Вероника Кунгурцева - Ведогони, или Новые похождения Вани Житного

• Название: Ведогони, или Новые похождения Вани Житного
• Автор: Вероника Кунгурцева
• Издательство: Оги
• Жанр: Детская проза
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-94282-537-9

Ваня Житный — сирота, живущий у бабушки–ведуньи, отправляется в очередное путешествие со своими новыми друзьями: таинственной девочкой и лешаком. Путникам предстоит преодолеть опасности, вполне реальные и вполне сказочные. Что страшнее — сказка или быль, неизвестно.

---

— Хорта[44] Забоем зовут, — представила охранника бабушка. А тот на чужаков так кидался, чуть цепь не рвал. И тут Березай с криком: «Ялчук, Ялчук мой!» — подбежал к собаке, чуть с лап не сшиб пса.

— Да не Ярчук это, Забой, ты же слышал! — закричала Стеша. — Отойди, еще укусит!

Но хорт только что на животе не ползал перед лешачонком, хвостом по ногам колотил, облизал всего. Березаю пес волка напомнил, а кого лешак хорту напоминал, осталось невыясненным. Березай и спать собрался в будке нового знакомца, еле отговорили, дескать, собаке самой места мало, так ты еще тут… Лешачонок со вздохом отправился вместе со всеми в избу.

И вот еще и не стемнело, а Стешина мечта уж исполнилась: спала она на мяконьком, правда, не на золоченой кроватке, а на полатях, широких и низких, где рядом с ней вповалку дрыхли и Златыгорка, и Ваня, и лешак. Бабушка Торопа легла отдельно от чужан.

Утром старушка, видать, получившая свое прозванье за торопливый нрав, поторопилась накормить чужеземцев — кого чем: ребят со Златыгоркой — ячменной кашей, птичек — пшеничкой, лошадей с оленцом — овсом, ну, а Березай успел уже сбегать на речку, где раздобыл пару гнилых коряг, и теперь усердно хрустел деревяшками. Бабушка Торопа, сидя на крылечке рядом с лешачонком, только руками всплескивала. Добрый лешак, видя, что старуха прямо в рот ему заглядывает, вздохнул и протянул ей всё, что осталось от второй коряги. Та взяла корягу, понюхала, даже попробовала откусить, но, поняв, что пища не по ее зубам, — с сожалением протянула обратно. Березай обрадованно схватил остатки завтрака — и поскорее схрумкал.

Ваня со Стешей, наблюдавшие из мутного окошечка, так и прыснули.

Усевшись на верхней ступеньке крыльца, ребята принялись выспрашивать у старушки, почему пустует город. Лешачонок указал на него пальцем с длинным когтем, — и девочка тут же оговорила его, дескать, пальцем показывать нехорошо. Городок был отлично виден с бабушкиного крыльца: и зубчатый забор, бегущий по верху скалы, и дом с двенадцатью черными дырами.

Бабушка Торопа удивленно посмотрела на чужан и, пожав хрупкими плечиками, сказала, что в Змеегорске могут жить только змеи, вот как она, и старушка кивнула на Степаниду Дымову. С тех пор, как улетел их гадгосподарь и не вернулся, пустует городок…

— Какой такой гад–господарь? — удивились ребята.

— Горишняк, змейко наш, защитник, — гуторила старуха. — Он ведь, сердешный, в Змеегорске‑то жил, — ткнула старуха пальцем в город. (Стеша, конечно, не решилась оговорить ее, как малого лешачонка.) — Двенадцать глав имел, — продолжала с гордостью Торопа. Ребята переглянулись: — Во заливает… — одними губами шепнул Ваня. — Стеша в ответ шепнула: — А у нас в учебнике написано, что иногда телята рождаются с двумя головами… — Так то две–е… — Где две — там и двенадцать! — почти вслух сказала спорщица. А бабушка Торопа, нахмурившись на шептунов, продолжала:

— Сейчас уж таких змеев не бывает… Ну, там три головки, али семь, али одна, — посмотрела старуха осуждающе на Стешину голову. — Но чтоб двенадцать… таких больше нет! А сколь дыму Горишняк выпускал — от одного дыму можно было преставиться! А сколь огня! Летит за врагом — и огнем, огнем по пяткам‑то! Всех наш господарь побеждал, — продолжала хвастать бабушка. — За ним мы жили как за каменной стеной! А сейчас, ежели что, мужикам самим придется воевать, а они ведь не воины — оратаи[45]… Да и разве возможно человеку со змеем сравняться? Змеи‑то куды раньше нашего на землю пришли, это всем известно, мы‑то уж так, последыши… Да–а, — вздыхая, продолжала старушка, — плохие времена настали: того и жди, какие‑нибудь недруги придут да всех порешат… Али, того хлеще, чужой змей прилетит да девок зачнет таскать… Тяжко, ох как тяжко жить без гада-господаря!.. Мне‑то повезло еще: я его застала, своими глазками видела! — бабушка указала на свои зрачки. — Девчонушкой была, когда он полетел на бой с чужим змеем да и не воротился… Ждали его, ждали — нет, не дождались! Но и чужой гад ведь не зорил нас, оба, видать, сгинули в злой битве…

Ваня со Стешей, слушая бабушкины байки, продолжали недоверчиво переглядываться, но тут мальчик бросил взгляд на городок, на двенадцать дыр в стене — а что если это окошки, откуда выглядывали двенадцать змеиных голов?! На каждую голову — по окну… Не зря ведь дырки‑то в стене проверчены… Лежал, небось, гад–господарь в нижнем помещении — и следил оттуда за Деревней…

Небось, им всё цокольное помещение и провоняло, до сих пор змеиный дух не выветрился! И только хотел Ваня спросить, имел ли змей запашок, как десантница опередила его и спросила про вертящуюся кровать… Дескать, если этот ваш Горишняк был такой хороший, то как можно объяснить наличие страшной кроватки?! Старушка опять удивилась и сказала, что ведь кушать‑то всем надо, и змеям тоже… Конечно, в основном, гад–господарь дикими зверями обедал, но, если вдруг деревенские чужаков ловили, тогда, конечно, клали их на тую кроватку… А куда ж их еще девать?!

Но тут вернулась Златыгорка, которая ходила поглядеть на знатные пшеничные поля, и позвала всех прогуляться. Ваня живо–два вскочил, потому что ему приелся разговор о змеях, да и Стеша хотела поглядеть на Деревню, которая скрывалась за высоким забором. Бабушка Торопа отправилась вместе с чужанами. Березай же категорически отказался: — Неть — и всё тут! Ничего интересного в Деревне, по лешачьему мнению, не было. Он предпочел остаться с хортом, положил руку псу на загривок, и оба сидели, растянув рты до ушей: улыбались.

Когда широкие ворота открылись, ребята ступили на пыльную площадь, на том конце которой и возвышалась каменная башня! При том, что все остальные строения в Деревне оказались деревянными. Бревенчатые дома были похожи на бараки и стояли не ровной улицей, а вкривь и вкось. Бабушка Торопа, одна–одинёшенька живущая на выселках, с завистью говорила: живут, де, в хоромах семейно, а в семьях‑то человек по сорок!

При виде чужеземцев белоголовые ребятёшки повыскакивали из длинных домов и, держась на безопасном расстоянии, двинулись следом. Среди ребятни возник спор, дескать, сейчас Змиуланка будет в настоящую змею оборачиваться или погодит немного… Одни говорили так, другие эдак. Многие уверяли, что змея вот–вот клубы дыма зачнет пускать!.. Ваня со Стешей переглянулись: ну и ну!

— Много у тебя сигарет‑то осталось? — шепотом поинтересовался мальчик. — Надымить, ежели что, сможешь?

— Да есть пока, — с усмешечкой отвечала девочка. Взрослое население вело себя более сдержанно: оно только прилипло ко всем окошкам в домах и ко всякой щели в заборах.

— Конечно, не каждый ведь день встречаешь Змиуланку, — поторопилась объяснить любопытство деревенского люда бабушка Торопа. — Да и прочие очень будут интересные личности, — продолжала старушонка, — что Красный Древожор, — указала бабушка в сторону своего дома, где остался лешак, — что Мохната Кочка, — ткнула Торопа в Златыгорку, ну, а про Ваню старушка ничего не сказала, только мазнула взглядом, видать, он ей показался слишком обыкновенным. Вообще было видно, что бабушка Торопа, с одной стороны, гордится тем, что идет с таковскими, но, с другой, несколько опасается — неизвестно, чем в конце концов может обернуться для нее близкое знакомство с чужаками.

Башня, сложенная из толстых бутовых глыб, всё надвигалась, и Ваня поинтересовался, что это, дескать, за сооружение такое и для чего оно? Бабушка Торопа зашикала на него, но горячим шепотом и с большой готовностью поведала следующее…

В башне, де, второй уж год сидит взаперти дочь старого Колыбана, да они его видели — седой, матерый старинушка. У Колыбана самые большие пшеничные поля, у Колыбана — семья больше всех, а у семьи — лучший дом, а в доме лучшее убранство, да. И у Колыбана — самая красивая дочь… была, до недавнего времени. Сейчас‑то Соколина уж не встает, говорят. Уж и к окошечку не подходит, а прежде‑то видели ее снизу, сидела в энтой башенке — бело–желтая, как козье молоко!

Стеша спросила:

— Что же она совершила, почему ее в башне заперли?

Старушка отвечала, что ничего не совершила, да вот другой должон совершить… Дескать, когда Соколина народилась, пришла наречница[46] и нарекла, что в шестнадцать лет родит девица заугольника, который погубит деда. Вот потому‑то и заперли красавицу!

— А кто это — заугольник? — заинтересовался Ваня.

Бабушка Торопа тяжко вздохнула: дескать, известно кто — безмужний робенок, за первым попавшимся углом зачатый. Срок пройдет, семнадцать исполнится — тогда, дескать, и выпустят девицу, да и недолго уж осталось ждать‑то. Но пока — ни–ни! И ходу в эту башню нет никому из мужеского полу.

— Ой, а я знаю: ее надо замуж отдать! — воскликнула Степанида Дымова. — Хоть и рано, конечно, в шестнадцать‑то лет, ей бы еще учиться и учиться, да делать нечего. Тогда она родит не заугольника, а законного наследника! И нареченное — не исполнится!