Вадим Филатов - Сны воинов пустоты

• Название: Сны воинов пустоты
• Автор: Вадим Филатов
• Жанр: Философия

Родился в городе Душанбе (Таджикистан, Средняя Азия). Выпускник Московского Государственного университета (Исторический факультет), где защитил дипломную работу по теме «Исторические взгляды Достоевского». Прошёл обучение в аспирантуре Московского университета (Философский факультет), защитил диссертацию и получил учёную степень по философии. Преподавал философию и историю в разных вузах России, сейчас — в Балашовском институте Саратовского университета. В 2007 году в издательстве Саратовского университета опубликовал книгу «Антифилософия (Записки подпольного парадоксалиста)». В 2009 году виздательстве "Николаев" вышла вторая книга — "Книга Небытия".Философские эссе публикуются в России ("Топос"), в Болгарии ("Литературен свят")и в Индии ("Taj Mahal Review"). Участник сборника "Современная сетевая проза" (М.,2010) Основное направление философских размышлений — экзистенциальные выводы из философии небытия (проблема смысла жизни).

---

Сон восьмой

Пустота как прямое действие

Ван Янмин (1472–1529)

Вернёмся в Китай. Конец пятнадцатого столетия. Будущий философ Ван Янмин собрался жениться. В свадебный вечер он пошел на прогулку и не вернулся. Ему сообщили, что в окрестных горах живет отшельник; туда он и направился, и они проговорили до рассвета. В доме жены случился большой переполох, во все стороны послали на поиски людей, и в конце концов его обнаружили в горах.

Впоследствии, будучи чиновником, Ван Янмин вступил в конфликт с вышестоящим начальством и был сослан в деревню. В одну из ночей его озарило: всё обладает знанием. Ошибочно искать истину вовне. Путь мудрец заключён в нем самом, — сознание этого пришло к нему внезапно вечером в безлюдном месте, где не было ни книг, ни товарищей, с которыми можно было бы поспорить, ни наставника. Это был его мистический опыт.

В 39 лет он вернулся в столицу, а в 46 стал военным генерал–губернатором и усмирял повстанцев. Одновременно Ван Янмин продолжал страдать от клеветы чиновников, но этим только укреплялось его мировоззрение.

Кодекс чести японских самураев имеет те же конфуцианские корни, что и учение Ван Янмина. Хотя символом самурая являлся меч, главным оружием самурая был его дух. Меч — это лишь продолжение самурайского духа. На поле боя, где свистели стрелы и повсюду витала смерть, воин должен был уметь не только сохранить ясность ума, но и заставить себя мыслить и действовать намного быстрее, чем в обычной обстановке, чтобы использовать даже малейшие возможности для победы и выживания на поле боя. Поэтому самураи стремились исследовать и развивать способности своего духа, и в этом им помогали мастера дзэн–буддизма, ставшие наставниками многих прославленных воинов.

«Я постиг, что Путь Самурая — это смерть. В ситуации «или–или» без колебаний выбирай смерть. Это нетрудно. Исполнись решимости и действуй. Только малодушные оправдывают себя рассуждениями о том, что умереть, не достигнув цели, означает умереть собачьей смертью». Так учит средневековый кодекс чести самураев «Хагакурэ».

Революция пустоты есть соединение самурайского духа, нигилизма и прямого действия. Поскольку прямое действие непосредственно связано со смертью, мыслители, которые хотя бы один раз оставили кабинетные размышления и вступили в мир действия, легко становятся адептами мистицизма, с его стремлением к спонтанной удаче, и сторонниками нигилизма, сознающими своё и всеобщее несуществование.

Китайский философ Ван Янмин жил в конце 15 — начале 16 века. Он создал многочисленные философские сочинения — «Чуань си лу» («Записи преподанного и воспринятого»), «Да сюэ вэнь» («Вопросы к Великому учению»), «У цзин и шо» («Собственное мнение о Пяти канонах»), «Чжу–цзы вань нянь дин лунь» («Положения, установленные Чжу Си в конце жизни») и другие. Теоретические основы системы Ван Янмина таковы:

1) положение о едином происхождении принципа и внутренней силы;

2) положение о достижении благого знания;

3) положение о единстве знания и действия

Ван Янмин был склонен подчеркивать значение интроспекции и медитативной практики для достижения самопознания, без которого внешнее знакомство со многими предметами могло оказаться бесполезным. Наиболее оригинальным в учении Ван Янмина должно быть, по–видимому, признано его знаменитое положение о том, что вне сердца–ума нет ни принципа–ли, ни предметов–явлений, ни занятий–деятельности. При этом Ван Янмин считал сердце–ум не органом в физиологическом смысле, а своего рода средством познания, тело–сущность которого — совершенное благо. Вместо того, чтобы утверждать, что добро и зло познаются благодаря исследованию действительности, Ван Янмин настаивал на том, что благое уже содержится внутри сердца–ума, и поэтому его легко распространить в действие. Практика познания названа Ван Янмином «распространением благосмыслия до предела», это означает, что человек «должен всегда поступать так, как подсказывает ему сердце». Таким образом, «благосмыслие» становится основанием для интеграции личности во внешний мир. Это может быть описано как ощущение единства со всем окружающим миром — от собственных детей до чужестранцев и даже вплоть до черепицы на крыше икамней. «Даже Небо и Земля не могут существовать как таковые без человеческого благосмыслия».

Несмотря на то, что стиль рассуждений в «Чуаньси лу» весьма близок к тому, что приянто называть идеализмом, в действительности Ван Янмин стремился как можно сильнее выразить представление о том, что моральные ценности берут начало во внутренней гармонии чувств, в сердце человека. Нравственные представления возникают внутри сердца–ума и затем распространяются на окружающий мир, а не вытекают из какого–либо внешнего источника.

Ван Янмин был неплохо знаком с буддийскими и даосскими книгами и постоянно использовал их в своей работе. Однажды философ заставил своих учеников «учиться мудрости простого народа», исходя из того, что она служит продолжением сознания человека, а не внешним по отношению к нему знанием. «Благосмыслие и благомощь у глупого мужика и глупой бабы те же, что у совершенномудрых», — говорил он.

Важнейшей характерной чертой философии Ван Янмина является трактовка им знания как смыслообразующего действия. Значение тезиса философа о «совпадающем единстве знания и действия» — в демонстрации действенного характера знания, стремлении доказать, что знание есть действие, а не наоборот, что существенно повышало статус знания и шире — сознательногоначала в человеке. Для обозначения единства знания и действия Ван Янмин и сипользовал, в частности, термин «благосмыслие», под которым подразумевал «субстанциальную сущность и трансформирующую активность одновременно». Рассуждая о единстве знания и действия, Ван Янмин учил: «Знание есть начало действия; действие есть исполнение знания, знать и не действовать означает знать не вполне». Ван Янмин утверждал, что нравственная истина должна немедленно переходить в действие, в противном случае она несостоятельна. Если отсутствует действие, то нет и осознания; раз нет перехода к действию, то осознание ущербно, — именно в этом заключается самый радикальный компонент учения. Говоря более современным языком, Ван Янмин предпочитал дионисийский путь познания, заключающийся в отбрасывании разума, место которого занимает мечущееся в прямом действии тело. «Не нужно быть всё время настороже. Нужно считать, что ты уже мёртв». Так учит кодекс чести самураев «Хагакурэ». Подобный мистический опыт Хайдеггер называл бегством от себя, состоянием восторга, пребыванием вне себя от восхищения.

Итак, распространение благосмыслия до предела есть распространение знания, которое изначально содержится в уме–сердце человека, в действие. А смыслообразующее прямое действие, непосредственно связанное со смертью, порождает нигилизм. Поскольку в эпоху Ван Янмина слово «нигилизм» ещё не было известно, вместо него использовалась категория «возвращения к великой пустоте», которая традиционно рассматривалась в качестве источника возникновения всех вещей, последнего разделителя добра и зла посредством разума. Если, к примеру, разбить кувшин, то пустота, что содержалась в нем, возвращается к великой пустоте. Если представить себе человека в виде такого сосуда, то пустота, содержащаяся в нём, то есть облеченная в тело мысль, устремляется к совершенному разуму, истинной великой пустоте, разбивает кувшин (тело) и мгновенно соединяется с вечнопребывающим абсолютом. Эту великую пустоту можно определить как первооснову активного нигилизма.

Сравнивая пустоту в буддизме с ванъянминовской великой пустотой, мы видим, что пустота, растворяющая в нирване всю иллюзорную множественность вещей и великая пустота, выступающая источником прямого действия, на первый взгляд противостоят друг другу. Однако в буддизме Махаяны, где говорится о необходимости действий для спасения от заблуждений, порождаемых иллюзией «существования», неясно скрыта связь буддийской категории пустоты и великой пустоты из учения Ван Янмина. Согласно замечанию Мисимы, самосожжение вьетнамского монаха в знак протеста против войны, вполне может рассматриваться как прямое действие, совершённое в соответствии с учением Ван Янмина.

Когда нам говорят о Небе, мы обычно представляем себе голубые небеса, но Небо не есть только это. Частицы всеобщей пустоты, скрывающиеся среди камней или в речных волн —это такие же проявления абсолюта, как и небо. Небольшаая пустота, которая содержится в нас, ничем не отличается от пустоты, которой обладают святые. Если кто–нибудь пожелает вернуться к великой пустоте (абсолюту), ему следует знать, что Небо уже пребывает в его уме–сердце. Любой человек, при наличии истинного желания, может достичь пределов святости. «Святой уже сам по себе есть великая пустота; великая пустота уже сама по себе есть невыраженная святость».