Остап Лысенко - Микола Лысенко

• Название: Микола Лысенко
• Автор: Остап Лысенко
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1960

В этих воспоминаниях — интереснейшие страницы жизни Миколы Лысенко, основоположника украинской классической музыки, собирателя и популяризатора народного творчества.

Среди выдающихся деятелей украинского искусства Микола Лысенко — одна из самых ярких фигур. Не случайно дом Лысенко стал своеобразным центром не только музыкальной, но и всей украинской культуры. Здесь бывали известные писатели, музыканты, артисты, художники. Иван Франко и Леся Украинка, Михайло Коцюбинский и Микола Садовский, Нечуй-Левицкий, Кропивницкий и многие другие. И о них эта книга.

Личные, непосредственные воспоминания автора дополнены новыми архивными документами, ценными письмами.

В них живой голос народного композитора, его любовь к Украине, тревога за ее судьбу, вера в народ и его будущее.

---

Энергией, неукротимым духом борения насыщен хор Лысенко. Маршевая мелодия заключительной части дышит верой восставшего народа в окончательную победу над палачами. Хор «Ой що в полі за димове» послужил важной вехой к созданию знаменитого хорового гимна «Вечный революционер», где над царством тьмы торжествует «дух, що тіло рве до бою», восставший народ.

«Вечный революционер» был написан Н. Лысенко летом 1905 года на даче в Китаеве. Утром он, как всегда, ушел в лес «на работу». Весь день провел на своей любимой поляне и вернулся домой поздно. Поздоровавшись, возбужденно заходил по веранде. Нам всем показалось, что он принес какие-то важные политические новости (только ими и жили в то грозовое время). Но неожиданно для всех Николай Витальевич подошел к роялю, стремительно откинул крышку и ударил по клавишам. Незнакомые звуки все росли и крепли, тревожные, призывные. Но вот в мелодию вплелось:

Вечный революционер —
Дух, стремящий тело к бою,
За прогресс, добро, за волю, —
Он бессмертия пример.

С какой светлой силой зазвучали хорошо знакомые слова! И, словно сговорившись, все подхватываем торжественную и величавую мелодию:

Всюду голос клич ведет:
У соломенного крова,
У станка мастерового, —
Там, где горе слезы льет.

Фанфарные, упругие, бодрые аккорды рвут сонную тишину китаевской ночи:

Крепнет сила, призывая,
Чтоб восстали, добывая
Детям, если не себе,
Долю лучшую в борьбе.

И снова зовет, ведет за собой импровизированный хор, усталый, но ликующий голос отца:

Разве есть на свете сила,
Чтоб ее остановила,
Чтоб затмила, словно тень,
Разгорающийся день? [42]

— Не знаю, поздоровится ли автору, но гимну обеспечена долгая жизнь, — заметил кто-то из гостей. — Вы, Николай Витальевич, не песню, а бомбу сотворили. Синие мундиры не простят вам этого.

Тут же стали думать-гадать, как популяризировать «Вечного революционера». Напечатать, конечно, невозможно, о концертном исполнении тоже не могло быть и речи.

— Если нельзя легально, — тут же решил Николай Витальевич, — то выпустим нелегально,

Вскоре небольшой кружок посвященных разучил в помещении музыкально драматической школы Лысенко «Вечного революционера». Из этой искорки и разгорелось пламя. Гимн «пошел в люди», полюбился рабочим и студенческой молодежи, стал песней-знаменем маевок и демонстраций.

«Вечный революционер» — венец хорового творчества композитора. Народность, ярко выраженный национальный колорит гимна типичны для Лысенко. Но ни в одном произведении, созданном до гимна, не прощупываются так отчетливо новые интонации боевого, революционного марша.

«Вечный революционер» — духовный брат «Марсельезы», «Интернационала» не только по идее, но и по звучанию.

В этом произведении оба творца его, Франко и Лысенко, в одном страстном порыве приветствовали могучую поступь миллионов, их борьбу за волю, за «разгорающийся день».

День этот рождался в муках, в крови. Помню, на столбах, на стенах домов царский манифест с двуглавым орлом.

Незнакомые люди на улицах обнимаются, целуются. У всех на устах: «Манифест», «Конституция». На думской площади — толпы народа.

А к вечеру грохнули первые залпы. Проклятия и гневные крики, стоны раненых и умирающих — все смешалось. Я пробирался какими-то незнакомыми переулками, бежал, точно подталкиваемый в спину. Уже стемнело, когда выбрался на нашу улицу. Гляжу— мне навстречу отец. На нем лица нет.

— Слава богу, живой! Не раненый?! Вот тебе и Юрьев день! Вот тебе и царская конституция!

Всю Украину охватило революционное пламя. Горела земля под ногами помещиков. Бастовал Донбасс. Восстали железнодорожники Харькова, Киева, Одессы, Знаменки.

— Ничего, поделим землю, — несколько дней спустя снова раздался в нашем доме знакомый голос Калиты. — Свою, мужицкую конституцию установим.

10 октября 1905 года паровозные гудки стали сигналом к всеобщей забастовке на Юго-Западной дороге. В тот же день знаменские железнодорожники избрали врача Лысенко — большевика-ленинца — председателем революционного комитета. Отец с нетерпением ждал вестей из Знаменки. Но только в декабре, после разгрома московского восстания, поздно ночью к нам постучался железнодорожник, один из многочисленных пациентов и друзей Андрея Витальевича. Оказалось, арестованы все члены Знаменского ревкома. Андрей Витальевич без следствия и суда отправлен по этапу в Сибирь.

Весной 1906 года дяде, уже тяжело больному, удалось бежать из Вятки. С апреля по май он прятался в Киеве на нашей квартире.

Жандармы не прекращали розыски врача Лысенко — «возбудителя рабочей массы ко всяким беспорядкам». В Киеве ему больше нельзя было оставаться. Отцу удалось раздобыть для брата заграничный паспорт. Наступил час расставания. До самого рассвета просидели мы в комнате Андрея Витальевича.

Навсегда врезались слова, сказанные им отцу на прощанье:

— Разными идем мы путями, разным оружием боремся, да всю жизнь, брат, одному хозяину служим — народу. Наступит светлый день, и народ вспомнит нас, обязательно вспомнит!

Как ни крепился дядя, грустным вышло прощание. Видно, чувствовал он, что в последний раз видит зеленый Киев, высокие днепровские кручи.

За границей Андрей Витальевич жил сначала в Швейцарии, затем переехал во Львов, где с помощью Николая Витальевича устроился на работу в «народную больницу».

* * *

В дни революции 1905 года музыкально-драматическая школа Лысенко не без ведома ее директора-учредителя не стала прятаться в тихой заводи «чистой музыки», а двинулась навстречу буре. Некоторые ученики школы (Коваленко, Микиша) влились в васильевскую боевую дружину, организованную для борьбы с черносотенцами. Дружинники часто собирались в школе. Даже подпольная большевистская касса хранилась (снова-таки с ведома Николая Витальевича) в школьном сейфе.

Как вспоминает М. Микиша, отец всегда говорил ему в эти дни:

— Делайте все осторожно, мудро, а я будто ничего не знаю.

И позже отец требовал от своих учеников, участников революционных кружков, суровой конспирации. Лишь так и можно было сберечь школу, когда вокруг одно только и слышишь: «Такой-то — арестован, такой-то сослан, такой-то повешен».

— Снова беснуются тираны. — Отец тяжелой поступью меряет кабинет, мрачный, чернее черной земли. — Но ни «солдатские приклады, ни орудия, ни раны, ни поповские обманы, ни шпионов ремесло» не сломят народ.

Тучи реакции не придавили к земле и самого композитора. Не случайно именно в эту пору он онов'а возвращается к давнему замыслу. Последняя ночь приговоренного к смерти революционера, его переживания накануне казни, несокрушимый дух оживают в мужественной, драматической, эмоциональной музыке.

«Последняя ночь» — так назвал Старицкий свой драматический этюд, привлекший внимание композитора.

В этюде Старицкого события происходят в конце XVII столетия. Его герой — вожак восставших против шляхты крестьян Братковский — историческое лицо. Но в музыкально-сценическом произведении Лысенко — страстное, бурное дыхание недавних событий.

…Восстание разгромлено. Братковский в тюрьме. Пытки сменяются посулами. Прокурор обещает осужденному на казнь свободу, жизнь, богатство, пусть только назовет имена товарищей.

Іудою не був — нізащо
Ні вірності, ні честі не продам я,—

отвечает Братковский.

Эти слова стали лейтмотивом всего произведения Лысенко. Их могли бы повторить тысячи героев первой русской революции.

А в школе Лысенко революционно настроенные ученики в разгаре реакции создают инициативную группу для помощи бастующим и арестованным, в которую входили М. Микиша, П. Коваленко, О. Лысенко и другие. Эта группа, с ведома отца, конечно, в определенных конспиративных рамках устраивала вечера, концерты в пользу потерпевших от царских сатрапов. Помню, наибольший сбор дал концерт при участии Мышуги, кстати, он не раз и из собственных средств пополнял нашу кассу. Мышуга был настоящим кумиром киевской публики. Задушевный лирический тенор, незаурядный драматический талант завоевали ему исключительную популярность. Когда после успешного заграничного турне он снова появлялся в Киеве, его фотографии продавались на улице. Какой-то ловкий кондитер выставил в витрине магазина даже торт «А-ля Мышуга» с шоколадной фамилией знаменитого певца на кремовом фоне. Слава преследовала Мышугу по пятам то в виде надушенных писем прекрасных незнакомок,’ то в образе влюбленных до исступления гимназисток. Сначала Мышуга, человек скромный, отбивался как мог от своей славы, но с годами привык к ней, как каторжник к своим цепям, и уже покорно нес свой «крест». Как бы там ни было, а на концерт Мышуги, о котором мы рассказываем, собрался чуть ли не весь аристократический Киев.