Стас Северский - Историк

• Название: Историк
• Автор: Стас Северский
• Жанр: Боевая фантастика

Ставший историком ушедшего человечества, Кот изучает мысленные отчеты бойцов и офицеров системы, уничтоженной войной. Работая с бригадой крыс, вскрывших данные архива Центрального управления службы безопасности рухнувшей системы, он узнает истории генералов и простых солдат, создававших и разрушавших этот мир — мир жизни. «Высокоинтеллектуальный» хищник вместе с высокоорганизованными крысами старается объять знания всего человечества.

Стремление к познаниям заводит отважного хищника в память верховного главнокомандующего одной из трех воюющих систем, открывая храброму зверьку период становления абсолютной власти генерала Снегова над тремя системами, объединенными им одним общим врагом, одной общей войной. Так смелый охотник на крыс заглядывает в разум великого диктатора обреченного человечества, вершившего судьбы людей, подчинившего пространство и время, утратившего сущность человека и ставшего богом, перейдя границы жизни и смерти, определенные понятием биохимии.

---

— Пока еще вы делаете кошмарных механических «собак», но скоро вы начнете делать чудовищных людей.

— Я давно не биопрограммист, не забывай об этом.

— Вы нейропрограммист и должны об этом помнить. Вы не можете изуродовать тело человека, но можете изувечить его разум. Вы задаете коды высшей памяти и несете равную ответственность со специалистами, занимающимися низшей памятью.

— Как бы нашу ответственность ни уравнивали, — коды первостепенного значения и первоначальные параметры, определяющие человека, задают разработчики ДНК. Я ставлю задачи высшей коррекции и высшего контроля, не выходя за пределы прописанных ими условий, а только внося уточнения и поправки в их установки.

— Коды высшего контроля подчиняют низшую память. Вы и ваши подчиненные несете равную ответственность с полковником Вэймином и его людьми.

Вэймин… Он всегда был на шаг впереди, выслуживаясь перед генералом Стагом… Вэймин занял мое место, и теперь моя должность крепко зажата в его руках — в когтях «дракона». А меня Стаг отодвинул — сослал в глушь, в десятый блок, занимающийся только контролем. Со временем я вернулся в первый блок. Но мне пришлось перейти на другое поле деятельности и вступить в должность с ограниченным влиянием на личность людей. Я сохранил статус создателя, но круг моих полномочий при построении памяти значительно сузился. Я проектирую одну лишь сложную психику — пишу, пусть непростую, но последующую память. Моя задача серьезна — я задаю людям знания, заменяющие первый опыт познания. Именно на эти знания опирается понимание людьми происходящего, — исходя именно из этих знаний, люди дают оценку событиям и себе. Личность строится на их основе, но только — отчасти, только — достраивается. Я даю людям душу, но — лишь частично, лишь опираясь на данные Вэймина. Мне запрещено писать сложную память, способную перекрыть простую, прописанную им. Противоречия — недопустимы. Они увечат личность, калечат человека. Поэтому я принужден оставаться последователем «дракона». Он задает изначальные параметры, загоняя меня в их тесноту, — он задает направление, вынуждая меня тащиться у него в хвосте. А его создания — они всегда покорны судьбе. Это претит мне. Склонны они к надменности или к робости, к жестокости или к жалости — они всегда покорны и всегда ждут приказа. Они похожи на своего создателя, никогда не выходящего за пределы строгих распоряжений Стага.

Мне тошно от того, что Вэймин выслуживается перед генералом, а генерал — перед наукой… не в настоящем, а в — служебном смысле слова… Стаг — офицер S12, подходящий для всех служб системы, но в сути своей он — солдат, не дающий свободы даже себе. Отстаивая науку, он всегда готов пойти против руководителя, но, только исполняя распоряжение — высшего начальника. Для него не существует приказа главнокомандующего, но только, когда существует другой приказ — верховного главнокомандующего.

— Я — нейропрограммист высшей категории. Никто, ничто, никогда и никак не влияет на мою работу. Иди же.

«Спутник» повиновался и оставил меня прикуривать сигарету от Шлака, из пасти которого вырвался тонкий огненный язычок…

— Шлак, порой мне кажется, что мой адъютант ты, а не он…

Шлак вдумчиво вгляделся в меня, напрягаясь от тяжких для его простого разума мыслей…

— Ты зря так не внимателен к его мнению, Грабен.

— Не думаешь ли ты, что мой «спутник» прав?

Шлак, раздумывая, склонил зубастую голову на плечо, проломленное одним моим офицером, увидевшим страшного «зверька» у себя на груди сразу после подключения… Но Шлак не жалуется на повреждение — он знает, что это заслужено… Я объяснял ему, что он страшный, что ему нельзя подходить к созданным мной солдатам, — особенно, когда их только подключают, когда они еще не до конца понимают происходящее…

— Он прав, Грабен. Ты мрачнеешь день ото дня, делая мне «собак» все чудовищнее и чудовищнее.

— Это из-за Стага, который суровеет с каждым налетом на Шаттенберг. Из-за всего этого служить в первом управлении становится просто невыносимо. Но ничто из этого никак не сказывается на исполнении моих прямых служебных обязанностей.

— Война тяготит и гнетет нас всех, Грабен. Но ты мрачнеешь не только из-за нападений на нашу крепость. И Стага ты ненавидишь не только из-за его суровости. С тобой что-то происходит, Грабен, и это — не угнетенность войной и обстановкой в управлении, а что-то другое.

— С чего ты взял?

— С того, что это началось еще раньше, — прежде первого разрушительного налета на Шаттенберг и прежде первых жестких проявлений Стага. Это началось, когда ты собрал меня, а я помню, что тогда не происходило ничего подобного последним событиям.

— Хочешь сказать, что проблемы не у всех вокруг, а у меня одного?

— Я это и говорю, Грабен. Это тревожит меня. Меня беспокоит будущее, сотворенных тобой людей, — особенно, когда я смотрю на себя в зеркало.

— Моя ответственная служба беспокоит всех, кто видит тебя, Шлак, но это безосновательное беспокойство.

— Меня пугает и одна мысль о том, что ты можешь сделать человека такого же ужасного внутри, как я — снаружи.

— Ты знаешь, что этого не произойдет. Тебе известно, каких качественных людей я кодирую.

— Люди, сделанные тобой, безупречны. К ним не придерешься. Но среди них нет никого особенного, они все — обычные.

— Такие, каких требуют.

— В этом все и дело. Тебе не по душе делать таких людей, так что по ходу дела ты травишь душу скукой все сильнее. Тебе скучна такая деятельность, и ты — не справляешься со скукой. Особенно теперь, когда крушат Шаттенберг и когда Стаг ожесточается.

— Нет, Шлак, просто я служу не на своем месте.

— Винишь Вэймина, занявшего твое старое место? Но на прежнем месте ты делал таких же скучных людей и так же скучал.

— Не так.

— Ну пусть не так, но — скучал.

— В общем, верно, Шлак. Я и засиделся, и застоялся на месте — меня снедает тоска. Но это ничего не меняет и не имеет никакого значения. Я должен делать таких людей, каких требует система, и я — делаю. Я пишу коды, соблюдая правила и не пренебрегая стандартными схемами.

— Выдержишь ты так и дальше — тогда все так тянуться и будет. А не выдержишь — сделаешь очередного человека настоящим чудовищем.

— Я справлюсь со своей скукой. Не думай, что я перечеркну такой глупостью, как послабление, годы безупречной службы. Но с чего ты взял, что, откликнувшись призыву души к движению вперед, я сделаю настоящее чудовище, а не подлинного героя?

— С того, что у тебя в голове только кошмары вроде меня и моей своры.

— Ты ошибаешься, Шлак. Никогда ни один человек не получит от меня ни одного обрывка моего кошмара.

— Только пока ты не дашь ему ни одного обрывка своей души.

— Ты ошибаешься. Я способен создать выдающегося человека, вложив в него свою душу, — человека, вершащего великие дела.

— Трудно в это поверить.

— Конечно, ты же — единственное мое создание, разделяющее со мной мою душу. Но с тобой я разделил душу, погруженную во мрак ночи, а с человеком — разделю душу, озаренную утренним светом.

— А где ты такой свет возьмешь, Грабен?

— Я не так мрачен, Шлак, — свет есть и в моей душе.

— Что-то не верится. Внешность отражает душу, а ты выглядишь не как творец, а как гробовщик, Грабен.

— Не следует судить человека по одному его виду.

— Но у тебя такой похоронный вид, Грабен. Я не уверен, что это ни о чем не говорит.

— Не дело сомневаться в создателе, Шлак.

— Ты дал мне код сомнения в себе, а значит, — и в других, и в тебе.

— Да, я мог дать тебе разум глупой собаки, но дал — разум неглупого человека, чтобы ты не просто верил, что я — главный, а понимал, что я — главный.

— Ты не мой командир — ты мой конструктор и друг, Грабен.

— И конструктор, и друг, и — командир.

— Такого не бывает.

— Создатель — всегда начальник. А хороший создатель — еще и друг.

— Я не слушаюсь тебя — я делаю все, что мне в голову взбредет, а не тебе. Ты собрал меня из заводского шлака — мне это обидно, и этого я тебе никогда не прощу.

— Несносный ты «щенок», Шлак! Прямо черт из преисподней!

— Ну так сделай себе другого друга, если я тебя не устраиваю!

— Я сделаю! И не сомневайся! Это будет особенная «собака»!

— Ладно, делай «собаку». Лучше уж механическую «собаку», чем живого человека. Но знай, что и за «собаку» я на тебя обиду затаю и не буду тебя слушаться из мести.

— Глупый «щенок»! О чем ты только думаешь?!

— Обо всем, Грабен. Но больше всего — о себе.

— Ты — моя «собака». Ты должен думать больше обо мне, чем обо всем другом.

— Это ты дал мне личность. Я не могу не думать о себе — я же отделяю себя от других и от тебя. Самосознание и самопознание — суть личности. К тому же ты дал мне кусок своей эгоцентричной личности. Я — твое отражение, Грабен.