Альбер Бенсуссан - Гарсиа Лорка

• Название: Гарсиа Лорка
• Автор: Альбер Бенсуссан
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-235-03671-0

Федерико Гарсиа Лорка (1898–1936) был одарен необычайно. Поэт и драматург, художник и пианист, блестящий лектор, руководитель театральной труппы, — он успел за свою короткую жизнь познать ошеломительный успех во всём испаноязычном мире. Его творчество универсально: ни у кого более легкость и изящество не сочетаются так естественно с мраком и ужасом; в нем непрестанно борются «сила иллюзий с упрямством действительности». Мощь и своеобразие его личности, остановленной в полете, особенно ярко предстают перед нами в безжалостном свете его ранней гибели. На рассвете 19 августа 1936 года он был расстрелян франкистами в Виснаре, на краю оврага, у «Источника слез».

знак информационной продукции 18+

---

Лорка ежедневно просматривал газету «Ideal» и был в курсе того, что творилось в Гренаде: там шли казни республиканцев, причем массовые — ведь город постоянно бомбила республиканская авиация, и эти расправы становились «справедливыми» ответными репрессиями. Адская машина насилия, мести, братоубийства была запущена на полные обороты — в результате к концу гражданской войны в 1939 году число жертв достигнет чудовищной цифры — один миллион погибших, из которых, кстати, лишь четыре процента составляли сами испанцы. Федерико был особенно обеспокоен участью своего шурина Мануэля Монтесиноса, потому что прочел в газете, что ежедневно нескольких пленников выводят из камер на расстрел. Вполне вероятно, что он даже просил Росалесов как-то помочь Мануэлю.

Пятнадцатого августа фалангисты снова появились в Уэрте — на сей раз уже с мандатом на его арест. Обыскав дом, они пригрозили, что заберут отца, дона Федерико, если тот не укажет место, где скрывается его сын. И тогда Конча, младшая сестра Федерико, дрожа от страха за своих троих детей (тем более что ее муж уже был арестован в первые же дни путча), не выдержала и указала убежище брата. Ее муж, Мануэль Монтесинос, на следующий же день был казнен. Когда Федерико узнал об этом, стало ясно, что ему надо срочно покинуть дом друга.

Семейство Росалес уговаривало его искать убежища в доме Мануэля де Фальи: ведь композитор представлял собой национальную гордость Испании и был к тому же ярым католиком, что должно было умерить ожесточение фалангистов против его друга-поэта. Но было уже поздно: 18 августа, в час ночи, три фургона остановились перед домом Росалесов.

Эскадроном командовал Рамон Руис Алонсо, всей душой преданный делу Фаланги, бывший парламентарий от Испанской конфедерации независимых правых, а ныне «истинный патриот», но неоцененный «по достоинству» отделением Фаланги в Гренаде: вступление его в фашистскую партию, на его взгляд, не было достаточно вознаграждено материально. И вот теперь перед ним открылась такая блестящая возможность отличиться — арестовать «красного» в доме самих фалангистов, да еще и на виду у всех! Какая удача! Конечно, Росалесы пытались как-то договориться с фалангистами, но всё было тщетно: Лорку собирались арестовать за то, что, по словам Руиса Алонсо, «он причинил больше вреда своим пером, чем иные — револьвером».

В своей комнате Федерико слышал всё, что о нем говорилось внизу. Он в ужасе понял, что для него всё кончено. Тогда он встал на колени перед Распятием и принялся горячо молиться. Затем спустился и дал увезти себя в префектуру, что располагалась совсем рядом с домом Росалесов. К его несчастью, гражданский начальник, Хосе Вальдес Гусман, уехал по служебным делам, и его временно заменял подполковник гражданской гвардии Николас Веласко Симарро. Так Лорка оказался перед тем, кто, помня, как он «оскорбил» жандармерию в своих стихах, воспылал чувством мести — несмотря на высокие связи поэта в гренадской Фаланге. Всё было решено — ничто не помогло: ни заступничество семейства Росалес, ни вмешательство адвоката Лорки. Луис Росалес лично отправился в префектуру, чтобы оспорить действия Руиса Алонсо, который был чином ниже его, но оказался бессилен перед представителем нацистского правительства Хосе Вальдесом Гусманом — тот не захотел пощадить «этого красного».

Девятнадцатого августа в три часа утра Федерико вывели из префектуры закованного в наручники вместе с другим осужденным, учителем Галиндо Гонсалесом. Их посадили в машину с двумя гвардейцами и двумя солдатами-фалангистами и отвезли за десять километров, в Виснар, — здесь, на краю оврага, оба должны быть расстреляны, вместе с двумя бандерильеро, анархистами. Молодой гвардеец объяснил Лорке, что он сейчас будет казнен, и помог ему помолиться, потому что охваченный ужасом поэт не мог вспомнить слова молитвы «Confiteor», которой когда-то в детстве учила его мать.

На рассвете, в пять часов утра, все четверо были выстроены перед оливковой рощей, у журчащего фонтана «Ainadamar» (по-арабски «Источник слез»), расстреляны и сброшены в овраг, ставший их могилой, надолго преданной забвению — лишь «Источник слез» журчал, словно рыдал над убитыми.

Эта оливковая роща сегодня называется Парком Федерико Гарсиа Лорки, и сотни людей приходят сюда поглазеть на тот большой овраг (его очертания различимы и сейчас), где упокоился поэт — вместе с сотнями или даже тысячами других жертв франкистов в Гренаде.

Годы спустя его старый друг Сальвадор Дали напишет: «В начале войны мой большой друг, поэт “mala muerte” Федерико Гарсиа Лорка был расстрелян франкистами в его родном городе Гренаде… Какая низость! Лорка был в действительности самым аполитичным поэтом на земле. Его смерть символична — поэт является неизбежной жертвой всякого революционного потрясения… Лорка был настоящей личностью, достойной восхищения, и этого оказалось достаточно, чтобы быть расстрелянным первым попавшимся негодяем испанцем — погибнуть первым среди многих других».

По правде говоря, эгоист Дали был более аполитичен, чем Лорка, который всегда защищал «униженных и оскорбленных», но правда и то, что Федерико, называвший себя «другом народа», или даже «братом всем людям», не считал справедливым принимать ту или иную сторону в братоубийственной войне. Доказательством тому — сам парадокс его гибели: названный «красным», он обрел себе защиту среди своих друзей-фалангистов, но погиб по воле какого-то чудовищного поворота судьбы.

Луис Бунюэль, тоже давний его друг (несмотря на некоторые недоразумения, бывшие между ними), утверждал, что «Лорка… никак не мог увлекаться политикой». Он оставил нам в своей книге «Мой последний вздох» прекрасное доказательство своей дружбы с поэтом и справедливую оценку его личности: «Известие о его смерти стало ужасным ударом для всех нас. Из всех, кого я в жизни встречал, Федерико был всегда на первом месте. Я не говорю здесь о его театре или о его поэзии. Я говорю о нем самом. Шедевр — это был он сам. Мне даже трудно представить себе кого-либо похожего на него. Садился ли он за пианино и подражал Шопену, изображал ли он пантомиму или короткую театральную сценку, — он был неотразим. Он мог читать что угодно — в его устах всё было прекрасно. Он был сама страсть, радость, молодость. Он был как язык пламени».

Тело поэта не было найдено: трупы расстрелянных заливали негашеной известью… Но он останется навсегда, еще и по этой причине, живой легендой, живым укором франкистской подлости, которая объявила миру свое позорное кредо словами одного из своих самых низких прихлебателей: «Смерть интеллигенции!» Лорка стал символом страданий Испании. Он стал символом всех жертв гражданской войны. Навсегда, для всех последующих поколений, Федерико Гарсиа Лорка останется Расстрелянным Поэтом.

МЕНЯ ЗОВУТ ФЕДЕРИКО ГАРСИА ЛОРКА

Сон был короток, но счастлив.

Мануэль Пуиг

Занавес упал. Осталось лишь написать эпитафию. Но не нам делать это — она уже была написана самим поэтом. Когда он садился на поезд в Гренаду, той памятной ночью 13 июля 1936 года, возмущенный франкистским переворотом и началом гражданской войны, он увозил в кармане несколько наспех исписанных листков: это была его последняя театральная пьеса с ностальгическим названием «Сны моей кузины Аурелии» — сегодня от нее осталось лишь несколько начальных страничек.

Пьеса была задумана как бы в продолжение, но и в противопоставление «Донье Росите, девице»: после напряженной и мрачной драмы затворничества, «Дома Бернарды Альбы», эта новая пьеса должна была стать возвратом к цветущей Андалузии — с ее источниками, ароматами и всей ее пьянящей прелестью. Это была бы своеобразная хроника жизни Гренады в 1910 году (тогда как действие «Доньи Роситы», на протяжении всех ее трех актов, происходило примерно в период с 1900 по 1925 год), то есть это было возвращение поэта в детство, когда ему было лет десять-двенадцать.

Пьеса погружает нас в его воспоминания о жизни в Гренаде, а именно — о гинекее[23], где мальчик любил проводить время со своими кузинами, самой любимой из которых была Аурелия — ей тогда было 22 года.

Занавес открывается — и мы оказываемся свидетелями их шалостей и милой болтовни. Идет беседа в духе «мадам Бовари» по поводу романа, читаемого вслух, действие которого разворачивается вокруг чистой юной девушки: воздыхатель похитил ее и увез с собой. На первый взгляд мы опять оказываемся в русле «Кровавой свадьбы» и с теми же проблемами затворничества и опозоренной чести — как в «Доме Бернарды Альбы», но здесь всё выглядит иначе. В центре — как всегда Женщина, с ее ожиданиями и мечтами. «Верите ли вы, что можно прожить, не читая романов и не ходя в театр?» — спрашивает Аурелия, которая на себе испытала, что представляет собой жизнь взаперти у сестер-монахинь Кальдерона — как в свое время донья Висента, мать поэта, а позднее — и его сестра Конча: в их жизни многое значил побег в страну воображения.