Юрий Шушкевич - "Вексель Судьбы" (книга первая)

• Название: "Вексель Судьбы" (книга первая)
• Автор: Юрий Шушкевич
• Жанр: Научная Фантастика

В основе сюжета - судьба двух советских разведчиков-диверсантов, которые в результате хронопортации переносятся из 1942 в 2012 год. В нашем сегодняшнем мире им удаётся быстро "акклиматизироваться" и стать участниками многочисленных событий, связанных с розысками исчезнувшего за рубежом крупного царского вклада. Однако вместо капиталов, лёгших в основу мировой финансовой системы и с известных пор правящих миром, героям романа удаётся обрести сокровища иного рода. Роман интересен многочисленными историческими коллизиями и футурологическими прогнозами, которые, будучи преломлёнными в сознании людей первой половины XX века, зачастую раскрываются с неожиданной стороны.

---

-- Нельзя, Боря, нельзя!.. Если убрать концерт Глиэра, то из программы выпадает восемь минут. Для замены нужны два довоенных шлягера. Причем таких, чтобы были в тему, ибо про колхоз или Днепрогэс тут не споёшь. Самые классные песни, которые ветераны помнят, -- из старых кинофильмов. Мы уже вытащили из фильмов всё, что могли. Но на эти восемь минут нет ровным счётом ничего, хоть самому выходи и пляши!

-- Неужели так ничего и нет?

-- Да, ровным счётом ничего. Всё перерыли -- "Волга-Волга", "Цирк", "Светлый путь", "Истребители". Бравурные марши не годятся. Концерт ведь у нас по жанру лирический, а с лирикой во времена товарища Сталина, ты же понимаешь, были проблемы.

-- Странно, -- с задумчивостью в голосе ответил Борис, переводя взгляд на Алексея. -- А вот ты, Лёш, как историк -- что считаешь?

-- Я считаю, что та эпоха, это правда, не вполне располагала к лирике. С середины тридцатых предчувствие большой войны было абсолютно реальным, весь выбор состоял лишь в том, начнётся она завтра или послезавтра. Но вот через фильмы люди как раз и старались снимать это напряжение. Поэтому кинотеатры никогда не пустовали.

-- А какие фильмы у нас крутили перед войной?

Алексей немного подумал и ответил:

-- Самой популярной, кажется, была "Музыкальная история" с молодым артистом Лемешевым. Но там репертуар, я понимаю, не вполне ваш... Затем был какой-то комедийный фильм про пастуха и свинарку, но он тоже вряд ли подойдёт. К столетию гибели Лермонтова сняли "Маскарад" -- его начали показывать в сентябре, когда немцы рвались к Москве, и смотреть его, должно быть, было ужасно...

-- Ну вот! Всё правильно твой друг говорит! -- оживился продюсер, -- Какая там к чёрту лирика! Драма, да и только!

-- Нет, постойте, -- возразил Алексей. -- Не может так быть. Что же ещё... Ну да, я же совсем забыл про "Большой вальс"! Великолепный фильм, его крутили с лета сорокового. Люди покупали билеты на несколько сеансов подряд!

-- Ну так то же был фильм американский! -- ответил Штурман, снисходительно посмотрев на Алексея.

-- Да, но это ни о чём не говорит. Мне кажется, что именно он занимал в довоенном прокате твёрдое первое место. Об этом у нас нигде не сообщалось, однако ощущение было именно таким -- в кинотеатры очереди стояли. Ведь фильм заряжал какой-то неистребимой надеждой и жаждой жизни. К тому же и сделан он был хорошо, и актёры подобрались великолепные. Одна Милица Корьюс чего стоит -- восемь минут квинтэссенции Штрауса!

Штурман уже открывал рот, чтобы, по-видимому, в очередной раз высказать возражение, однако внезапно задумался, упершись взглядом в асфальт под ногами и скрестив руки на груди.

Алексей, вполне довольный доставшейся ему ролью историка, решил этой паузой воспользоваться:

-- Милица Корьюс -- из семьи русского офицера. Она начинала учиться в Москве, в гимназии на Большом Казённом. Моя ма... моя прабабушка ту же гимназию заканчивала и сохранила воспоминание о первокласснице с необычным именем, данным в часть нашей великой княжны. Многие москвичи помнили о происхождении этой в ту пору уже американской актрисы и оттого относились к ней с особенной теплотой. Но дело не в происхождении. Она была действительно великолепной -- и на сцене, и в пении!

Штурман медленно оторвал взгляд от земли и внимательно, широко раскрытыми от изумления глазами, посмотрел на Алексея.

-- Умопомрачительный вариант! Ведь если ту её арию.. ту знаменитую песню из фильма поставить в программу... Нет, это же гениально придумано! Действительно, я припоминаю, -- то был довоенный супершлягер! Его ведь и по радио должны были крутить, -- обратился он к Алексею, -- вы не знаете, его по радио крутили?

-- Нет, по радио его почему-то не крутили. Тем не менее эту вещь знали абсолютно все.

-- Нет, правда же! Это гениально!... Рождение вальса... Большой вальс!... Как там: та-та, та-та... А перевод в фильме был?

-- Нет, Корьюс пела в фильме на английском. Но, уверяю вас, переводы имелись.

-- Кто же их автор?

-- Многие переводили сами.

-- А вы откуда знаете?

-- Как вам сказать? Просто знаю, и всё.

-- Правда?

-- Да вы не сомневайтесь! Если покопаться, то я один из них, возможно, для вас разыщу. Только найдите подходящего исполнителя.

-- А у вас, у вас, -- тут Штурман с нескрываемым уважением посмотрел в лицо историку, -- есть какие-то варианты по исполнителю?

Алексей внезапно и решительно перевёл взгляд в сторону Марии. От неожиданности та встрепенулась и резко опустила руку с мобильным телефоном, с которого собиралась куда-то звонить. Отошедший в сторону на несколько шагов Петрович вытащил из сжатых губ сигарету и, выпустив клуб дыма, развернулся к разговаривающим. При этом оторванный рукав сорочки, который ему до этого удавалось маскировать, неожиданно отвалился вниз, обнажив поцарапанное плечо.

-- Я могу спеть, -- спокойно сказала Мария, выступив на полшага вперёд.

-- Ты уверена? -- озабоченно спросил сестру Борис, который теперь, оказывалось, был не вполне рад тому, что вместо несложного номера, исключительно на исполнение которого он намеревался уговорить Штурмана, петь его сестре придётся вещь искусную и технически весьма непростую. -- Там ведь, кажется, надо брать самый верх третьей октавы?

-- Ну и что? Возьму.

-- Маш, ты уверена? Ты подумала хорошо? Времени репетировать нет, если провалишься -- считай, конец карьере...

-- Не волнуйся, не провалюсь. А насчёт третьей октавы ты даже не волнуйся - у меня получалось и в четвёртой.

Борис присвистнул.

-- Когда ж ты успела?

Мария, слегка улыбнувшись и лукаво посмотрев на Алексея, ответила:

-- Наверное тогда же, когда он делал свой перевод!

Взбудораженный продюсер, разумеется, намёка не понял, и с неистовой скоростью прокручивая в своей голове все варианты и исходы предстоящей в его судьбоносном концерте замены, незаметно сделал несколько шагов назад, после чего, упёршись спиной в крыло своего автомобиля, сначала инстинктивно отскочил, а затем подтянувшись на руках, молодецки запрыгнул на капот.

Борис, не желая, похоже, смириться с неотвратимостью рискованного предприятия, в которое внезапно перетекла его безобидная идея пристроить сестру на простенький и выигрышный номер, попытался отыграть назад. Взглянув на часы, он громко произнёс, обращаясь к Марии:

-- Ну, положим, ты эту штуку выучишь и даже споёшь. Но оркестр! Как он-то успеет подготовиться? Даже если они всё сию минуты бросят и займутся тобой!

-- Ах, оркестр... -- с нескрываемым разочарованием выдохнула Мария. И на какое-то время воцарилась тишина.

Паузу прервал Штурман. Картинно тряхнув головой с неопадающим коком, он спокойно сообщил:

-- Оркестр -- сможет. Партитуру сделают на компьютере с фонограммы минут за пять. Сыграют с листа. Дирижёр, если надо, пойдёт за голосом. Могут сымпровизировать.

-- Где это ты таких способных отыскал? -- с лёгкой иронией в голосе поинтересовался Борис.

-- Обижаешь! Это же "Кремлёвские виртуозы"!

Борис понимающе развёл руками и кивнул головой.

-- Теперь всё ясно, извини. Ну что ж! Тогда -- почему бы не рискнуть!

Продюсер спрыгнул с машины и продолжил теперь уже стопроцентно деловым тоном:

-- До концерта -- меньше семи часов. У меня есть кое-какие дела, но я перенесу их на последние часы. Сейчас нужны текст, звукоряд из интернета, ну и фоно, чтобы сделать пару проб. У меня нет вариантов, я в пробке. Какие есть у вас?

-- Ко мне на квартиру. Десять минут -- и мы там.

-- Отлично. Только бы вот машину с дороги отогнать...

-- Кажется, вон возле той помойки слева есть местечко, -- подсказал зоркий Петрович.

Штурман не без труда развернул свой сверкающий спорткар в забитом машинами переулке и в районе Сытинского проезда буквально втиснул машину в узкий проём между каменной оградой и ржавым коммунальным контейнером. Последовательно приведя в действие две или даже три сигнализации, он с деловой целеустремлённостью догнал немного ушедшую вперёд компанию, и сразу же огорошил Марию вопросом:

-- Ты уверена, что точно не провалишься?

Снова все остановились.

-- Не провалюсь, -- спокойно возразила Мария. -- Неужели я похожа на дуру или самозванку?

-- Нет, конечно, -- ответил разволновавшийся продюсер и, обращаясь к Борису, уточнил: -- Но мы же все должны понимать, что если будет провал, то я лишь слегка попаду на деньги и пару извинений, а вот для неё -- для неё тогда захлопнутся все двери!

-- Ну и пусть, -- ответила Мария спокойно. -- Только ты, если пообещал, сегодняшнюю дверь не захлопывай!

Уже в квартире на Патриарших, где под аккомпанемент Алексея Мария быстро разучила и с изящной лёгкостью исполнила перед Штурманом наиболее сложные и "улётные", с его слов, пассажи из штраусовской "квинтэссенции", тот, наконец, успокоился и умиротворенно попросил принести выпить "граммов пятьдесят". Однако немного поразмыслив после бокала кубинского рома, он вдруг поморщился и заявил, что заезженное "Утомлённое солнце", предваряющее "Большой вальс", -- "не катит", и потому первый номер нужно срочно менять. Стрелки часов между тем приближались к половине шестого, и по постоянным трелям мобильного телефона продюсера можно было заключить, что его уже заждались в концертном зале.