Остап Лысенко - Микола Лысенко

• Название: Микола Лысенко
• Автор: Остап Лысенко
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1960

В этих воспоминаниях — интереснейшие страницы жизни Миколы Лысенко, основоположника украинской классической музыки, собирателя и популяризатора народного творчества.

Среди выдающихся деятелей украинского искусства Микола Лысенко — одна из самых ярких фигур. Не случайно дом Лысенко стал своеобразным центром не только музыкальной, но и всей украинской культуры. Здесь бывали известные писатели, музыканты, артисты, художники. Иван Франко и Леся Украинка, Михайло Коцюбинский и Микола Садовский, Нечуй-Левицкий, Кропивницкий и многие другие. И о них эта книга.

Личные, непосредственные воспоминания автора дополнены новыми архивными документами, ценными письмами.

В них живой голос народного композитора, его любовь к Украине, тревога за ее судьбу, вера в народ и его будущее.

---

Леся! Наша Леся! Кажется, совсем недавно прибегала она к нам, выдумывала для лысенковых малят такие игры, от которых ходуном ходил весь дом. Милая соседка, первая царевна наших детских снов и наш первый режиссер! Что сталось с тобой, Леся?

Тяжкая болезнь выпила девичий румянец, тревожные думы прорезали глубокими морщинами чистое, благородное чело, только очи пламенели давним, юным огнем.

В этом хилом, болезненном теле жил и ежеминутно заявлял о себе могучий дух борца. Как оживала Леся, как менялось в одно мгновение ее лицо, когда кто-то заводил разговор о том, что всегда волновало ее!

Помню, после литературного диспута какой-то панок виршеплет стал утверждать, что, дескать, только та поэзия вечна, которая «реет над нами и не грязнит свои одежды в болоте жизни».

Леся смерила новоиспеченного защитника «штуки для штуки» («искусства для искусства») с ног до головы и тихо сказала:

— А вы, добродию, закажите ходули и витайте себе на здоровячко над «болотом». Может, и не запачкаете свои одежды.

Замолк панок, будто воды в рот набрал.

В последний раз я видел Лесю на литературном вечере. Собралось много молодежи. Лесю (она сидела рядом с матерью) сразу узнали.

— Лариса Петровна, прочитайте нам что-нибудь, — попросил, набравшись храбрости, юноша в студенческой тужурке.

— «Досвітні вогнї»! «Досвітні вогнï»! — зарокотал зал.

Леся на небольшой эстраде. Молодежь долго аплодирует любимой поэтессе. Она поднимает руку, словно хочет погасить этот порыв искреннего восхищения и преданности.

Наступает тишина. Напряженная тишина. Устало и тихо звучит голос:

Ніч темна людей всіх потомлених вкрила…

И вдруг, как снежная лавина, как горный поток, ликующий, зовущий:

Досвітні вогні, переможні, урочі
Прорізали темряву ночі.
Ще сонячні промені сплять, —
Досвітні вогні вже горять,
То світять їх люди рабочі.

Откуда это горение, эта сталь в слабом больном голосе?

…Вставай, хто живий, в кого думка повстала!
Година для праці[43] настала!

И снова гремит, грохочет зал. Под этот гром Леся как-то незаметно выбралась из клуба. Больше мне не пришлось ее видеть.

Среди почетных гостей клуба хорошо помню и Днипрову Чайку.

Как-то под вечер на пороге нашей гостиной появилась невысокая худенькая женщина с лицом, на котором так и синели большие печальные не глаза — очи.

Отец сразу бросился ей навстречу.

— Здравствуйте, Людмила Алексеевна![44] Вот и до нас залетела Днипрова Чайка, редкостная птица в старом Киеве!

— Чайка, да не та, — грустно улыбнулась гостья. — Обвисли крылья, поседели перья. Не тот уже лет, не та песня, дорогой Николай Витальевич.

— Э, нет! Рано Днипровой Чайке из лета выбывать. Долго ей сеять «чесні думи, щирі, молоді».

На столе появился самовар. Отец, вспоминая общих знакомых, все расспрашивал о литературной и музыкально-артистической жизни в Херсоне, о творческих планах поэтессы, делился клубными новостями.

О Днипровой Чайке, известной в то время писательнице, слыхал я от отца и раньше. Знакомство их состоялось еще в 80-х годах во время ее довольно частых приездов в Киев из села Короливка (ныне Попелянского района), куда она вместе с мужем была выслана из Херсона как «политически неблагонадежная».

В нашей библиотеке были почти все произведения Днипровой Чайки. Отец любил ее стихи, проникнутые глубоким уважением к народу, поэтические миниатюры в прозе, новеллы, повести.

«И люди невеселые и села невеселые» густо заселили и стихи ее и прозу.

— Есть в этой строфе что-то некрасовское, не так ли, Остап? — как-то заметил отец, перечитывая вслух, одно из стихотворений поэтессы:

Думка про хліб розбудила
Рано голодне село.
Всяке, що мало ще сили,
Роздобувати пішло,
Де б то чого попоїсти,
Чим пропалити в печі.

Знал я о творческой, весьма плодотворной дружбе Миколы Лысенко и Днипровой Чайки. Известные детские оперы «Коза-дереза», «Пан Коцький», «Зима и Весна», о которых уже шла речь в этих воспоминаниях, были созданы отцом по либретто писательницы.

— А какая певунья наша Днипрова Чайка — настоящий соловейко! — восторгался отец. — Главное, душу народной песни чует. Немало мелодий записал я в разные годы с ее голоса.

…Вижу у рояля скорбную фигуру в темном платье, неподвижную, словно выточенную из черного мрамора. Нежным, гибким голосом, чистым лирическим сопрано напевает:

Ой, під горою, під кам’яною
Там сидів голуб з голубкою.

В короткой, как дыхание птицы, песне — целая повесть о любви со счастливым началом и трагическим концом. Пальцы отца едва касаются клавишей:

Цілувалися, милувалися,
Сизими крилами обіймалися.

Но вот уже не пальцы, а десять соколов падают на струны.

Голос Днипровой Чайки — весь тревога, предвидение неминучей беды:

А біда рядом кружляє,
Налетів орел з крутої гори,
Розбив-розлучив голубів з пари.

Кукушкой-жалобницей заливается Чайка, печально поют струны рояля:

Голубка ходе, жалібно гуде,
Що вже з голубом жити не буде.

Чувствуешь: что-то свое, выстраданное, пережитое, вкладывает эта рано поседевшая женщина в песню.

— Минуточку, Людмила Алексеевна, — заговорил Николай Витальевич, когда наша гостья стала собираться домой. В его глазах хорошо знакомые искорки-смешинки.

— Послушайте еще одну вещь.

Заиграл напевая:

Отак же часами, як рожа[45] в пустині,
Міняється серце од ласки в людині.

И надо было видеть, как молодо зарделась Днипрова Чайка.

— Спасибо вам, дорогой Николай Витальевич, за сюрприз, за чудесную музыку, за ласку.

А через несколько дней «Єрихонська рожа» — новый романс Лысенко на слова Днипровой Чайки — впервые расцвела на очередном клубном концерте.

Клубные концерты. Они проводились еженедельно (по субботам или воскресеньям). Приглашенные исполнители выступали в этих концертах «гратис», то есть без всякой оплаты. Много требовалось энергии, изобретательности, чтобы обеспечить на каждую неделю интересный концерт!

Часто выручала клуб школа Лысенко с ее отборным составом вокалистов, инструменталистов, чтецов.

— Кто не любит и не уважает культуру других народов, тот и свою национальную культуру не знает и не любит, — говорил отец, все чаще приглашая на клубные вечера опытных музыкантов-исполнителей киевской оперы и других музыкальных коллективов. Инструментальные ансамбли (дуэты, трио, квартеты, секстеты) под руководством и с участием отца знакомили украинскую общественность с произведениями Бетховена и Глинки, Бородина и Шумана, Чайковского и Шопена, Мусоргского и Моцарта.

Бывало, возвращаемся с отцом после такого концерта домой. Бодро постукивает палкой-топориком по тротуару, напевая тихонько какую-то незнакомую мелодию.

— А что, Остап, не без пользы прошел у нас сегодня вечер? Кто начинает понимать музыку, тот поймет и людскую душу.

Перегруженный повседневной педагогической и творческой работой, всегда озабоченный делами школы, отец, что ни вечер, хоть на час да заглянет в клуб.

— Нигде так не отдыхается, как здесь.

И действительно, нигде не видели его в те годы таким бодрым, как в скромном доме Украинского клуба на Владимирской улице.

Тянуло сюда отца и то, что здесь он постоянно встречался со своими друзьями: известными писателями, артистами, музыкантами. Часто посещали клубные вечера артисты из театра Миколы Садовского. Однажды Садовский даже спел под аккомпанемент отца известную думу из «Невольника» Шевченко.

На клубных вечерах, как в свое время на вечерах «Литературно-артистического общества», бывали мастера русской сцены (театра Соловцова) и русских музыкальных кругов. Хочется, однако, заранее предостеречь от ошибочного представления об исключительно мирном, идиллическом существовании клуба.

И среди посетителей и в правлении клуба были украинские буржуазные националисты. Иногда они пробовали играть первую скрипку, открыто высказывали свое враждебное отношение к самому присутствию в украинском клубе «москалів», а «москалями» они считали всех разговаривающих на русском языке.

«Вон из нашей хаты все московское!» — таким был их лозунг.

— Мы не делаем никакого различия между посетителями клуба любой национальности, только бы они уважали наши клубные порядки, — резко отвечал отец этим господам.

При жизни отца националистам так и не удалось захватить руководство, но в стычки с ними ему приходилось вступать не раз.