Виктор Голявкин - Избранные

• Название: Избранные
• Автор: Виктор Голявкин
• Издательство: Зебра Е
• Жанр: Современная проза
• Год: 2004
• ISBN: 5-94663-154-3

В сборник избранных произведений Виктора Владимировича Голявкина включены самые первые авангардистские фрагменты прозы, никогда не выходившие в книгах; лирические, юмористические, гротесковые рассказы для взрослых, писавшиеся в течение всей жизни, в том числе в самые последние годы; раздел рассказов для детей, давно ставших хрестоматийными; также известная неустаревающая повесть о войне «Мой добрый папа».

Издание сборника предпринято к юбилею Петербурга и к семидесятилетию писателя, патриота города, светлой талантливой личностью которого в своем культурном арсенале петербуржцы могут гордиться.

---

Его дома не оказалось. Я взял такси и поехал домой.

— Поджарь мне картошки, — сказал я жене.

— Ты ее только что ел, — сказала она.

— Хочу еще, — сказал я.

Совсем неплохо, я считаю, нельзя обижать картошку. Вкусно, съедобно, хорошо, все правильно. А что, неправильно, что ли? Картошка есть, пожалуйста, сколько угодно. Но до морозов нам ее все же не съесть. А морозы надвигаются.

Людям приятное сделать хотел, поделиться картошкой а они не понимают, что ли?..

НЕ ВГОНЯЙТЕ ЖЕНЩИН В КРАСКУ

Начиналось красиво.

В это утро я повесил пальто в гардеробе, чтобы не утруждать гардеробщицу. Поднялся по лестнице, чтобы не утруждать лифтершу. Поздравил всех женщин отдела с Женским днем, а уходящая на пенсию Шарова кокетливо спросила:

— А персонально?

— Деньги собраны, — сказал чертежник Муров, — и подарки будут вручены всем персонально, что еще надо?

— Сейчас же извинитесь! — сказал я Мурову.

— За что?! — удивился Муров.

— Некрасиво!

— Что некрасиво? Да я для них деньги неделю собирал, никто давать не хотел!

— Прекратите, Муров! В такой день женщины не должны знать о таких вещах!

— О каких вещах?! — изумился Муров.

— О деньгах!

— Вот те на! Я же с них собирал!

— Да вы что?!

— Собственную инициативу проявил, — похвастался Муров.

— Ах. Муров, Муров, нет у вас такта! Вгонять женщин в краску в такой день…

— Да кто их в краску-то вгонял? Больше я общественной работой заниматься не буду! — Он, как шашкой, резанул рукой воздух.

— И не доверим, Муров, не доверим, — сказал я.

— Испугали!

— Я с вами потом поговорю, — сказал я, садясь за свой стол.

— А чего мне с вами разговаривать! Из-за вас я испортил чертеж!

— Успокойтесь, — вмешались женщины, — не надо. В такой день…

Тогда я сказал:

— Всех женщин, сейчас здесь сидящих, стоящих и идущих… — тут я перевел дух, — наравне с мужчинами, угощаю мороженым и шампанским за свой счет!

— Вы сказали: «наравне с мужчинами», — кокетливо вставила Шаровая, — а мужчин у нас двое…

— Я имел в виду женщин, которые шагают наравне с мужчинами, так сказать, в общем ряду, в одном строю, а не в данном случае…

— Надо выражаться поточнее, — огрызнулся Муров.

Шарова кокетливо сказала:

— Шагать в одном строю с некоторыми мужчинами просто позорно…

— Кого вы имеете в виду? — спросил Муров.

— Да так… — кокетливо сказала Шарова, — завели такую кутерьму.

В кафе развеселились.

Я возмущался Муровым.

— Ах, этот Муров! — вздыхали женщины, поднимая бокалы.

Запели.

Вышли на снежок.

С трудом проводили Шарову. Она вырывалась и опасно скользила.

Коринну провожали вчетвером. Марину втроем, Валентину вдвоем. Стеллу вел один. Я был ко всем внимателен.

Стелла смеялась и закидывала меня снежками.

— Разбегайтесь! — звонко кричала она. — Опля! Расшевелитесь!

— Фу… ну зачем?.. — отмахивался я.

— А вы не стойте! Ловите! Эх вы! Нате вам! P-раз! Оп! Еще!

Она подбежала совсем близко и от нового снежка я зашатался. Крепко бьет, удивился я. Пусть. Женский день.

— Нате-ка вам еще!

— Довольно… — просил я, выплевывая снег. — За что?..

— Ха-ха! Хо-хо-хо! — хохотала она, убегая.

Было поздно. За полночь. Потухли огни. Наступило девятое марта.

Я вдруг заплакал: вспомнил о своей жене.

КУДА ПОШЕЛ? И ГДЕ ОКНО?

Мы с ним сидели в баре в иностранном аэропорту. Наш рейс откладывали. То и дело мы слышали информацию на трех языках. Бармен сказал, что разбился самолет при посадке, выясняли причину, рейсы один за другим отменяли.

Самолеты не летали, народу в баре прибавлялось. Возможность потерпеть катастрофу никого, похоже, не пугала.

Мы с ним пробовали разные напитки, от пепси до виски, потом составляли разные сочетания, пиво в сочетании с виски… Вспоминали Москву, Ленинград, Купчино, улицу Фурманова…

В баре, забитом людьми, появился мальчик-официант в расшитом костюмчике с подносом в руках. Он освободил поднос у столика, взял его, как щит, и показал, что нарисован на нем Моби Дик, белый кит. Потом он появился с другим подносом, на нем был нарисован чемпион мира по боксу Кассиус Клей.

— Кассиус Клей! — говорит мальчик и бьет апперкотом пустой поднос.

Звенит поднос, кричит на мальчишку бармен, но он бьет еще, еще, надоело ему работать, хочется мальчишке поиграть.

Бармен выхватил у него поднос. Стоит смущенный мальчишка, в своем костюмчике похожий на маленького принца.

Потом был еще поднос, на нем тоже что-то было нарисовано, но, может быть, нам только казалось, мы уже плохо различали подносы. Но все время видели мальчика.

— Что за родители — заставляют ребенка работать, — говорю я. — Послушай, мальчик, подойди-ка ты сюда… иди, иди, не стесняйся, на тебе ручку в подарок, держи. Что бы ему еще дать? — говорю.

Мальчик послушал разговор, взял ручку и сказал:

— Я! Учительница сказала: «Куда пошел? И где окно?»

— Что-что? — удивился я.

— «Куда пошел? И где окно?» — радостно повторил мальчик.

Ах, он учится в школе русскому языку и показывает нам свои успехи!

— Кто заставляет его работать? Родители?

Все быстро менялось. В окно уже виден закат на летном поле. Мальчик устал, ему хотелось спать. Но он менял свои подносы и показывал, как они разрисованы. Иногда он звенел подносом. Проходя мимо нас, всегда говорил:

— «Куда пошел? И где окно?» — И смеялся.

— Я этих слов никогда не забуду, — говорю. — Такие смешные слова! Подходят во всех случаях.

Теперь самолеты один за другим взлетали. Мы плохо слушали объявления. Мой друг показал на взлетающий самолет и сказал:

— По-моему, наш самолет взлетел.

— Не может быть, — говорю я, смеясь. — «Куда пошел? И где окно?»

Да, так и есть, самолет улетел, а мы остались.

— Привет! — сказал друг. — Наш багаж в самолете, а мы с тобой здесь, черт бы побрал!

— «Куда пошел? И где окно?» — повторил я слова мальчика, и мне казалось, в словах много смысла, сплошной глубокий смысл, такой глубокий, что дальше уж некуда. Все быстро меняется, а слова остаются незыблемо.

Все действительно быстро менялось.

Мы с другом улетели тогда другим рейсом.

С тех пор тоже все изменилось.

Друга нет.

Сижу я один и думаю: «Куда пошел? И где окно?..»

ПРОГУЛКА

Надел шляпу, пальто и собрался идти. Посмотрел в зеркало, шляпу поправил и глаз почесал. Потом снял шляпу и снова надел, чтобы она, значит, лучше сидела. И пошел.

— Ты чего все забываешь? — окликнула из кухни соседка. — Чайник поставил и забыл.

— Какой чайник? Ах, да! — Ведь и вправду он чайник поставил.

Подошел к плите, газ выключил, отставил в сторону чайник. Чай пить не стал, потому что одет, идти собрался.

Один раз забыл второй носок надеть, весь день проходил, заметил, когда снимать пришлось.

— Я пошел, — говорит.

— Ну, будь здоров, — говорит соседка.

— Я вполне здоров, — говорит он и смотрит на соседку.

— Чайник забыл, — говорит соседка.

— Почему вы думаете: я нездоров? — спрашивает он.

Она кивает на чайник.

— Как хочешь думай, — говорит она.

Что-то смутное приходило в его голову, уходило, возвращалось, расплывалось. Но четкого ничего не было. Одна мыслишка проскочила, не такая уж важная, он ее тут же забыл. Потом еще мелькнула, он и эту забыл.

Соседка, видно, раздумывала. Она муторно на него посмотрела, будто он нездоров, а он на нее смотрит, будто она нездорова. Посмотрели, поняли и в разные стороны пошли.

Он вспоминает год, число, месяц, чтобы ничего не перепутать.

Нет, нет, он ничего не путает, знает, какой сейчас год, число, месяц. Улыбнулся самому себе и вышел на улицу.

На улице жаром охватило, он снял шляпу, держит в руке, другой рукой размахивает. У него так часы заводятся, они с подзаводом, баланс амортизирован. Часы — уточнять время: год, месяц, число. Скрип внутри часов прекратился, завелись. В это время он уже мимо садика проходил по направлению к главной городской магистрали. В садике карусели: кони, слоны, дети, музыка. Взрослые стоят над детьми и смотрят, на лицах улыбки.

И три-ли-линь! Три-ли-линь! Хорошо, как в детстве!

Эх-о-о-о! У него в детстве то же самое было. Тоже был садик, и он там с утра рылся в песке. Совочком копал песочек. Ведерко наполнял. Строил из песка домик.

Потом в школу повели. В институт пошел. После — в армию.

Женился — и вот тебе семья: жена и двое белокурых детишек, с одной стороны. С другой стороны — трудовой коллектив.