретение гарантировали Дании также французы и англичане[103]. Император Карл VI не замедлил осудить аннексию: стремясь оставить Шлезвиг-Голштейн, расположенный между Северным и Балтийским морями, в зоне своего влияния, он взял герцогов под свое покровительство. Таким образом, в течение 1720–1730-х годов герцоги Голштейн-Готторпские оказались включены в сложную систему зависимостей. Юный Карл-Фридрих (1702–1738) приходился по матери племянником бездетному шведскому королю Карлу XII, и, следовательно, считался одним из претендентов на шведский трон. Чтобы обеспечить себе более прочные шансы на это наследство, он женился на старшей дочери Петра, разбившего шведов под Полтавой, — в случае территориальных споров это родство могло служить надежным подспорьем.

Свадьба Анны Петровны и Карла-Фридриха Голштейн-Готторпского, состоявшаяся в 1725 году, прекрасно вписывалась в экспансионистскую матримониальную программу великого царя. Петр нарушил традицию, предписывавшую русским царям «эндогамные» браки с русскими невестами из знатных боярских родов; своих детей, племянников и племянниц он соединил брачными узами с представителями немецких герцогских родов: с Брауншвейг-Вольфенбюттельским, Голштейн-Готторпским и Курляндско-Земгальским домами. Приданое Анны Петровны спасло Голштинию от разорения, а рождение сына укрепило права на хрупкое наследство. Теперь в свою очередь покровителями этого маленького государства сделались русские: и финансовыми, и коммерческими способами они способствовали экономическому развитию Голштинии{380}. Однако после смерти Екатерины I в 1727 году и смерти ее старшей дочери в следующем году Россия очень скоро бросила Голштинию на произвол судьбы. В 1732 году Анна Ивановна подписала с Австрией и Данией конвенцию, недвусмысленно ограничивавшую права герцога. Конвенция подтверждала присоединение герцогства Голштейн-Готторпского к Дании, а за присоединение принадлежащей герцогу части Шлезвига сулила ему миллион рейхсталеров. В результате земли Голштейн-Готторпского герцогства, и без того уже сильно раздробленные, грозили превратиться в настоящее лоскутное одеяло. Молодой герцог, рассчитывавший на поддержку Карла VI, воспротивился такому разделу; проблема так и осталась нерешенной. После кончины Карла-Фридриха в 1738 году и создания временного правительства под руководством Фридриха-Августа Голштинского, человека корыстолюбивого и трусливого, дела в маленьком государстве пошли еще хуже. Шведы и датчане не спускали глаз с Голштинии и ждали первого неверного шага се правителей; русские сократили финансовую помощь и затрудняли плавание голштинских торговых кораблей по Балтийскому морю. Восшествие на престол Елизаветы, которую связывали с Голштинским домом сентиментальные воспоминания, спасло крохотное герцогство. Назначение сына Карла-Фридриха и Анны Петровны наследником российского престола означало радикальную перемену внешнеполитического курса России. Царица, подобно своему отцу, заботилась о территориальных интересах своих голштинских родственников и поддерживала желание Голштинии вернуть земли, аннексированные Данией{381}; между тем члены Императорского совета (Конференции) относились к этому намерению весьма сдержанно, ибо боялись, как бы защита Голштинии не привела к пересмотру Ништадтского мира (1721){382}, по которому к России отошли Лифляндия, Эстляндия и Карелия.

В 1742 годы по наущению Версаля и под давлением Петербурга шведский сейм избрал Карла-Петера-Ульриха Голштейн-Готторпского, уже назначенного наследником Елизаветы, также и наследником старого Фредрика I. Между тем юный герцог к этому времени уже принял православие и лишился права воссесть на шведском престоле; таким образом, наследником шведской короны сделался епископ Любский Адольф-Фридрих Голштейн-Готторпский. Елизавета, пользуясь поддержкой Пруссии, навязала шведам, ослабленным после Абоского конгресса, этот выбор. Прусский же король, чтобы укрепить права и притязания Голштинского дома, в 1744 году выдал за наследника шведского престола свою любимую сестру Ульрику{383}.[104] Таким образом, скандинавской державе покровительствовали и Гогенцоллерны, и Романовы{384}, а Версаль настороженно наблюдал за этим перераспределением наследственных прав, которое грозило лишить Стокгольм независимости. Внешняя политика России на севере была неотделима от проблемы Голштинии{385}; родственные связи с Голштинским домом увеличивали могущество России, позволяли ей контролировать внутреннюю и внешнюю политику Швеции{386}. Вплоть до 1746 года, когда Россия вступила в европейскую войну, Людовик XV в ущерб интересам Фредрика I делал вид, что одобряет такое положение дел.

Начиная с 1742 года, Голштинский вопрос служил камнем преткновения в отношениях Елизаветы с ее собственным правительством; члены Императорского совета, стремясь поддержать датского короля Христиана VI, были готовы пожертвовать герцогством, тогда как императрица надеялась укрепить позиции своего наследника сохранением этого государства под покровительством России. Тесное переплетение интересов огромной империи и крохотного герцогства, напряженные отношения с Данией и Швецией — все это сковывало деятельность русской Коллегии иностранных дел. Пытаясь найти выход из этого тупика, Елизавета решила создать специальное министерство, которое занималось бы делами Петра Федоровича и само, независимо от Коллегии иностранных дел, вело соответствующие переговоры по территориальным вопросам. Фридрих-Август Голштинский, дядя великого князя, управляющий делами герцогства, поселился в Петербурге; таким образом, получалось, что герцогство имеет правительство хоть и независимое, но, к великому неудовольствию других северных держав, располагающееся в Петербурге.