Юрий Стрехнин - В степи опаленной

• Название: В степи опаленной
• Автор: Юрий Стрехнин
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

На одной из остановок, когда мы выпрыгиваем из теплушки, чтоб постоять на твердой земле и размяться, к нам подходит старик с серебристой щетиной на щеках, в засаленной железнодорожной фуражке без кокарды, в замызганной спецовке с тусклыми форменными пуговицами.

- Нет ли закурить, ребята?-спрашивает он, поздоровавшись. - Маета без курева... Вам-то хоть казенную махорочку выдают.

Щедро снабжаем его махрой, спрашиваем:

- Здешний или присланный? - Мы знаем уже, что многих железнодорожников для восстановления движения прислали из тыловых областей.

- Здешний... - отвечает дед. - Как немец шел, в сорок первом, эвакуировали нас, да не смог я - старуха моя слегла, куда ж с ней? Так и перебедовали до сей поры.

- А что же делал при немцах? Работал на них?

- Да что? - старик, затянувшись, вздыхает, выпуская дым. - Куда было деваться? Немец нас, путейских, мобилизовал. Чтоб движение обеспечивали.

- Ну и как, обеспечивал?

- Да не дуже. Так, чтоб только за саботаж не взял. А бывало, как никто не видит, и песочку в буксу горстку сыпану. Сам по себе малость партизан.

- И то молодец, дед!

- Да что я... - смущается старик неожиданной для него похвалой, потом вдруг, исполнившись гордости, добавляет: - А вы что, думаете, я немцу за паек верой и правдой? Держи карман! Не дождался от меня.

Оглядев нас, говорит с улыбочкой:

- Вот теперь я готовый - хоть по-стахановски! А то ведь смотреть тошно было, как немчура мимо едет. - И вспоминает: - Немцы, которые с весны сюда ехали, веселые были, особенно, если выпивши. Один, помню, подошел ко мне, по плечу рукой похлопал - добрый, значит, чтоб ему пусто, скалится: Курзк Шталинград, Курзк - Шталинград! Курзк - Моска! - похвалялся, значит. А потом, как бои зачались, пошли мимо нас в Германию эшелоны с ранеными - эшелон за эшелоном, да с каждым днем все более. Тут уж немцу не до веселья...

Гудок паровоза прерывает нашу беседу. Прощаемся с дедом, взбираемся в теплушку, состав трогается...

...Вот уже все реже, реже лес по сторонам пути. Снова справа и слева распахивается до самого горизонта степь - уже желтеющая, сероватая, одевающаяся в неброские цвета осени. Кое-где на полях там, где они засеяны, белеют женские платочки - идет уборка: только вручную, никаких машин не видно, да и лошадей маловато. Все делают руки женщин.

Белые платочки издалека виднеются и у самой насыпи - идут восстановительные работы. Когда наш состав проносится мимо, женщины оставляют лопаты, приветливо машут нам, что-то кричат. Мы машем им в ответ. Кто-то из женщин ухитряется забросить в дверь нашей теплушки палочку, заранее приготовленную, вокруг которой обернута и привязана к ней ниточкой бумажка. Развертываем, читаем: Молодому неженатому бойцу. Привет тебе, дорогой боец, желаю успешно бить врагов и вернуться с войны невредимым. Как будешь на фронте, напиши мне письмо, а я тебе буду отвечать. Знай, что будет человек, который станет беспокоиться о тебе, - это я, - и в конце - адрес.

Шумно обсуждаем, кому же вручить это послание? Им пытается завладеть писарь Петька Барсуков, донжуанистый парень, который ведет переписку одновременно с несколькими девушками и каждой изъясняется в пламенных чувствах.

- Нет, Барсуков!-говорим мы ему. - Слишком жирно для тебя будет! - И по общему решению отдаем письмо на палочке другому парню, скромному и тихому, телефонисту. Наше решение продиктовано еще и тем, что он сам из здешних мест, из Курской области, так что с девушкой этой, коль вновь попадет в родные места, встретиться ему будет несложно. А главное - у него совсем-совсем никого не осталось, немцы убили всех его родных, девушки у него, мы знаем, нет - так пусть теперь будет ему хоть с кем переписываться. Только бы жив остался до конца войны...

Я вспоминаю при этом Тарана. Была у него девушка, писем от нее он никому, даже близким друзьям, не показывал, любил перечитывать их украдкой и постоянно носил в кармане гимнастерки, у самого сердца. В чьи-то руки попали они после его смерти? Посмотрели их да выбросили, наверное... А может быть, в медсанбате нашлась чуткая душа, отослала их той девушке обратно? Едва ли. До того ли медсанбатским, когда раненых навалом... Имей я возможность - забрал бы письма и вернул их девушке. Но даже адреса ее не знаю. Когда мы с Валентином обменивались, на всякий случай, адресами родных, он дал мне только адрес отца. После недавно закончившихся боев скольких товарищей не досчитаемся мы, сколько девушек и женщин не дождутся своих милых... А у многих девушек еще и не было никого, и они заботятся, как устроить свою судьбу после войны, которая не вернет многих их ровесников. Вот и та, что забросила к нам в вагон письмо на палочке, тоже озабочена...

Ясным прохладным утром в один из дней начала сентября наш эшелон останавливается на станции Курск-товарная. Мы уже знаем - поредевший наш полк, как и вся дивизия, отведен в тыл, на формировку. Быстро выгружаемся, и вот уже наша походная колонна движется по пыльной степной дороге; место нашего назначения - Куркино, что в двенадцати километрах от Курска.

Куркино - длиннющее село, двумя параллельными улицами вытянувшееся вдоль тихой и неширокой, с крутыми, но невысокими берегами речки Сейм. Здесь нам предстоит пополниться людьми и техникой и заниматься боевой подготовкой, пока нас снова не направят на фронт.

Размещаемся. Под казарму для солдат оборудуем пустые помещения молочнотоварной фермы колхоза, в которой давно уже не осталось ни одной коровы. Полковые службы и офицеры расселяются по хатам. Под штаб полка нам отводят здание конторы колхоза.

Начинает прибывать пополнение, поступает новое вооружение, целыми днями в степи за железной дорогой, почти вплотную прилегающей к селу, идут занятия по тактике, и днем на улицах села пустынно.

Но вечером, когда подразделения заканчивают занятия и возвращаются с поля, начинается оживление. Звучит на улице трофейный аккордеон - куркинские гармонисты все на фронте, их заменяют наши полковые мастера, и в первую очередь Миша Заборов. Под аккордеон до поздней ночи - танцы. В дамах недостатка нет.

А когда танцы кончаются, по укромным местам разбредаются парочки. И потом даже в самый поздний час можно услышать где-нибудь в темном палисаднике, за деревьями, сокровенный шепот. Мгновенные знакомства, быстро возникающие привязанности, нетерпеливое взаимное узнавание - жизнь требует своего, и медлить не хочется: недолгий срок отмерен для встреч, все понимают - скоро опять на фронт. И, подгоняемые этой неизбежностью, неизбежностью разлуки, может быть - разлуки навсегда, рождаются смелые, а то и отчаянные решения война торопит сердца.

С каждым днем сводки Совинформбюро радуют и волнуют все более: наши наступают на широком фронте, значит, скоро и нам... Уже давно освобождены Брянск и Смоленск, наши проходят Донбасс, приближаются к Киеву. Сколько мы еще пробудем здесь, в Куркино, и где будет линия фронта, когда мы снова попадем на него?

Кое-кто из моих товарищей каким-то чудом получил отпуск - правда, очень короткий, только-только повидать близких и вернуться, но все же отпуск. И мы белой, незлобивой завистью завидуем им. Завидуем Саше Сохину - из штабных офицеров он единственный получил отпуск и уехал домой, в Среднюю Азию, где у него семья. Берестов поехал в Москву - получать орден Кутузова, которым награжден за бои под Тросной.

А мне с другими однополчанами в один из дней выпадает удовольствие съездить в Курск - там состоится что-то вроде собрания актива дивизии. Едем на повозках-набирается целая маленькая колонна. Около краснокирпичного здания городского театра - целое скопление повозок, стоят и виллисы начальников. Съехался народ со всей дивизии.

Входим в зал. Отвыкли мы от простых вещей - пройтись по фойе, занять место в зрительном зале, диковинно нам видеть даже самый обыкновенный свет электрических лампочек - с зимы, пожалуй, не приходилось.

Открывается собрание. Докладчик, плотный, немного даже грузноватый полковник, то ли из штадива, то ли из политотдела, теперь уж не упомню, водрузив на нос очки и склонившись к бумагам, рассказывает об итогах боев на Курской дуге и ставит задачи в подготовке к новым. Мы, конечно, слушаем внимательно, но ждем конца доклада с некоторым нетерпением: говорят, будет концерт.

И вот концерт начинается. В ярких платьях колоколом, похожие на бабочек, пляшут девушки. Партнеры их - парни в ладных, обтягивающих гимнастерочках и до умопомрачения начищенных сапогах - наверное, это какой-то ансамбль. Мы особенно пристально глядим на танцовщиц - давненько не видывали женщин, одетых не в военную форму, а так, как и пристало бытьь празднично одетой женщине. Нам немножко грустно: мы смотрим на этих красивых танцовщиц, а далеко, в тылу, наши любимые...

После концерта домой отправляемся не сразу: я уговариваю приехавших со мной на одной бричке пройти по улицам пешком, посмотреть, что это за город такой - Курск. Все же и мы его в какой-то степени обороняли.