Юрий Шушкевич - "Вексель Судьбы" (книга первая)

• Название: "Вексель Судьбы" (книга первая)
• Автор: Юрий Шушкевич
• Жанр: Научная Фантастика

В основе сюжета - судьба двух советских разведчиков-диверсантов, которые в результате хронопортации переносятся из 1942 в 2012 год. В нашем сегодняшнем мире им удаётся быстро "акклиматизироваться" и стать участниками многочисленных событий, связанных с розысками исчезнувшего за рубежом крупного царского вклада. Однако вместо капиталов, лёгших в основу мировой финансовой системы и с известных пор правящих миром, героям романа удаётся обрести сокровища иного рода. Роман интересен многочисленными историческими коллизиями и футурологическими прогнозами, которые, будучи преломлёнными в сознании людей первой половины XX века, зачастую раскрываются с неожиданной стороны.

---

-- Да, да, правильно, диггер. Таким образом, друзья, наша старая гвардия не просто в строю, но и активно развивается. Теперь вот и думаю -- надо бы и мне съездить как-нибудь под Сталинград на ту ферму. В конце концов, не век же мне чужой хлеб даром есть!

-- Вы не даром хлеб едите, -- поспешила возразить ему Мария, -- Не спешите, не надо пока никуда не уезжать!

Тем временем в окружающей толпе возникло оживление -- многие из гуляющих начали перемещаться к металлическим парапетам, установленным вдоль Моховой. Глядя поверх многочисленных голов, можно было разглядеть, как со стороны гостиницы "Москва" к площади под слегка плывущие звуки военного марша приближается широкая колонна под кумачовыми знаменами.

-- Демонстрация компартии, -- со знанием дела сообщил Борис. -- Они каждый год организуют шествие на Девятое мая.

-- А другие политические партии как-то участвуют? -- поинтересовался Алексей. -- Правящая партия, например?

-- Нет, не считают нужным. На Красной Площади проходит традиционный военный парад и его, как они полагают, вполне достаточно для выражения памяти и внимания. Коммунисты же устраивают отдельный праздник.

-- И они трижды правы, -- отозвалась Мария. -- Я не сомневаюсь, что две трети шествующих в этой колонне никакого отношения к компартии не имеют и пришли лишь для того, чтобы постоять под знамёнами, цвет которых они продолжают считать своим. Я бы тоже хотела пройтись с ними вместе, жаль, что мы раньше не подумали об этом...

-- А что нам мешает? -- спросил Алексей, выражая готовность начать пробиваться сквозь толпу к шествию.

-- Требования безопасности и десять тысяч полицейских, -- охладил его пыл Борис. -- Теперь перед любым митингом людей обыскивают и, возможно, тайно фотографируют.

-- А фотографировать-то зачем? -- возмутился Петрович. -- Боятся напрямую запретить и хотят, чтобы у людей срабатывал самоконтроль? Прямо какое-то иезуитство...

-- Иезуитство самое что ни на есть! -- Борис зло ухмыльнулся. -- Вся извращенность нашей политики сегодня проистекает оттого, что её подлинные цели не хотят обнародовать. Раньше власть совершенно не боялась свои цели провозглашать -- мировая ли революция, индустриализация, построение развитого социализма... Теперь же -- молчание. Для чего, во имя чего всё делается -- это скрывается даже не от народа, ибо от народа, согласимся, трудно что-либо утаить, а прежде всего от себя самих. Лежащие ныне в основе реальной политики нажива, вседозволенность, разврат, бесчестие, обман доверившихся и спекуляция на святом -- всё это выходит настолько перпендикулярно нормальной человеческой природе, что власть предержащим даже трудно в этом самим себе признаваться. Потому они не жалеют денег на показное благочестие -- отсюда и миллиарды на сегодняшний парад, на подарки ветеранам, на весь этот праздничный антураж. Шутка ли -- обеспечить шествие, охранять до темноты гуляния, устроить салют -- да, всё вроде бы делается правильно, но ведь делается -- с холодным сердцем! Что молчите? Или я неправильно говорю?

-- Всё, наверное, так, -- с грустью ответил Алексей. -- Странно лишь то, что в этом нашем новом мире, в двадцать перовом веке -- страшно подумать! -- когда наука и техника достигли невиданных высот, когда будущее относительно легко прогнозируется и им вполне можно управлять, никто не решается открыто и обстоятельно рассказать о нём! Предложить на выбор варианты, объяснить, что может поджидать людей на пути к каждому из них, предупредить о трудностях... Люди бы всё поняли, обдумали, взвесили и сделали бы согласный выбор. Для несогласных с выбором большинства -- предложить что-то взамен, мы же не после гражданской войны, чтобы сгоряча расстреливать и лишать прав всех несогласных... Однако вместо этого -- молчание. Просто живите, люди, ходите под флагами пусть красными, пусть синими или зелёными, но только не задавайте вопросов о будущем. Его за вас как бы определят другие.

-- Вот молодец! Всё понял, всё усвоил из нашего новояза! -- внезапно прервал Борис. -- Произнёс "как бы" -- самое что ни на есть главное ныне словечко! Как бы! И ведь это не просто словечко -- это целая формулу жизни, по ней всё ныне делается -- как бы!

-- А может быть, друзья, хватит митинговать? -- предложила Мария. -- Оставьте политику для разговоров дома, сейчас же праздник!

-- С удовольствием оставлю! -- немедленно согласился Алексей, переложив розу из одной руки в другую. -- Но я хотел бы всё же подарить эти наши цветы кому-нибудь из тех, кто семьдесят лет назад твёрдо знал, что будущее зависит от собственных усилий и личной твёрдости. Кто боролся за это будущее, шёл на любой риск, был готов к смерти -- причём по-настоящему, а не "как бы"!

Однако, на беглый взгляд, настоящих фронтовиков поблизости не обнаруживалось: из разноликой толпы выделялись лишь несколько моложавых, лет по шестьдесят-семьдесят, полковников, увешанных медалями, такого же возраста капитан первого ранга в чёрном с золотыми кантами кителе да несколько молодых парней в красноармейских гимнастёрках, куда-то целеустремленно протискивающихся сквозь плотные ряды гуляющих.

Алексей с Петровичем переглянулись: выходило, что в этот момент времени и в этой точке пространства лишь они двое могли похвастаться принадлежностью к славному прошлому! Однако думать об этом, пребывая в крепких и здоровых телах, было неловко и тяжело. Алексей ощущал также и неловкость и от ношения великолепной праздничной розы, которая, по его твёрдому убеждению, должна была находиться в других руках. Но где же найти эти нужные руки?

В этот самый момент Петрович подмигнул и лёгким кивком в сторону предложил следовать за собой. Действительно, за поворотом дорожки на скамейке сидели две щуплые и совершенно седые старушки. Одна была в старомодном коричневом жакете, на лацкане которого светилась единственная медаль "За отвагу", другая -- в выцветшей и заштопанной видавшей виды гимнастерке сержанта санитарной службы, теперь немного мешковато сидевшей на её крошечных, сутулых плечах. Наград у второй старушки было чуть больше, но тоже немного -- всего три.

Алексей с Петровичем подошли к ним и, поклонившись, протянули розы. "С праздником вас! Будьте всегда здоровы и радостны!"

Старушки приняли цветы, заулыбались и одна из них начала было вставать со скамейки для благодарности, на что Петрович запротестовал и уговорил её этого не делать. Тогда фронтовички согласно подвинулись, предложив Петровичу место рядом. Петрович не стал спорить и ненадолго присел, а Алексей, Мария и Борис остановились рядом.

Легко и непринуждённо завязался разговор, из которого выяснилось, что одна старушка воевала на 2-м Украинском, а вторая -- на 3-м Белорусском фронтах, что познакомились они уже после войны на общей работе и что долгие годы праздник 9 мая встречали порознь, поскольку собирались с однополчанами в разных местах. Однако вот теперь, когда прежнего множества встреч уже больше нет, они проводят День Победы вместе...

Внезапно рядом появился грузный молодой человек в солнцезащитных очках с ярко-рыжей растрёпанной шевелюрой, выбивающейся из-под тесной, слегка съехавшей на затылок бейсболки и в разноцветной рубашке навыпуск.

-- Моя прабабушка Мария Вениаминовна! -- указывая рукой на старушку в гимнастерке, раскатисто представился он, отчего-то при этом сохраняя серьёзное и насупленное лицо. -- Двадцать шестого года рождения! Героиня!

-- Яшенька, ну зачем же так? -- попыталась робко возразить ему старушка.

-- Чтобы страна знала в лицо своих героинь! -- ещё громче ровным театральным голосом провозгласил правнук. -- А рядом -- её боевая подруга... Василиса Прокопьевна... Да, именно Василиса Прокопьевна. Обе брали Кёнигсберг!

-- Яшенька, Василиса же воевала в Венгрии! -- ответила ему старушка тихим и немного извиняющимся голосом.

-- Ну подумаешь! Из-под Кёнигсберга перебросили в Венгрию! Или наоборот. Чего-чего, а вагонов у Сталина всегда хватало!

-- Яш, ну не надо...

-- А почему это -- не надо? Если День Победы -- то что же: сплошные глупые улыбки и фигуры умолчания? Нет, пусть все знают, что победу заслужили только конкретные люди, вот они, например, -- с этими словами верзила кивнул на старушек.-- А если брать всех вместе -- то совершенно не заслужили. Самолеты были дерьмо, генералы -- дерьмо, солдаты шли в атаку только лишь потому, что сзади стояли пулемёты, а сто грамм спирта отключали мозги... Без американской помощи и заградотрядов не было бы тут никакого девятого мая! Победа этому режиму досталась чудом.

-- Вы хотите сказать, что она была должна достаться Гитлеру? -- с изумлением спросил Алексей.

-- И да, и нет. У меня, у Якова Херсонского, как вы понимаете, свои счеты с Гитлером. Но во всём, если разобраться, виноваты Сталин и Россия. Вы не согласны? Хорошо, тогда объясняю. Россия в последние десятилетия царизма стала бредить социал-демократией. Социал-демократия, как вы знаете, -- явление европейское. Россию же в Европу никто не звал, она сама припёрлась и долго клянчила у порога. Её пустили, а она раз -- и устраивает революцию, заключает с Германией Брестский мир, ломает все европейские планы. Ну, сразу же ей и наказание -- гражданская война и голод. Наказание состоялось -- к ней опять начинают лучше относится, опять приглашают стать культурной...