Елена Лагутина - Солнце ближе

• Название: Солнце ближе
• Автор: Елена Лагутина
• Издательство: ООО «Издательство АСТ»
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2003
• ISBN: 5-17-018188-4

…Скромная серая мышка готова под влиянием многоопытной лучшей подруги превратиться в прекрасную принцессу и найти своего принца?

…Почти так. С одним маленьким «но» возлюбленный Вики — БЫВШИЙ МУЖ ее лучшей подруги Леры!

Что определит теперь решение Леры — зависть к удачливой сопернице или преданная многолетняя дружба?

Что решит судьбу Вики — женская солидарность или НАСТОЯЩАЯ ЛЮБОВЬ?

---

Но он, казалось, абсолютно ничего не замечал. Он был совершенно спокоен, все так же преданно смотрел в глаза и восторженно реагировал на каждое ее слово. Вернувшись на кухню, они некоторое время разговаривали обо всяких пустяках — о погоде, почему-то о бездомных собаках, о курсе доллара и евро. Павлик неожиданно отказался от пива, решив выпить чашку чаю. Не допив и до половины, он внезапно поднялся и произнес:

— Я, наверное, пойду.

Вика от удивления потеряла дар речи.

Они встречались уже почти два года. Сколько раз за прошедшие два года Павлик приходил к ней домой? Сто, двести, а может быть, триста раз? Случалось, что Павлик никуда не спешил, несколько раз даже оставался ночевать. Случалось, что он торопился. Но еще ни разу — ни разу за все время их отношений — не случалось такого, чтобы Павлик ушел, не выполнив свой «супружеский долг». Каждый раз, когда приходил Павлик, они занимались любовью. Всегда. Иногда долго, два или три часа, медленно, лежа в постели. Иногда — быстро, почти не раздеваясь, в прихожей или в ванной, на кухне, если Павлик спешил уйти. Павлик, несмотря на возраст, в этой области человеческих отношений пока не знал проблем. Так что же случилось сегодня? Вика не могла поверить в то, что слышала. И пока она сидела, молча и удивленно глядя перед собой, он уже успел скрыться в дверном проеме…

— Павлик! — Она бросилась за ним, схватила его за плечи, развернула к себе… И сразу поняла, в чем дело. «Он все знает… Он все понял, он просто боится, что я наконец скажу это вслух! Он убегает, убегает от меня, от этого разговора…»

Некоторое время они стояли, пристально глядя друг другу в глаза. Вика первая не выдержала и опустила взгляд. И в тот же момент он тихо спросил:

— Что, надоел старик? Совсем надоел?..

Вика молчала, не поднимая глаз. Голос у Павлика дрожал, и ей вдруг захотелось крикнуть ему: не говори так, не смей быть таким жалким! Нет ничего ужаснее в жизни, чем бороться против слабого. Ведь он мужчина, он должен, просто обязан возмутиться, ударить ее, наговорить ей кучу гадостей. Все, что угодно, только не эта рабская покорность!

— Послушай, — так же тихо ответила она, — давай… давай поговорим. Пойдем в комнату.

— О чем, Вика? О чем здесь говорить? О том, что тебе двадцать восемь, а мне — пятьдесят один?

— Не в этом дело, — она закусила нижнюю губу и даже не почувствовала боли, — хотя в этом тоже. Это так сразу не объяснишь. Пойми, я тоже уже не молодая. Мне не пятьдесят, но и не двадцать. А наши с тобой отношения, они… они себя уже давно исчерпали. Я хочу, чтобы у меня в жизни тоже было что-то свое.

Вика наконец подняла на него глаза. Сотни слов, десятки заготовленных фраз в тот же момент испарились, не оставив в памяти ни малейшего следа, — она увидела, что он плачет. Плачет не так, как обычно плачут люди — в голос, роняя слезы. Он молчал, его лицо не было искажено гримасой, а глаза продолжали оставаться сухими. Но в них застыла такая ужасная боль, которую нельзя сравнить ни с чем, которую невозможно выразить даже самыми отчаянными рыданиями и стонами.

— Прости меня, — тихо сказала она и слегка коснулась пальцами его руки.

В ту же секунду он схватил эту руку и принялся осыпать лихорадочными поцелуями.

— Вика, родная, — торопливо зашептал он, не отрывая губ от ее пальцев, — я понимаю, я все прекрасно понимаю. Ты молодая, ты хочешь жить. Милая, родная моя! Так разве я… Разве я когда-нибудь ограничивал твою свободу? Ты ведь можешь вести тот образ жизни, который считаешь нужным! Хочешь работать — иди работай, хочешь сидеть дома — сиди дома! Со мной у тебя никогда и ни в чем не будет нужды! Вот и квартиру, в самом центре… — Внезапно он осекся и замолчал. Безвольно разжав пальцы, выпустил Викину руку и тихо произнес: — Да что же я… что же это я такое говорю.

Но Вика, почувствовав, что у нее наконец появился повод для гнева, тут же ядовито произнесла:

— Квартиру, говоришь? Что ж, можно. Только, если ты не против, в этой квартире я буду встречаться с любимым мужчиной. Если ты готов сделать мне такой щедрый подарок…

— Вика, — он резко оборвал ее, внезапно, в первый раз за прошедший вечер, проявив непривычную решительность, — давай не будем говорить друг другу гадости. Я совсем не хотел обидеть тебя. Ты ошибаешься, полагая, что нам нужно расстаться. Я вчера весь вечер об этом думал. Знаешь…

— Ты, — теперь настала Викина очередь перебивать, — ты думал об этом вчера? Вчера?

Она не могла понять, что ее так сильно задело. Что-то странное, неприятное, чего не должно быть… Она застыла без движения, пораженная, почти не мигая, глядя в его глаза. Именно в них она прочитала ответ на свой вопрос — и все же задала его, не в силах поверить в то, что не ошиблась в своих подозрениях:

— Этот рассказ про твою дочь… Ты знал?! Ты понял еще тогда… Так, значит, ты специально?! Ты не случайно вспомнил? Неужели?!

— Не случайно, — прошептал он одними губами, низко опустив голову, — прошу тебя, Вика. Ты слишком жестока со мной. Да, я еще в тот день… Не знаю, как тебе это объяснить. Мне было страшно. Я увидел тебя — и все понял. Я был не готов. Пойми, прошу тебя. Я был не готов к этому разговору. Я не хотел услышать от тебя эти слова. И, знаешь, если честно, я никуда не уезжал. Не было никакой командировки. Мне просто необходимо было подумать… Прости меня.

— О Боже, — Вика застонала, — неужели ты думаешь, что жалость способна…

— Нет, я так не думаю, — снова перебил ее Павлик. — Это была отсрочка. Тайм-аут. Жалость — не способна. Только любовь…

В его последних словах сквозила робкая, едва уловимая надежда. Но Вика, пораженная своим внезапным открытием, уже не пыталась быть тактичной.

— Послушай, я не понимаю. У тебя есть жена — возможно, она тебе надоела. Что ж, такое случается. Но у тебя есть куча денег. С твоими деньгами ты можешь менять женщин как перчатки. Ты можешь найти себе любовницу моложе меня. Ты можешь иметь десять, двадцать, сколько угодно… Все зависит от суммы!

Она смотрела не отрываясь в его лицо. Он весь сжался — каждое ее слово было для него равносильно удару плети. «Ну что же ты, — скомандовала она самой себе, — добей! Проведи сквозь строй — до конца!»

— Так что не теряйся. Ты вполне способен найти замену!

Некоторое время они стояли в полной тишине, глядя друг на друга. Вике казалось, что сейчас он не выдержит ее взгляда, повернется и уйдет наконец, дав ей возможность упасть на диван и разрыдаться. Но вместо этого он тихо, слегка дрогнувшим голосом произнес:

— Я люблю тебя, Вика.

— Да что же это такое, в конце концов! — Она беспомощно развела руками. — Бьешь по одной щеке, а он другую подставляет! Это ж невыносимо… Я не верю тебе! Не верю! Ты не можешь меня любить!

— Я люблю тебя, — тихо повторил он, — с того самого вечера… Ты помнишь, мы сидели в ресторане. Ты была в темно-синем платье…

— Замолчи! Сейчас не время для сентиментальных воспоминаний!

— Я знаю, — едва заметно улыбнувшись, ответил он, — они для тебя ничего не значат. Ты, наверное, и не помнишь…

— Ты не знаешь! Ты не можешь этого знать! Прекрати, замолчи сейчас же! — Вика бушевала, не в силах взять себя в руки, видя его слепую и рабскую покорность, это всепрощение, которое казалось ей неуместным и ненужным. — Ты помнишь, три дня назад я сказала тебе, что иду к подруге на день рождения? А ведь я никуда не ходила! Я была дома, здесь, с мужчиной. Я спала с ним на той же постели…

Вика не договорила, внезапно почувствовав, что переступает невидимую грань дозволенного. Удар ниже пояса она всегда расценивала как самую последнюю подлость, и не важно, кто наносил этот удар — мужчина или женщина.

Павлик как-то странно скривил губы. Если бы не глаза, словно покрытые невидимой пеленой страдания, можно было бы подумать, что Павлик широко улыбается. Уголки его губ поползли вниз — но уже через долю секунды снова вернулись наверх, и лицо приняло непроницаемое выражение.

— Я это знаю. Этот запах, который остался на постели, твои губы… Я знаю.

— Знаешь? — недоверчиво переспросила Вика. — Черт бы тебя побрал, ты все обо мне знаешь! Ты знаешь все мои мысли, все мои чувства, ты можешь предсказать наперед все мои действия… Тогда, может быть, ты скажешь мне, сколько у меня было любовников за те два года, что мы с тобой встречаемся?

— У тебя не было любовников. Ни одного. Ты изменила мне первый раз, Вика. Разве не так?

Вика молчала. Казалось, у нее не осталось сил для того, чтобы бороться. Подняв на него беспомощный взгляд, она тихо ответила:

— Так. А теперь уходи, прошу тебя, Павлик. Очень прошу тебя — уходи.

— Ты окончательно все решила? — спросил он ровным и спокойным голосом.

Вика нашла в себе силы только для того, чтобы кивнуть головой, не поднимая глаз. Павлик медленно повернулся к выходу.

— Если тебе что-нибудь будет нужно, — полуобернувшись, добавил он, — прошу тебя, не стесняйся и не думай, что это тебя к чему-то обяжет.