Олег Хлевнюк - Хозяин. Сталин и утверждение сталинской диктатуры

• Название: Хозяин. Сталин и утверждение сталинской диктатуры
• Автор: Олег Хлевнюк
• Жанр: История
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-8243-1314-7

На основании архивных документов в книге исследуется процесс перехода от «коллективного руководства» Политбюро к единоличной диктатуре Сталина, который завершился в довоенные годы. Особое внимание в работе уделяется таким проблемам, как роль Сталина в формировании системы, получившей его имя, механизмы принятия и реализации решений, противодействие сталинской «революции сверху» в партии и обществе.

***

Cталинская система была построена преимущественно на терроре. Это сегодня достаточно легко доказать цифрами, фактами. (…) Теперь мы благодаря архивам сумели изучить огромную проблему действительного соотношения общественной поддержки и общественного отторжения сталинизма. Мы, например, знаем, чего не знали раньше, что в 30-е годы в стране произошла настоящая крестьянская война. В антиправительственные движения были вовлечены несколько миллионов крестьян. (…) Голодомор в какой-то степени был реакцией на эти движения, которые действительно продолжались буквально с 32-го года, и в общем-то, на самом деле, крестьянские выступления заглохли потому, что голодные и умирающие люди просто уже не имели физических сил сопротивляться. (…) Теперь у нас есть много фактов о том, как происходила на самом деле борьба с оппозицией, как Сталину приходилось шантажировать некоторых своих соратников — например, пускать в ход компрометирующие материалы для того, чтобы удержать их возле себя.

Само количество репрессированных, а речь идет о том, что за эти 30 лет сталинского существования у власти (я имею в виду 30-е — конец 52-го года), разного рода репрессиям подверглись более 50 миллионов людей, свидетельствует о том, что, конечно же, эта система во многом была основана на терроре. Иначе он просто не был бы нужен.

Нужно просвещать, нужно писать, нужно говорить, нужно разговаривать, нужно приводить факты, нужно наконец эти факты просто знать. Хватит уже оперировать вот этими вот древними, в лучшем случае годов 50-60-х фактами, не говоря уже о том, что хватит оперировать фактами, которые сам Сталин выписал в своем «Кратком курсе». И давайте остановимся. Давайте все-таки начнем читать серьезную литературу. Давайте будем, подходя к полке в книжном магазине, все-таки соображать, что мы покупаем…

О.В.Хлевнюк (из интервью) 2008 г.

---

Вопреки заявленному в письме от 13 сентября намерению отложить решение вопроса о Рыкове до своего возвращения в Москву Сталин решил форсировать события. Уже 22 сентября в новом письме Молотову он предложил «разрешить окончательно вопрос о советской верхушке» — убрать из Совнаркома Рыкова и его заместителя В. В. Шмидта и провести реорганизацию правительства. Сталин предлагал сократить число членов Совета Труда и Обороны, организовать Комиссию исполнения при СНК с целью проверки выполнения решений центра, а также упразднить совещание замов председателя СНК как постоянно действующий орган. Обязанности председателя СНК Сталин предложил возложить на Молотова. На этот раз Сталин просил Молотова обсудить все эти предложения «в тесном кругу близких друзей» и сообщить их возможные возражения[152].

Для рассмотрения письма Сталина «тесный круг», фактически фракционное совещание, от которого были отсечены значительная часть членов и кандидатов в члены Политбюро, собрался 7 октября 1930 г. По договоренности между собой («Мы здесь условились, чтобы каждый из нас написал свои соображения», — сообщал в своем письме Сталину Л. М. Каганович[153]) каждый из участников этого узкого совещания направил Сталину собственное письмо по данному вопросу. Общий же ход обсуждения и его итоги изложил Сталину Ворошилов в письме от 8 октября[154]. Прежде всего Ворошилов сообщил о единогласной поддержке идеи смещения Рыкова: «Дольше терпеть нынешнее положение невозможно». Однако по вопросу о новой кандидатуре мнения разделились. «Я, Микоян, Молотов, Каганович и отчасти Куйбышев считаем, что самым лучшим выходом из положения было бы унифицирование руководства. Хорошо было бы сесть тебе в СНК и по настоящему, как ты умеешь, взяться за руководство всей страной», — писал Ворошилов. Далее Ворошилов постарался обосновать это предложение. Во-первых, льстил он Сталину, «в данный момент, как, пожалуй, никогда раньше, на СНК должен сидеть человек, обладающий даром стратега». Во-вторых, порядок, при котором «штаб и главное командование» находились на Старой площади (там располагался аппарат ЦК ВКП(б)) был, по мнению Ворошилова, «тяжеловесен, мало гибок и […] организационно нечеток». «Ленин, — писал Ворошилов, — и в нынешней обстановке сидел бы в СНК и управлял бы партией и Коминтерном». Стремясь предупредить возражения Сталина, Ворошилов написал о возможных препятствиях к принятию подобного решения: «Они в общем сводятся к трем группам. 1. Международные вопросы. 2. Твое личное настроение и 3. Вопросы непосредственного партруководства». Два первых пункта Ворошилов расшифровывать не стал, так и не прояснив, что он имел в виду под «международными вопросами» (скорее всего, ослабление участия Сталина в коминтерновских делах и нежелательную международную реакцию на слишком откровенную демонстрацию партийной монополии на власть в СССР). Однако хорошо ориентируясь в вопросах большой кремлевской политики и зная настроения и склонности Сталина, Ворошилов специально и достаточно подробно остановился на проблеме «непосредственного партруководства», иными словами, на угрозе отвлечения внимания Сталина от управления партийными делами. Такая угроза, признавал Ворошилов, действительно существует. Однако ее Ворошилов отвел при помощи чисто демагогического приема, вновь ссылаясь на пример Ленина: «Думаю […] нет никаких оснований полагать, что партия и ее органы на 1930 г. менее организованы, прочны (во всех отношениях) и пр., чем то было 10 лет тому назад».

Письмо Ворошилова отражало его точку зрения по поводу смены руководства СНК, а также его понимание позиций отдельных членов Политбюро по данному вопросу. Письма других членов Политбюро Сталину несколько корректировали картину, представленную Ворошиловым. Однозначно в поддержку идеи о «едином руководстве» («как это было при Ильиче») высказался Микоян[155]. Возможно, что столь же однозначно выступал Куйбышев, но его письмо, если оно и было, пока не обнаружено. Что касается Кагановича и Молотова, которых Ворошилов называл в числе своих сторонников, то с ними дело обстояло не столь просто. Молотов в письме Сталину от 9 октября отметил «огромные плюсы» от назначения на пост председателя СНК Сталина, особенно в условиях, когда авторитет СНК упал. Однако одновременно он выдвинул также аргументы против такого решения: Сталин не сможет как прежде руководить Коминтерном и партией (в связи с чем не исключено вообще упразднение поста генерального секретаря ЦК ВКП(б)). В конечном счете от четкого определения своей позиции Молотов ушел. «Во всяком случае этот вопрос можно и должно обсудить только вместе с тобой», — заключил он. Что касается собственной кандидатуры, то Молотов заявил демонстративный самоотвод, посетовав на свою слабость как работника и недостаточную авторитетность[156].

Столь же обтекаемым было и письмо Кагановича, который, как обычно, чрезвычайно старался угодить Сталину и фактически оставлял решение вопроса на полное его усмотрение, заранее соглашаясь с любым результатом. «Из уст партийцев зачастую можно услышать примерно такое: “Вот бы поставить Сталина, это было бы по-настоящему […]” Конечно, это было бы по-настоящему, и партия, и широчайшие массы приняли бы это как настоящее», — писал Каганович 9 октября. Однако тут же высказал свои сомнения: «Во-первых, не сузит ли это решение размаха Вашей работы в частности по коминтерновской линии и, во-вторых, во внутрипартийной жизни. Ведь в особенности в последние годы руководящая роль партии и ЦК поднялась на небывалую высоту и это, т. Сталин, без преувеличения говоря, только благодаря Вам. Основные главные стратегические маневры в хозяйстве, в политике определялись, будут и должны определяться Вами, где бы Вы ни были. Но лучше ли станет, если бы произошла перемена, сомневаюсь. Детальные вопросы хозяйства могут даже отвлечь от обозрения всего поля боя». Все это, делал вывод Каганович, заставляет «остановиться на кандидатуре Молотова»[157].

Более прямой и менее дипломатичный Орджоникидзе в своем письме от 9 октября высказался достаточно определенно: «Конечно, вместо Рыкова надо посадить Молотова»[158].

Судя по письму Ворошилова, ряд членов Политбюро не приняли также предложение о создании Комиссии исполнения. «Куйбышев первый, за ним и я, и Серго высказали сомнения в целесообразности существования такой комиссии», — сообщал Ворошилов. Особенно недоволен был Орджоникидзе, который «опасается, что созданием КИ вносится некоторый элемент, ослабляющий роль РКИ (Наркомата рабоче-крестьянской инспекции, которым руководил Орджоникидзе. — О. X)».

Итак, на основании этих писем можно достаточно подробно воссоздать ход встречи в «узком кругу близких друзей». 7 октября в Москве собрались шесть человек: К. Е. Ворошилов, В. М. Молотов, В. В. Куйбышев, Л. М. Каганович, А. И. Микоян и Г. К. Орджоникидзе. Другие члены Политбюро, работавшие в Москве, — Калинин и Рудзутак — находились на отдыхе (впрочем, скорее всего, они и не входили в группу «близких друзей»), С. М. Киров и С. В. Косиор, руководители Ленинграда и Украины, также были членами Политбюро, но, как обычно, редко появлялись в Москве. Рыкова, формально все еще входившего в Политбюро, по понятным причинам на встречу также не приглашали.

Открыл совещание, скорее всего, Молотов, которому и были адресованы письма Сталина. Задача Молотова заключалась в том, чтобы проявить должную «скромность» и не выказать особой заинтересованности в новой высокой должности. По этой причине Молотов больше говорил о своей неготовности занять столь высокий пост. «Он выражал сомнения, насколько он будет авторитетен для нашего брата и, в частности, для Рудзутака (Рудзутак был заместителем председателя СНК СССР. — О.Х.), но это, конечно, чепуха. Все мы будем его поддерживать, в том числе, я думаю, и Рудзутак. Если бы впоследствии мы ошиблись, тогда Рудзутака можно перевести на другую работу», — сообщал Сталину об этом эпизоде обсуждения Орджоникидзе[159].

На этот эпизод обсуждения инициатив Сталина необходимо обратить особое внимание. Сравнение Молотовым уровня «авторитетности» Рудзутака и своей собственной свидетельствовало о том, что в кругу высших руководителей по-прежнему существовала своеобразная иерархия, основанная пока не на степени приближенности к Сталину (с этой точки зрения Молотов стоял намного выше Рудзутака), а на прежних заслугах. Эта иерархия была важной составной частью системы «коллективного руководства». Вместе с тем заявление Орджоникидзе о возможности в случае необходимости перевода Рудзутака на другой пост было показателем того, что эта иерархическая пирамида была скорее пережитком прошлого, чем реально действующим политическим фактором.

Однозначно высказавшись на заседании 7 октября за кандидатуру Молотова, Орджоникидзе в обоснование своей позиции сослался на свои прежние разговоры со Сталиным. Он, в частности, утверждал, что Сталин всегда возражал против своего выдвижения в председатели СНК по причине «нецелесообразности уже в данный момент полного (в том числе и внешнего, перед всем миром) слияния […] партийного и советского руководства»[160]. Судя по письму Молотова, информацию Орджоникидзе об опасениях Сталина подтвердил также Ворошилов. Однако Ворошилов не считал эти опасения основательными. Так же думал Микоян и, судя по всему, Куйбышев. Что касается Кагановича и Молотова, то на них обсуждение в «кругу близких друзей», видимо, произвело определенное впечатление. В отправленных через два дня после встречи письмах Сталину выражалось понимание негативных последствий возможного назначения Сталина, о которых, кстати, сам Сталин в письмах Молотову даже не упоминал. Можно сказать, что Каганович и Молотов, обдумав услышанное от Орджоникидзе и Ворошилова, изменили свою позицию. Этим и объясняется противоречие между утверждениями Ворошилова о поддержке Кагановичем и Молотовым предложения о назначении Сталина и содержанием писем самих Молотова и Кагановича, в которых они склонялись к варианту, предложенному Сталиным.