Юрий Шушкевич - "Вексель Судьбы" (книга первая)

• Название: "Вексель Судьбы" (книга первая)
• Автор: Юрий Шушкевич
• Жанр: Научная Фантастика

В основе сюжета - судьба двух советских разведчиков-диверсантов, которые в результате хронопортации переносятся из 1942 в 2012 год. В нашем сегодняшнем мире им удаётся быстро "акклиматизироваться" и стать участниками многочисленных событий, связанных с розысками исчезнувшего за рубежом крупного царского вклада. Однако вместо капиталов, лёгших в основу мировой финансовой системы и с известных пор правящих миром, героям романа удаётся обрести сокровища иного рода. Роман интересен многочисленными историческими коллизиями и футурологическими прогнозами, которые, будучи преломлёнными в сознании людей первой половины XX века, зачастую раскрываются с неожиданной стороны.

---

-- Понятно. Но прежде этого мне ещё понятно, что тебя что-то сильно расстраивает!

-- Да, не стану скрывать. Затея с моей статьёй с треском провалилась.

-- Не может быть! Что же произошло?

-- Я завершил статью и переслал её посредством компьютерной почты в несколько журналов. Провал полный.

-- Почему ты так решил? Неужели успели прийти разгромные рецензии?

-- Ничего не пришло, мне пришлось звонить самому.

-- Ну и что они ответили?

-- В одном журнале тему назвали "пронафталиненной". В другой редакции мне предложили убрать всё, что связано с коррупцией в эпоху президентства Греви -- якобы могут возникнуть ненужные аналогии. В третьем месте предложили разместить статью в интернете. Я зашёл на страницу их журнала и посмотрел число читателей -- многие статьи не открывались ни разу за несколько лет. А работать в пустоту я не могу.

Мария обняла Алексея со спины и поцеловала в макушку.

-- Какой же ты глупый у меня! Живёшь старыми представлениями! Сейчас везде так. Кстати, у твоего любимого Валери я только что вычитала, что "история -- это наука о том, чего уже нет и не будет". Так что -- прими на вооружение.

-- Валери ни при чём... Я понял другое -- пришло совершенно иное время. В своей предыдущей, если так можно выразиться, жизни я действовал с чувством значимости каждого шага и жил с пониманием, я бы сказал, исключительности. Исключительности не в том смысле, что мой отец работал у самого Молотова и у нас была квартира на Патриарших, а исключительности в смысле величия времени, в котором мы все находились и ход которого напрямую зависел от наших помыслов и действий. Я уверен, что подобное же чувство имелось у абсолютного большинства людей из моего поколения, включая тех, кто был вынужден жить в коммуналках и бараках. Теперь же я отлично вижу, что ничего этого более нет. Нужно просто жить и не мешать жить другим. Поэтому, Машенька, с историей, равно как с наукой вообще, мне придётся завязать... Зато вот Петрович звонил -- говорит, что нужна помощь. Может стоит к нему съездить?

-- Зачем к нему? Ты москвич и интеллектуал, неужели они без тебя помидоры не вырастят?

-- Я тоже страшно не хочу заниматься какими бы то ни было земледелиями и ремёслами. Но бездельничать -- ещё хуже... А вот скажи-ка: как у тебя с приглашениями, гастролями? Давай я попробую заделаться твоим импресарио!

-- У меня тоже неважные вести, Лёш. Не будет никаких гастролей.

-- Но почему же? Как такое может быть? Тебя же приглашали на пробы в Ла Скала и Оперу Гарнье! А тот тип, что сравнил тебя с Мадо Робен, -- я все сто уверен, что он не шутил. Надо напомнить о себе! Если тебе неудобно -- давай этим займусь я!

-- Уже напоминала. Все приглашения на ходу и визитки -- это политес. А тот тип действительно получил государственные деньги на несколько крупных оперных постановок, однако ты же понимаешь -- он теперь за это всем обязан! И не он теперь решает, кто там будет петь.

-- Тогда зачем же он лгал, раздавая обещания?

-- Он думал, что раз я выступаю в президентском концентре, то за меня похлопочут нужные люди. Но нужных людей, увы, -- нет. Мы с тобой нужны только самим себе.

-- А Штурман? Неужели он тоже -- наобещал с три короба, и...

-- Сашка как раз не обманул и постарался помочь мне по максимуму. Но он ведь тоже -- при всём своём блеске мало что может провернуть по собственной воле. Крутит чужие деньги, выполняет какие-то заказы... Однако он прав в одном -- разового успеха недостаточно. Нужно серьёзно заниматься у лучших вокальных педагогов, засветиться в конкурсах, долго и много ездить по миру... Всё это стоит огромных денег, а у него самого их и близко нет. Всё, что Штурман смог -- он переговорил с кое-кем из лучших, на его взгляд, педагогов и предложил помощь в знакомстве с несколькими меценатами. Один меценат вроде бы из Красноярска, другой живёт в Тель-Авиве...

Алексей громыхнул кулаком по столу.

-- Всё ясно, можешь не продолжать! Дожили! Меценаты! Двух недель не прошло, как ты от своего бандюгана освободилась, и что же -- всё заново, снова на поклон? Но скажи -- кто же так всё подло устроил, по какому праву ты должна продавать себя? Идти на жертвы для того, чтобы реализовать твой, только твой, твой собственный, только тебе принадлежащий талант!

-- По такому, Лёшенька, по-нашему праву. Сегодня везде так -- и в Москве, и в Милане, и в Нью-Йорке. Терпи, не скули и, может быть, тогда что-нибудь и получишь.

-- Взорвать бы всех этих меценатов к чёртовой бабушке...

-- Зачем? Что ты этим изменишь?

-- Восстановлю справедливость хотя бы!

Мария поднялась с кресла и вновь обняла Алексея.

-- Вот за эту самую справедливость я никогда не разлюблю тебя, так и знай! Ты, Лёша, и в самом деле -- не от мира сего. Точнее -- не от мира сегодняшнего. Хлебнём же мы с тобой горя... Но я всё равно счастлива буду.

-- Брось, о каком ты горе? Тебе для успеха нужны не меценаты, а лучшие учителя. Смотри, я обещал Петровичу продать наши червонцы, за них мы выручим полтора миллиона. Не ахти какие деньги, но на сезон, может быть, хватит. Не хватит на Милан -- найдём учителей в Москве или Ленинграде. Выступишь на двух-трёх конкурсах, подтвердишь свой талант... Всё получится, Маша, не бойся!

-- А зачем Петровичу полтора миллиона?

-- Он говорит, что надо срочно починить какую-то насосную станцию. Без неё помидоры, которые они уже посадили, не вырастут. А так -- уже осенью он эти деньги с троицей вернёт.

-- Помидоры не вырастут?

-- Ну да. Там же очень жаркий климат, а река -- рядом. Нужно только воду для полива из реки достать и перекачать, для этого и нужна насосная станция.

-- Но тогда червонцы следует отдать Петровичу, иначе его дело прогорит.

-- Петрович перебьётся. Дожди, может быть, пройдут.

-- А если не пройдут?

-- Всё равно у него что-то вырастит. А вот ты -- прогоришь!

-- Не прогорю. Выкручусь. Тем более я уже решила, что будет делать.

-- Что же?

-- Пойду в музыкальную школу учить девочек пению.

Алексей хотел присвистнуть от неожиданности, но поперхнулся.

-- Скажи -- ты это придумала только что?

-- Нет. Давно.

-- Тогда я ничего не понимаю. Ты -- восходящая звезда, у тебя огромный, всеми признаваемый талант. Сейчас мы столкнулись с временными трудностями, но я уверен, мы их преодолеем. Отчего же ты должна опускать руки? Музыкальные школы не закроются, а вот сцена -- одна без тебя обеднеет!

-- Браво, браво! Вот видишь, Лёш -- обещал, что сделаешься такими же, как и мы, -- и всё равно выдаешь в себе "сталинского сокола"! Знаешь, в чём разница между нами? Ты уверен, что все эти проблемы с мой учёбой, со сценой, с антрепризой -- случайные и временные, и их можно преодолеть, если применить напор и натиск -- так, кажется, у вас говорили? А вот для меня всё это -- не превратность, а система жизни. В этой системе отшлифованы и подогнаны все кирпичи, закручены все винтики, распределены все до последней роли. Каждый человек находится на отведённом для него месте, свободные перемещения давно не приветствуются. Все проходы тоже перекрыты -- но не наглухо, иначе стало бы совсем не интересно. Двигаться возможно, но для этого нужно на каждом шагу отпирать очередной замок, а это чего-то стоит. Стоит либо денег, либо благорасположения "меценатов". И ничего другого взамен нет и не будет! Я всё это уже прошла и поняла сполна!

-- Но почему же? Кто мешает нам попробовать? Преграды и негодяи, устраивающие их, существовали всегда. Но ведь есть же ещё и удача! Я лично верю в удачу, без этой веры я не смог бы, наверное, прожить и дня. Давай исходить из того, что у нас есть полтора миллиона и ещё плюсом тысяч двести-триста, если удастся загнать старые фунты...

-- Давай исходить из того, что эти деньги пойдут Петровичу на насосную станцию. Я их не приму!

-- Но постой же... Можно, наверное, попробовать и без денег или пообещать заплатить осенью -- давай я сам поговорю со Штурманом.

-- Не надо с ним обо мне говорить. Если ты это сделаешь -- я испорчу и разорву со Штурманом все отношения!

-- Но это невозможно! Александр рассудительный человек, его...

-- Нет, разорву. И он никогда больше не подаст мне руки и не ответит на мой звонок.

-- И как же ты это сделаешь?

Мария на миг замолчала, и Алексея неприятно поразило, как сверкнули внезапным недобрым огнём её глаза.

-- Я придумаю против него какую-нибудь оглушающую чушь. Знаешь -- я объявлю во всеуслышание, во всех газетах и на телевидении, что он меня домогался на фестивале в Юрмале.

-- Это в самом деле правда?

-- Нет, конечно. Но я сделаю так, что абсолютно все в это поверят.

-- Маш, но ведь ты этого не сделаешь, зачем бросаться словами?

-- Почему не сделаю?

-- Потому, что это бесчестно.

Мария ничего не ответила и, молча поднявшись, подошла к окну. Потом, ещё немного помолчав, произнесла:

-- Ты прав, я не сделаю этого. Но отчего же тогда, скажи, он может почти всё, а мы с тобой -- нет? Не потому ли, что у него фамилия -- Штурман?

-- Я думаю, дело в другом. Просто его фамилия позволяет ему быть более гибким и идти на компромиссы там, где мы тобой, судя по всему, никогда не поступимся принципами. Он же сам рассказывал, что перед каждым новым годом тратит целых три-четыре дня, чтобы лично поздравить абсолютно всех своих знакомых, включая полнейших негодяев и подлецов. Для него пожимать грязные руки без разбора -- часть, как он говорит, его бизнеса.