Арман Лану - Свидание в Брюгге

• Название: Свидание в Брюгге
• Автор: Арман Лану
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Современная проза
• Год: 1977

Арман Лану — известный современный французский писатель. Роман «Свидание в Брюгге» — вторая книга трилогии «Безумная Грета». Первая книга трилогии «Майор Ватрен» и третья книга «Когда море отступает» получили широкую известность среди читателей.

Романы «Майор Ватрен», «Свидание в Брюгге» и «Когда море отступает» не имеют единого сюжета, и герои в них действуют разные. Целостность «Безумной Греты» создается сквозным лейтмотивом, это своего рода тема с вариациями: война и память войны.

Тема романа «Свидание в Брюгге» — разные судьбы людей, прошедших вторую мировую войну, поиски героями своего места, своей линии поведения в сложной обстановке послевоенной жизни.

---

Очутившись в гостиной супруги нотариуса, офицеры поспешили стащить с себя лишнюю одежду. Прилипший к сапогам и маскхалатам снег подтаял и расползался по полу. Тут же распили бутылку шампанского.

Бло пошел доложить начальству. Слышно было, как он объяснялся по телефону в соседней комнате, служившей кабинетом, явно злоупотребляя «Сильвиями» и «Эмилями».

Изрешеченный пулями пленный немец скончался, пока его несли.

— Как раз на кладбище, — констатировал Кале. — Прямехонько от производителя к потребителю!

Завтра, когда минет самая длинная ночь этого года и над Агленом Верхним взойдет заря, партизанский отряд впишет в свой актив первого убитого врага — врага фландрской дивизии.

Они свалились замертво, едва добравшись до своего не отличавшегося пышностью ложа, и спали крепко, счастливые простым человеческим счастьем, оттого что так удачно для них завершилась эта вылазка, вся трагическая нелепость которой откроется им позже. Но с пробуждением вернулись и прежние тревоги.

Как и всегда, Робер начал утро с легкого завтрака. Часов в восемь из штаба снова потребовали сведения о немце, и Бло де Рени в третий раз пришлось попыхтеть над составлением рапорта. Он никак не мог объяснить, а именно этого и добивалось командование, при каких обстоятельствах был убит враг.

— Они вроде бы недовольны, что мы его укокошили, — досадливо сказал он.

— Само с-собой, — ответил Шарли.

— Что вы хотите этим сказать, Шарли?

Тот в ответ только рукой махнул. И Робер подумал, что Шарли знает что-то такое, чего не знают все они. И действительно, Шарли первым из офицеров прибыл на место происшествия.

По распоряжению Бло де Рени отряд отдал последние почести павшему на поле боя врагу. И уже когда все расходились, в воздухе все еще стояла свинцовая тишина. Это не было в обычае партизанского подразделения. Герой дня Ван Вельде покамест никому не показывался. Торжественная месса тоже не разрядила атмосферы, — о чем еще мог говорить священник, как не о том, что покой и мир ожидают на небесах тех, кто творит добро на земле.

И тут появился Ван Вельде, в серо-зеленом свитере и сам весь такой же серо-зеленый. На него налетели со всех сторон, стали поздравлять. И был в этих преувеличенных поздравлениях вместе с оттенком зависти легкий душок гадливости. А Ван Вельде, прежде такой веселый, словоохотливый, любивший и прихвастнуть иногда, сейчас хранил упорное молчание.

За убиенным врагом снарядили выкрашенный в охряно-коричневый цвет грузовичок дивизии. «Там» этому делу придавали очень большое значение. Еще бы, первый ведь!

Робер смотрел на мертвого немца. Конечно, были уже и раньше убитые французы и наверняка немцы — во время бомбардировок, — но тут совсем другое дело. Это первый, кого доставили сюда. Первый настоящий. Убитый их собственными руками. В бою!

Он им был прямо как родной.

Его погоны украшал серебряный галун.

Немножко поспорили о том, фельдфебель он или лейтенант. Дэла побежал свериться с документом насчет рангов противника и вернулся торжествующий. Это не ефрейтор и не капрал, поскольку у него на погонах серебряный галун. И не лейтенант, раз без звездочки. А именно фельдфебель, унтер-офицер. Из его бумаг узнали, что немец — родом из Мюнхена и по профессии адвокат.

Оказывается, они убили переодетого штатского! Ну и что ж, какое это имело значение.

В кармане его мундира нашли фотокарточку: с нее смотрел этот самый немец, одетый в обыкновенный пиджак, а рядом стояла молодая женщина. Женщина, опиравшаяся на руку немца, ничуть не походила на традиционную Гретхен, а скорее уж на американского военврача.

На убитом не было шинели. Несмотря на мороз, он был облачен в суконную гимнастерку. И безоружный. Сведения военного характера, почерпнутые из его документов, особой ценности не представляли.

— По-моему, — сказал Бло де Рени, — тут не пахнет какой-то специально подготовленной операцией. Иначе мы бы все там остались. Наверное, он просто пришел вместе со своими дружками за коровой.

На пряжке убитого немца — Хорста Шварца — были выбиты слова, неприятно режущие слух католика: Gott mit uns[19].

Тело Хорста Шварца увез грузовик. Чтобы отвлечься от безрадостных мыслей, Робер и Дэла пошли взглянуть на корову — эту мирную животину с вздувшимися боками и дряблым выменем, — большая корова, черно-белая — ночь и снег. При свете дня корова показалась им совсем заурядной, несмотря на свою примечательную расцветку.

Как ни силился капитан выдавить из себя веселье и взбодрить общество, собравшееся к завтраку, настроение у всех было подавленное. Малютка Дэла уже больше не сожалел о пропавшем зазря вечере, что нетрудно было прочесть на его лице. Подавал на стол не Ван Вельде, а его коллега Дью, от которого офицеры узнали, что Ван Вельде после того, как его немца увезли, лег в постель и больше не вставал.

После обеда к герою пришел батальонный врач: об эвакуации, конечно, не может быть и речи, но температура у него, пожалуй, высоковата — сорок градусов.

Прошло еще несколько часов, и всем стало окончательно ясно, что какая-то пружина лопнула в механизме партизанского подразделения. Веселье не давалось прежде жизнерадостным людям. Друэн решил пореже наведываться к ним. Он побудет со своими людьми, и, раз у него так много свободного времени, он лучше почитает Андре Жида, его «Дневник». И Алена — «Марс или война под судом»: с Аленом есть о чем поразмыслить.

Тридцать первого декабря тысяча девятьсот тридцать девятого года, вечером, полковое начальство обнародовало свое решение: солдат Ван Вельде, упомянутый в приказе по дивизии, — что предполагало награждение его крестом «За боевые заслуги» — производится в чин капрала, а кроме того, командование будет ходатайствовать о награждении его Военной медалью. Робер пропустил половину текста мимо ушей. Кажется, говорили о «мужестве» Ван Вельде и «хладнокровии», о «готовности выполнить любое опасное задание», о «назидательном для врага примере храбрости наших солдат».

Ван Вельде вернулся к своим обязанностям на кухне. Он то и дело с гордостью поглядывал на свои новенькие суконные нашивки. На ремне у него болтался пистолет капитана.

Во время чтения приказа Шарли открыл было рот, но капитан так странно посмотрел на него, — и моля и приказывая одновременно, — что лейтенант поперхнулся и только промямлил:

— С-сучья война!

— Поздравляю, — сказал солдату Ван Вельде капитан Бло де Рени своим прекрасным певучим голосом, о котором в эту торжественную минуту никто не посмел подумать, что он, как оказалось, очень хорош для приманки коров в полночь. — Вы настоящий герой, капрал Ван Вельде.

Ван Вельде покраснел и проковылял вразвалку к капитану.

Бло что-то невнятно пробормотал, однако Робер отчетливо услышал: «Они ничем не брезгуют». Капитан встал и пожал солдату руку.

— Мой пистолет можете оставить себе. Отныне он ваш.

Потом капитан повернулся к Шарли, молча наблюдавшему сцену, и сказал:

— Благодарю вас.

Для всех так и осталось загадкой, за что капитан Бло де Рени благодарил лейтенанта Шарли.

— Ничего не поделаешь, Шарли, война, — миролюбиво добавил капитан.

Ван Вельде сиял:

— Ох же и обрадоваются папаша с мамашей!

Офицеры пригласили его выпить с ними.

Ван Вельде, человек северного, сдержанного темперамента, не отличавшийся необузданностью и, видимо, ценивший это качество в других, сейчас разошелся. Он устроил удивительное представление: он начал пританцовывать, вернее, перескакивать с ноги на ногу, он почти непристойно дрыгался в какой-то первобытной пляске и, поглаживая себе грудь, хриплым голосом выкрикивал:

А парням ш-Севера…
А парням ш-Севера…
Рога наштавили,
Рога наштазили…

Солдаты подхватили припев. Бло расплылся в улыбке, Дэла хохотал так, что слезы выступили у него на глазах, Шарли возмущенно кричал: «П-подите вы все к ч-черту, тр-роглодиты несчастные!»; а Робер Друэн задыхался от непонятной щемящей боли, затягивавшей его, как трясина, он барахтался в этом мраке, ища в нем просветы, но мрак становился все гуще, лишь кроту да таракану под силу было выбраться оттуда, — и тогда ему почудилось, что он перестает быть человеком.

Глава XI

Робер тряхнул головой, отгоняя воспоминания. Целая жизнь, — все то, что единственно имело для него знамение семнадцать лет назад, — за какие-то несколько секунд, в которые не было произнесено ни единой фразы, ни единого слова, день за днем прошла перед его глазами. Но это были разрозненные картины, не подчинявшиеся логике времени, — несвязные фрагменты фильма о событиях в Аглене Верхнем, в которых участвовала Полуночница, как потом называли в рассказах корову, и к коим, впрочем, возвращались все реже и реже. На многократно увеличенном экране сознания нестройно следовали друг за другом сцены и события, составляя скорее беспорядочный калейдоскоп. Внезапно Робер отчетливо увидел и Шарли, и бегающие глазки Ван Вельде, и внушительную фигуру Бло де Рени, и убитого немца, и худосочную корову. Все, что он считал забытым, на самом деле въелось в сознание, которое запечатлело даже запах коровы!